Какое-то время я молчу. Во-первых, просто не знаю, что сказать, а во-вторых, я давно уяснил, что нельзя отрывать людей от болезненных воспоминаний. Именно в такие моменты мы становимся сильнее.

– А когда вы… В смысле, вы… Я хочу сказать, ваше расставание… – неловко запинаюсь я.

– Вот как все было, Рахул. Мы с Алисой расстались пару месяцев назад, но я помню все до мелочей. Если честно, это она меня бросила. До этого мы мечтали о совместном путешествии в Индию. Мы уже все распланировали: прилет в Дели, путешествие на тук-туке к Тадж-Махалу…

В его голосе сквозит такая тоска, что мне хочется его обнять. Теперь я понимаю, почему он так настоял на поездке до Агры на тук-туке и не рассматривал другие варианты.

– Там я хотел сделать ей предложение, – продолжает Стив, вынимает из кармана маленькую черную коробочку и показывает мне красивое блестящее золотое кольцо.

– Сколько вы были вместе?

– Почти шесть лет. Мы познакомились в техническом университете Берлина. Несмотря на расставание, я все-таки решился на это путешествие. Точно не знаю почему. Каждый метр дается мне с трудом. Но я просто должен там побывать, Рахул.

– Мне тоже непросто ехать, но в этом виноваты только плохая дорога и ужасная подвеска, – рискую пошутить я.

Стив мягко улыбается, и меня с головой накрывает облегчением от того, что его чувство юмора не пострадало от горя.

– Что ж, зато я стану сильнее, – вздыхает он.

– А что такое для тебя сила? – любопытствую я.

– Не ныть. Жить дальше, стать увереннее… Не плакать, – мгновенно отвечает Стив, как будто рассказывая выученный назубок урок.

– А я вот уверен, что сильные тоже плачут, – говорю я. Стив отвечает таким недоверчивым взглядом, что мне приходится объяснить.

– Индийцы тоже считают, что слезы – это проявление слабости. Но отказаться от эмоций – все равно что умереть.

Тут я вспоминаю своего отца. Для нас, своих детей, он всегда хотел самого лучшего. Но каждый раз, когда я плакал, он бросал мне лишь презрительное: «Не будь девчонкой!» Эти слова повлияли не только на мое отношение к женщинам, но и на самооценку.

С тех пор я понял: важно давать волю своим чувствам. Как часто нам приходится улыбаться, хотя хочется только выть в голос? Как часто мы отвечаем «да», когда хотим сказать «нет»? Как часто мы говорим «у меня все хорошо», а дела идут из рук вон плохо?

Почему-то стало модно постоянно угождать окружающим и при этом пренебрегать самым важным человеком в жизни – собой. Моя мама всегда говорила, что только сильный человек не стесняется своих чувств. Когда эмоции успели стать слабостью?

В очередном маленьком городке с нами равняется старенький джип. Стив поглощен своими мыслями, так что мне остается только разглядывать машину. За рулем – ухоженный молодой человек, а на заднем сиденье в детском кресле в голос плачет мальчик. Вот уж кто точно не стесняется выражать свои чувства, думаю я. Большинство детей даже не задумываются о том, насколько это правильно. Но в жизни рано или поздно наступает момент, когда приходится надеть маску.

Отец поворачивается к сыну и начинает корчить безумные гримасы, чтобы его развеселить. Судя по сморщенному от визга личику малыша – старания напрасны. Но отец, словно профессиональный клоун, не сдается и продолжает кривляться.

Клоун – отличный пример. Он носит маску постоянно, его улыбка – подделка. Если ему станет грустно, этого никто не заметит. Это ужасно. Человек под маской всегда одинок.

Подняв глаза, я смотрю в зеркало на Стива. Он не отрывает взгляда от пейзажа вдоль дороги.

– Ты знаешь, что на самом деле означает слово «депрессия»? – спрашиваю я, чтобы вернуть Стива на землю.

– Депрессия… – вслух размышляет он. – Это как… Нет, если честно, то четкого определения я не знаю.

– «Прессия» – это давление. Есть похожее английское слово pressure. А «де» обозначает «обращенное внутрь». Так что депрессия – это буквально внутреннее давление, – немного гордо поясняю я. Об этом я сам узнал от преподавателя латыни, которого подвозил несколько недель назад.

