Две камеры напротив занимали мужчины. Первому на вид было около тридцати пяти, второй старше, но незначительно, стоял у решетки почесывал небольшую бородку. Оба о чем-то перешептываясь, с нескрываемым интересом поглядывали в сторону Мира.

Где-то вдалеке раздались звонкие удары кованых сапог – заключенные мгновенно разошлись. Шаги стражников то затихали, – тогда что-то деревянное ударялось о пол, – то раздавались снова. Вскоре тюремщик в сопровождении еще двух подошел к камере. Деревянная посуда гулко упала на пол. Жидкая серая каша частично расплескалась, оросив пол. Мир безразлично посмотрел на еду. Как только стража скрылась за поворотом, молодой заключенный из противоположной камеры сказал:

– Ну что смотришь? Ешь, – и принялся с аппетитом отправлять баланду себе в рот.

Мир пододвинул к себе свою порцию и понюхал – пахло тухлятиной. Его замутило.

– Брезгуешь что ли? – не отставал заключенный.

Юноша посмотрел на него. Серая бесцветная тюремная роба висала на заключенном как мешок. Мужчина имел худощавое телосложение, но не производил впечатления слабого человека. Было в нем что-то от мощной сжатой пружины. Его сосед, сидя в углу, уже заканчивал управляться со своей порцией.

– Тебе того, – он провел пальцем по горлу. – Угадал?

Мир флегматично кивнул.

– Здесь все такие знаменитые собираются, так что нечего стесняться. Ну, тогда что ты теряешь? Отравиться боишься?

Мир не ответил.

– За что тебя? За смоль?

– Что? – на этот раз вопрос все-таки вывел юношу из состояния задумчивости.

– Ну, это, – заключенный неопределенно указал на лицо. – Мордой не вышел, что ли?

– Примерно.

– Я, видишь ли, тоже. Нет, как заказ сделать, это завсегда, а как счет предъявил, так сразу слили…

– Да не слушай ты его, – включился в разговор его сосед и, бросив пустую чашку, подошел к решетке. – Бандит ты, Капен. Браконьер.

– А ты у нас святоша, значит? – огрызнулся высокий. – Как-то не помогли тебе взносы в Церковь.

– Я порядочный вор и горжусь этим.

– Ну… что ты порядочно наскреб в последней декаде, все и так в курсе… рано или поздно тебя тоже на голову сократят, так что не волнуйся. Вся твоя белая аристократическая кровь землю-матушку напитает.

– Меня Олик зовут, – обращаясь к Миру, сказал вор с бородкой. – Этот болтливый клоун – Капен.

– Попутал меня Нечистый с тобой связаться…

– Эй ты, малец! А тебя как звать-то? – не обращая внимания на колкости Капена, Олик вернулся к прерванному разговору.

– Мирослав.

– Это еще что за имя?

– Можно просто Мир…

– …вашему дому, – дополнил Капен, театрально подняв руки, и бросил посуду на пол перед решеткой. – Вокруг меня одни монашки. Что там святая Тэна? Может транши до нее не доходят, а, Олик? Церковь, наверное, золото под себя гребет. Где там твои вклады? Пора бы уже и проценты получить. Ты мне скажи, а! Чего молчишь? Десять лет? О нет, лучше вышка. Слушай, малец, может, поменяемся?

Мир никак не отреагировал на слова. Как он понял, эти двое уже давно знакомы и попались на воровстве. Видимо, украли что-то очень важное, раз суд отправлял этих двоих на десять лет в каменоломни – обычное наказание для воров.

Где-то вдалеке скрипнула дверь. Те же трое тюремщиков шли по коридору, собирая пустые чашки. Соседи сделали вид, что ходят по камере в задумчивости. Когда охрана скрылась, Капен сказал:

– Я вот что тебе скажу, малец, десять лет горбатиться не стану, тем более, с этим, – вор показал на Олика.

– Трепло, – фыркнул тот.

И понеслось. Оба обвиняли друг друга в самых ужасных грехах, бросались такими словами, о существовании которых Мир не узнал бы никогда. Смысла многих он не понимал и даже не пытался, а лишь мысленно усмехнулся. Почему-то картина его позабавила. Многое проявилось в их совместном прошлом: и попойки в баре «У жемчуженосного краба», и веселье у какой-то Полины, и рейд по кварталу Оро. Мир слышал, что там обитали самые знатные семьи королевства, самый дорогой квартал в Нилае. Даже название переводилось с одного из языков, как «золото».

