— Ты еще скажи, что ты своей новой семьей недовольна, — Ваня язык показывает, ну совсем ребенок. В жизни мальчика, вспоминается ей давным-давно услышанная шуточка, самые сложные первые сорок лет. Насчет сорока она поручиться не может, но вот этому отдельно взятому мальчику скоро девятнадцать, и периоды взрослости и ответственности у него перемежаются вот такими вот вспышками детства на несколько секунд. Не сказать, чтобы это было плохо, напротив, это даже очаровательно, особенно учитывая, что ничему это не вредит — и она готова ему это простить и спустить на тормозах. И сейчас она качает головой с улыбкой, прежде чем лицо опустить. Главное сейчас — не пролить чай на платье.
— Насколько капризной надо быть, чтобы быть недовольной в такой семье? — вопрос, конечно, риторический. Она ответа и не ждет, да и зачем он ей? — Уже одного тебя достаточно, чтобы быть довольной. Я в раннем детстве очень хотела брата. Желательно старшего, пока не поняла, что уж старшего-то мне точно неоткуда взять. А тут вот он, пожалуйста.
В лице Вани, кажется ей, что-то неуловимо меняется на какую-то долю секунды. Кажется, припечатывает она для самой себя, и не больше. Тетя Лена ее кулон ведьминский поправляет, потянувшись, кивает довольно — вряд ли кто поймет, что он значит, но уже само то, что она носит его открыто, что-то вроде повода для радости. Если ведьма прячется от других, это напрягает. Но ей, да и всему их ковену, нет смысла прятаться и таиться. Пусть таятся те, кому это нужно.
— Ванюш, ты на заднем сидении будешь, с Сашенькой, — заявляет она, кулон отпуская и направляясь к двери. — Через полчаса поедем, собирайся.
На заднем примостившись, Саша его руку находит, сжимает в обеих своих ладонях — уже не уверенность в себе ищет или спокойствие, а просто держится за него. Ваня ее за плечи обнимает ненадолго, целует в висок, будто пытается успокоить. Ее успокаивать уже не нужно, но она тянется в ответ — не физически, а магически. В Ване магия есть тоже, но она спящая где-то далеко в глубине, до нее не дотянуться, и она даже не пытается ни прощупать, ни на вкус попробовать. Давно не пытается. Ей его эмоции гораздо интереснее, и в них она распознает волнение, ту же самую гордость, что в ней самой, позаимствованная, принятая ею с благодарностью в дар, и теплоту. Ей кажется, можно было бы лучше понять его, если бы она могла увидеть и его чувства, но это пусть остается тете Лене, а не ей. Она целительница, как выяснилось не так давно, эмпатия и чтение чужих душ не ее специализация. Она не лезет.
Она не лезет даже в то, что уже попробовала и до чего дотронулась, когда Ваня из машины почти выпрыгивает, спеша ей руку подать. Как принцесса. Вика подбегает, обнимает, радостно визжа, в восторге от нового своего статуса выпускницы, тоже в алом, пусть и не та же ткань, пусть и не тот же фасон, а все же — у нее подвеска на браслете, и улыбка яркая, и…
— Мне Татьяна Александровна, — шепчет ей на ухо Вика, — вычислила благоприятные даты для ритуала. Мы с Никитой выбрали ближайшую, первое полнолуние после Купалы, я уверена, все получится.
С Никитой — вот он, стоит неподалеку, улыбается. Саша тоже улыбается в ответ, фальшиво насквозь, но даже не пытается иначе, все равно ей никто не поверит. С Никитой у нее что-то вроде вооруженного нейтралитета, когда они друг друга поддевают постоянно, но не трогают больше чем позволено. Никита не впервые с ведьмами сталкивается, он с Леной встречался раньше, и для того, кто не от ведьмы рожден и не женат на им подобной, он в этом всем понимает слишком много, знает слишком много. Не ей решать, не ей что-то говорить, не ей рассуждать на эту тему. Никита ей не нравится. Она ему, она знает, тоже. Пусть. Это не тот факт, осознание которого сделало бы ее несчастной.
— Надеюсь, у вас все получится, — шепчет она в ответ. — Я свои даты еще не выбрала. И Дане еще не рассказала.
— Боишься? — Вика проницательна, как всегда, как если бы это было ее специальностью. — Саш, послушай меня. Если он тебя любит, тебе нечего бояться.
— Если он меня любит, — повторяет она с усмешкой кривоватой, отстраняется и улыбается мягче, искреннее. — Давай об этом не сейчас и не сегодня? У нас выпускной, ты разве не хочешь им насладиться?