Именно это всегда поражало меня в языке. Каждый день мы используем огромное количество разных выражений, но стоит взглянуть на них чуть пристальнее, и открываются невероятные истины! Я могу часами размышлять над какими-нибудь формулировками, поэтому мне не скучно сидеть в своем тук-туке, когда нет пассажиров.

Но Стива, похоже, беспокоит другое.

– Знаешь, Рахул, я ведь сделал для этой девушки все. Все! – неожиданно восклицает он.

Я мельком смотрю в зеркало заднего вида на его приятное лицо. Стив кусает губы.

– В этом вся проблема. Ты делал для нее все. И что теперь? Этим ты заслужил ее любовь? Мол, я сделал для нее это и вот это, и теперь она обязана ответить мне тем же! Я признался ей в любви, теперь ее очередь… Так не бывает, Стив.

Он молчит. Возможно, почувствовал, что эта тема задела меня за живое.

– Да, но если бы поженились и у нас родились дети, то мы стали бы самыми счастливыми людьми на земле, – возражает он наконец.

– Конечно, а если бы у меня была хорошая машина, было бы чем хвастаться, – хмыкаю я. – А если бы у меня была хорошо оплачиваемая работа, я бы чувствовал себя достойным членом общества. Если, то… Вот это мышление по принципу если, то и делает нас несчастными, Стив. Каждый раз, когда мы связываем какое-то конкретное чувство с достижением определенной цели, мы проигрываем еще не старте.

– Ладно, Рахул, логика в этом есть. Но, согласись, если я выиграю в лотерею, точно стану по-настоящему счастливым! – с полной уверенностью говорит Стив.

– Я читал одно интересное исследование. Там говорилось, что эффекта от любого значительного переживания – будь то выигрыш в лотерею или смерть друга, – хватает всего на три месяца, – отвечаю я так, как будто сам принимал участие в этом исследовании. На самом деле о нем мне рассказал профессор Деви из университета Дели, которого я регулярно подвожу. – В жизни нет определяющего момента, после которого все вдруг меняется раз и навсегда. Не от этого зависит наше счастье, и уж точно не от других людей.

Когда профессор Деви рассказал мне об этом, я тоже был совершенно потрясен. Я засыпал его сотнями вопросов, а он был настолько мил, что даже задержался в тук-туке на несколько минут, чтобы ответить на некоторые из них, и только после этого отправился на лекцию. С тех пор я довольно много об этом размышлял и в какой-то момент понял: то, о чем мне поведал профессор, очень похоже на слова моего дедушки…

Мы останавливаемся перед одним из редких переходов на шоссе. Несколько пешеходов и двое велосипедистов на обочине какое-то время выжидают – не вздумается ли мне внезапно нажать на газ? В Индии совсем не много дорожных знаков и «зебр», да и водители относятся к ним не как к правилам, а как к рекомендациям. Спустя пару недоверчивых секунд пешеходы трогаются с места, а велосипедисты снова ставят ноги на педали. Они едут рядом и перебрасываются шутками. Через несколько мгновений я внимательно осматриваю обочину, чтобы избежать неприятного столкновения с каким-нибудь затаившимся велосипедистом-камикадзе, и только потом еду дальше.

– Заметил тех двух велосипедистов, Стив?

– Тех, что смеялись?

– Да, их самых.

– Не-а, не видел, Рахул.

Я удивленно вскидываю брови, глядя на него в зеркало. Он отвечает такой хитрой улыбкой, что наступает мой черед смеяться.

– Отношения прекрасны, если оба партнера едут каждый на своем велосипеде, – возвращаюсь я к своей мысли. – Мой старший брат очень любит приводить этот пример, а он женат уже много лет. Когда каждый сидит в своем собственном седле, обоим легче ехать. Сначала кто-то один показывает дорогу, потом – второй. Такое путешествие приносит удовольствие. А вот многие пары, по словам моего брата, едут на тандеме[6]. Педали крутит только один, а второй не прикладывает никаких усилий и просто позволяет себя везти. Если тот, кто за рулем, поворачивает налево, его пассажиру надо наклониться в ту же сторону. На тандеме партнеры зависят друг от друга, – подытоживаю я жизненную мудрость своего брата.