«Предание» Гессена это «задание» не только для авторов книги, но для каждого современного интеллектуала. И наполняя сегодня смыслом каждый момент нашей жизни, мы осуществляем философско-педагогический идеал человечности, о котором мечтал С. И. Гессен.

В. В. Сапов, Т. Г. Щедрина

Сергей Гессен: философ в изгнании[2]

А. Валицкий

Сергей Иосифович Гессен (1887–1950) – философ, почти совершенно забытый на своей родине. Лишь в последнее время, когда началось возвращение в Россию наследия забытых и одиозных некогда в СССР ученых-эмигрантов, имя Гессена стало появляться на страницах русских научных изданий. Однако если современному читателю хотя бы понаслышке и известна деятельность Гессена как теоретика педагогики[3], то о Гессене-философе до сих пор вспоминают в основном лишь в контексте философской полемики, разгоревшейся по поводу международного проекта издания философского ежегодника «Логос»[4]. Но организационно-редакторская деятельность в ту пору совсем еще юного Гессена знаменовала лишь начало его творческого пути в философии. Вместе с тем дальнейшая жизнь и творческая эволюция философа все еще остаются малоизученными. Обстоятельства сложились так, что годы расцвета, время проявления наивысших творческих сил совпали для Гессена (да и не для него одного) с порой страшных потрясений, утраты Родины, трудных многолетних скитаний. В результате большая часть его работ была написана в эмиграции, публиковалась, как правило, на иностранных языках (немецком, чешском, польском) и, стало быть, оказалась недоступна для изучения в СССР, а за рубежом он как философ не получил должного признания. Здесь вряд ли стоит пересказывать подробности его биографии – Гессен сам рассказал о перипетиях своей нелегкой жизни в «Автобиографии», которая публикуется в приложении к настоящему тому[5]. Однако стоит остановиться на некоторых ключевых моментах его жизненного пути с тем, чтобы полнее представить себе результаты его философской деятельности, проследить этапы его духовной эволюции, ее причины и смысл.

С ранних лет на Сергея Гессена оказывала постоянное влияние профессиональная и политическая деятельность его отца, видного юриста и одного из основателей партии кадетов Иосифа Владимировича Гессена. Еще гимназистом он оказывал помощь отцу в издании кадетской газеты «Право»[6]. Постоянная углубленность в правовую проблематику (это и его постоянное сотрудничество с отцовской газетой, и собственные исследования на правовые темы, например, «Философия наказания» в «Логосе»[7]) впоследствии даже ввели в заблуждение о. В. Зеньковского, считавшего Гессена юристом по образованию[8]. Но в своих политических пристрастиях Сергей оказался куда левее своего отца. В политике его привлекал средний путь между либерализмом и социализмом; еще в гимназии он вступил в революционный кружок – секцию «Северного союза гимназистов». В Германии, куда он отправится сразу после получения аттестата зрелости, научные интересы заслонят собой политику, но социалистические симпатии сохранятся у Гессена на всю жизнь, и в Февральскую революцию именно левые убеждения приведут его в плехановскую группу «Единство» (правда, с точки зрения революционной социал-демократии, эта социал-демократическая группировка имела крайне правый характер).

Хотя в чисто политическом плане деятельность Г. В. Плеханова с его соратниками после Февральской революции была обречена на провал, эта полоса жизни Гессена не прошла бесследно: именно в 1917 г. он начинает разработку исследования постоянно занимавшей его проблемы: места правового социализма и эволюции современного государства. Брошюра «Политическая свобода и социализм»[9], написанная для серии популярных изданий «Библиотека свободного гражданина», стала первым наброском его будущей концепции генезиса и развития идеи современного правового государства.

Спустя десять лет Гессен разовьет свои представления о «старом» и «новом» либерализме в цикле статей, напечатанных на страницах парижских «Современных записок». Работа будет по достоинству оценена рецензентами, рекомендована к отдельному изданию, но по стечению ряда обстоятельств так и останется лежать в архиве автора практически в готовом виде[10].

Годы в эмиграции (Берлин и затем вскоре Прага) до середины 30-х гг. стали трудным периодом в биографии философа. Жизнь в Праге не давала ощущения прочности положения, и эта материальная неопределенность лишала его возможности систематически работать над своими излюбленными темами – проблемой формирования личности, идущей от риккертианской теории ценностей, которую Гессен развил в стройную теорию своей «социальной педагогики», и проблемой развития правового государства, его судьбы в ходе исторического прогресса, а в связи с этой проблемой и вопросом о сущности права и его месте в истории человечества. Только переезд в Польшу в 1936 г. наконец позволил Гессену начать стабильную жизнь. Именно Польша стала для него второй отчизной. Этот недолгий период до начала Второй мировой войны станет для Гессена чрезвычайно плодотворным – ведь упомянутые выше темы разрабатывались им с величайшей тщательностью именно в эти годы. Конечно, педагогическая деятельность отнимала у Гессена много сил и времени. Но она же создала философу во всей Польше славу крупного ученого-педагога.

К сожалению, в Польше Гессен не нашел своего места как философ. Уже сложившаяся к приезду Гессена в Варшаву «львовско-варшавская школа», чисто аналитическая, программно-научная и совершенно чуждая всяческой метафизике, не была ему близка. Поэтому в философской среде Гессен остался одинокой фигурой. Его известность в Польше была высокой, научный авторитет его бесспорен, его любили и уважали коллеги и ученики, но в основном лишь как теоретика педагогики.

Страшным испытанием стали для Гессена годы войны. Он стоически переносил тяготы военного быта, постоянно работал, даже в какой-то мере свыкся с положением подпольного педагога – но к концу оккупации Польши его ждала новая трагедия: в огне Варшавского восстания погиб домашний архив Гессена с рукописями последних лет; погибла и верстка первого тома его новой книги, уже отданная в издательство[11].

С окончанием военных действий ситуация в Польше стала быстро изменяться. Наряду с началом реконструкции экономики, восстановлением лежавшей в руинах страны, пошел полным ходом и процесс ее «сталинизации». «Марксистский перелом в общественных науках» создал непереносимую интеллектуальную обстановку в университетских кругах. К 1949 г. профессор Т Котарбиньский, друг Гессена, уже не был ректором Лодзинского университета, где Гессен получил кафедру на факультете педагогики. Преподавание философии было вообще упразднено вплоть до формирования «марксистских философских кадров». Хотя Гессен работал на педагогическом факультете и непосредственно его эта чистка не коснулась, было ясно, что развитие событий неминуемо приведет и его к лишению кафедры.

В этих условиях для сохранения педагогической практики Гессен решил перейти преподавать русский язык на недавно открытом отделении русской словесности. Для студентов отделения его языковые лекции стали интереснейшей частью учебной программы. Понятно, что для такого эрудита, каким был Гессен во всех гуманитарных сферах, лингвистический анализ был поводом для увлекательных и блестящих экскурсов не только в философию языка, но и в историю философии, искусства, в историю культуры в целом. Он излагал материал так, как это делали, наверное, древние философы-грамматики. Те, кому посчастливилось слушать его лекции той поры, надолго сохранили их в своей памяти.