Резко скрипнула дверь и по длинному коридору гулко разнеслись слова тюремщика:

– А ну тихо там!

Мир поспешил отодвинуться от решетки – не хотелось попасть под горячую руку надзирателя. Олик ретировался. Рослый мужчина подошел к камере Капена и резко спросил:

– Проблем маловато? Могу добавить.

Капен мгновенно сбросил спесь и пробормотал слова извинения.

– Еще раз услышу – мало не покажется, – бросил тюремщик и, потеряв к нему всякий интерес, посмотрел на Мира.

Тюремщик фыркнул и довольный собой направился обратно. Как только хлопнула дверь, Капен сказал:

– Пока рано их дразнить. Тебе повезло, малец. Ты просто не в его вкусе.

Мерзко хохотнув, Капен хотел развернуться, но что-то со стороны поста привлекло его внимание. Мир услышал шаги. Значит, стражник все-таки не ушел. Если так, то он вполне мог слышать слова заключенного и возвращался, чтобы показать свою силу и власть. Заклейменные своей невеселой службой, подобные люди находили в этом процессе редкое в своей жизни удовольствие. Но среди стука кованых сапог едва различался легкий шелест, словно бы кто-то двигался в тапочках. Очевидно, вели заключенного.

– Олик, – с совершенно счастливым лицом произнес Капен, но негромко, – нам счастье ведут. Кажется, твои вложения приносят дивиденды. Ха-ха!

Второй заключенный поднялся с пола и посмотрел в ту же сторону и удивленно присвиснул:

– Вот это да! Эй, Капен, не мерещится?

– Я упоминал сегодня монашек? Тоже сойдет, как думаешь, а?

Воры многозначительно переглянулись. Капен довольно крякнул. Один только Мир не понимал, о чем идет речь.

– Давай к нам, – радостно закричал какой-то другой заключенный вдалеке.

– Нет, ко мне, – раздался густой бас.

– Нет, вы мимо прошли. Вернитесь!

– Ну, тихо! – прервал ор уже знакомый голос надзирателя. – Тихо, я сказал!

Раздался удар металла о металл и брань, кто-то завыл от боли, но никто не унимался. Кажется, преступники совершенно потеряли страх. Всеобщая оживленность дошла и до Мира. Шаги звучали уже совсем рядом, и он поднял голову, чтобы увидеть нового соседа.

– Давайте ко мне. Я уж позабочусь, – бросил Капен, за что получил сильный удар под дых, и согнулся.

В этот же момент Мир все понял. Заключенной была женщина! Ее провели быстро, но он успел увидеть ее запачканное сажей простое платье и растрепанные достающие до плеч светло-русые волосы. По всей видимости, когда-то они были уложены и держались блестящей заколкой, которая теперь болталась на непослушном локоне.

– Сюда ее, – надзиратель указал на соседнюю камеру со стороны Мира, как раз напротив Олика.

Заскрипела дверь. Юноша приподнялся, чтобы разглядеть соседку. Она была чуть ниже среднего роста, стройная. На вид не больше двадцати трех, хотя немного смахивала на подростка. Часть лица скрывали непослушные волосы. Высокий лоб, светло-голубые глаза и линии губ делали лицо симпатичным. И хотя она не выглядела красавицей, смотреть на нее было приятно. В каждом движении чувствовалась внутренняя сила и уверенность.

Двое тюремщиков твердо держали заключенную за руки, словно боялись, что эта хрупкая девушка способна вырваться. Запястья скрепляли тяжелые наручники, насквозь проржавевшие от времени и сырости. На изящных руках они выглядели чудовищно. Несмотря на окрики заключенных и похотливые взгляды надзирателей она держала спину прямо и не выглядела униженной, а снисходительная улыбка добавляла загадочности. В каждом ее взгляде читалось достоинство и гордость. Девушка приподняла запястья и вопросительно посмотрела на тюремщика, но тот резко сказал:

– Ага, конечно, размечталась. Вечерком побалуемся.

Он наклонился к ее уху и что-то прошептал, не переставая самодовольно улыбаться, но девушка никак не отреагировала на его слова. Казалось, она даже не слышала их. Тогда тюремщик толкнул девушку – она буквально влетела в камеру. Вся группа одобрительно засмеялась и направилась к себе.