Вика смотрит так, будто все понимает. Молчит. Саша ей за это благодарна. Благодарна она и теть Лене за то, что держится поодаль, но все же тут, и дяде Андрею за то же самое, и Ване просто за то, что он тоже приехал, хоть и не должен был — они все не должны были, все ничего ей не были должны, и все же вот они тут. В зале шумно и тесновато, всех тянет на улицу, сидеть долго в пропыленных креслах кажется пыткой — Ирина Владимировна обнимает всех, задерживает ее чуть дольше.
— Теперь можешь называть меня тетей Ирой, — тихонько заявляет она, почти требуя. Саша смех сдерживает изо всех сил, позволяя прорваться наружу лишь фырканью.
— Постараюсь, — обещает она, зная, что больше ничего обещать не может. Из-под потолка ярко светят лампы, солнце прорывается в окна, а в прикосновении Ирины Владимировны — тети Иры, надо начинать привыкать — капелька магии с вишневым вкусом. Лимоном где-то на грани сознания остается поддержка. — Спасибо.
Аттестаты, медали, поздравления и музыка — Саша теряет этому всему счет, теряется в этом всем, ей не понять, прошло полчаса или полдня — но солнце на улице еще ярче, когда они, наконец, высыпают наружу, толпа подростков, которые уже к осени назовут себя студентами, провозгласят себя взрослыми, и будут ожидать от других того же самого отношения к ним. Она с Букиными прощается, обещает хотя бы постараться не забывать о телефоне — он у нее в сумочке, которую она не собирается из рук выпускать — и провожает их глазами, прежде чем к автобусу направиться. Домой ее должен привезти Даня, они об этом договаривались, и он обещал что приедет до рассвета, а значит, с ними она не увидится до самого утра, и это самое долгое за последние почти шесть лет расставание со всей их семьей. Конечно, старшие уезжали каждый год на свои гастроли, но оставался Ваня, и значит, не от всех она была вдали. Это почти странно.
— Ну, чего зависла? — Вика ее за руку хватает, тянет за собой, запястье обхватив, к автобусу. — Давай, а то без тебя уедем. Бети уже тусить хочет, сейчас возмущаться начнет, ты уверена, что хочешь быть причиной ее обид? Я бы на твоем месте подумала дважды.
А то и трижды, или даже четырежды, думает Саша, позволяя себя утащить. Тусить наверняка хочет не только Бетина, но и вся их параллель, и даже внутри нее самой пузырьками шампанского предвкушение этого вечера булькает. Шампанское их ждет вечером, после поездки по городу, после прогулки, после отправленных по реке корабликов с самыми заветными и самыми глупыми мечтами на борту — Саша пишет «немного больше магии в жизни» и самой смешно. Ну куда еще больше, чем у нее и так есть? С другой стороны, магия ведь не обязательно та, которая в ее крови — магия может быть и другой. Когда дух захватывает от переполняющего счастья, когда сбываются мечты, когда происходит то, о чем не стоило и мечтать, это разве не магия? Ей кажется, что да. Шампанское в бокале шипит, лопаются пузырьки на языке, музыка гремит в ушах, и один за одним приглашают ее на танец бывшие одноклассники — она соглашается раз за разом, ведь как знать, когда ей доведется потанцевать в следующий раз? В голове после третьего — или четвертого? — бокала изумительная легкость, она вместе со всеми восторженно аплодирует и кричит, когда в темном небе вспыхивают яркими тропическими цветами фейерверки, и долго стоит потом, голову запрокинув, когда они все дружно отпускают вверх светящуюся стаю небесных фонариков. Ей бы желание загадать, вот только какое?
«Чтобы так было всегда», вспоминается ей давным-давно загаданное в день рождения. «Чтобы так было всегда», повторяет она, провожая глазами исчезающую вдали светящуюся точку своего фонарика, так и улетевшего без желания вдаль, посылает эту мысль ему вслед. Небо понемногу сереет, Саша телефон достает, чтобы посмотреть на время, и видит на экране почти десяток пропущенных звонков от Дани. Неужели звонил уже, чтобы узнать, где она? Время почти подходит к тому, когда они договорились встретиться на парковке — она со всеми прощается, бредет медленно, потому что ноги в босоножках устали, и не сразу понимает, что ей не кажется, когда вместо Дани и его авто видит привалившегося к своей машине Ваню. У Вани волосы взъерошенные, и он выглядит невыспавшимся, и улыбается он так светло, как только он может.
