Спасибо маме за долгое и счастливое детство.

В детстве я, как и все дети, очень сильно любил животных. В нашей небольшой двухкомнатной квартире не было места даже для меня, но, тем не менее, с нами жили кошка с собакой. Мой отец, напротив, не очень любил домашних животных и частенько применял к ним грубую физическую силу. Он говорил, что делает это не ради удовольствия, а строго в воспитательных целях. Отец наказывал за дело. Бате было невдомек, что животные имели ограниченные умственные способности и частенько не понимали, за что их бьют. Но нельзя сказать, что его методы были совершенно бесполезными. Домашние животные имеют свойство блевать, где и когда не попадя. После очередной такой рвоты, совершенной собакой, отец преподал ей урок, после которого пес чудесным образом съел свою блевотину. Такие чудеса стали происходить сплошь и рядом. Кошка тоже научилась съедать свою блевотину. Как видно, отец оказался неплохим педагогом. Он умел находить общий язык с животными.

Нашего пса звали Чарли. Иссини-черная шерсть с белой полоской на груди. Без породы, без племени и без масти. Хоть Чарли и не был ласковым псом, но я в нем души не чаял. Он с настороженностью относился ко всяким проявлениям любви. О какой ласке могла идти речь, если мой отец с самого рождения воспитывал его методом кнута и палки. А еще собаки не любят детей. Потому что дети делают им больно.

Отец кормил собаку сам. Строго по расписанию, два раза в день: утром и вечером. В остальное время Чарли испытывал голод. А голод совершенно не располагает к дружелюбию. Как-то раз мне приспичило поиграть с Чарли во время кормления. И собака, не будучи человеком, да и голодающий человек в такой ситуации поступил бы точно так же, укусила меня. И, естественно, я закричал и заплакал. Папа, увидевший мою кровь, налетел на пса и отдубасил его до полусмерти. И если бы я не приполз защитить бедное животное, то он запинал бы его насмерть.

Чарли жил возле входной двери и был прикован к ней полутораметровой железной цепью. Когда отец уходил на работу, мы отпускали его, и он гулял по квартире. Но и это было чревато последствиями. На следующий день отец мог обнаружить на диване черные волосы, и тогда пиздец приходил всем нам вместе взятым. Ну, это я уже, конечно, сгустил краски. Меня отец никогда не бил. Доставалось только собаке.

Обычно Чарли на прогулку выводил мой старший брат. Отец тоже иногда брал на себя эту обязанность, но на это без слез невозможно было смотреть. Поводок укорачивался до полуметра, и пес не мог даже понюхать траву, прежде чем пописать. А когда Чарли присаживался, чтобы сделать кучу, поводок натягивался до предела, мгновенно наступало удушье. Так что удовольствие от прогулки собаки получал только мой отец, который, судя по всему, все-таки был живодером.

Однажды брату нужно было ехать в город, и он решил взять Чарли с собой без поводка. Обычно пёс всегда возвращался домой. Но в этот раз он не вернулся. Брат рассказывал, как сел в автобус, а собака еще долго бежала за ним, но потом отстала. Прошло два дня, но Чарли не возвращался. Я стал переживать и плакать. У отца накопилась агрессия, кулаки зачесались, и он был вынужден пойти со мной на поиски пса.

На следующий день мы встали очень рано и пошли искать Чарли. На каждом углу я кричал и звал своего пса. Мы обошли весь район, но безрезультатно. Отправились дальше, на другие улицы, я кричал, но нигде не слышал радостного лая. Отец тоже кричал, и было заметно, что он переживает за меня. Может быть, пес и слышал наши крики, но слишком боялся отца, чтобы подойти к нам. Но скорей всего Чарли просто лежал где-нибудь в канаве сбитый машиной. А может, он, как Чарли из мультфильма «Все псы попадают в рай», влюбился в какую-нибудь сучку и решил завести себе потомство? Или его подобрала другая семья и стала обращаться с ним как с Лесси1?

Спасибо тебе, Чарли, за красивый шрам под правым глазом и до встречи в раю. Надеюсь, поводок у тебя там длиннее, а блевотина вкуснее.

В конце девяностых была мода на фишки. В каждом дворе можно было увидеть, как несколько десятков человек, разделившись на группки, сидят на корточках и во что-то играют. Проходящая мимо старуха могла подумать, что все они наркоманы, и что во времена ее молодости ребята умирали на войне, а не сидели без дела на улице. Но эти ребята не сидели без дела – они резались в фишки.

Сначала оговаривалось количество фишек, ставящихся на кон, затем очередность игроков, и после всех приготовлений начиналась игра. Игрок брал свою самую счастливую «биту» и наносил удар по стопке разыгрываемых фишек. Сколько штук переворачивалось картинкой вверх, столько игрок и забирал себе. У каждого игрока был свой индивидуальный стиль, были любимчики публики и те, кого все ненавидели за то, что они использовали шулерский прием. Бить «под себя» было запрещено во всех группах, кроме самых отмороженных, где можно было бить хоть камнем по голове. Также всегда можно было обвинить игрока, выбившего неприлично большое количество фишек в том, что он бил «под себя» и тогда, если у вас находились свидетели, он перебивал. Следующим ударом он выбивал уже не так много или совсем ничего, и вы с умным видом могли сказать: «Ну вот видишь, бить «под себя» любой может».

Я был мастером игры, но никто этого не признавал, поскольку каждый считал себя мастером, а остальных – любителями. Но существовал один объективный и неоспоримый признак мастерства – количество твоих фишек. На пике славы я обладал коллекцией более трех с половиной тысяч фишек. И в один прекрасный день мне предложили их продать. Естественно, я согласился. Я продавал фишки всяким малолеткам, а через полчаса выигрывал их обратно. Это был беспроигрышный вариант. Вечный двигатель заработка.

После первого бизнеса у меня появилась первая девушка. Она жила в другом районе и мне частенько приходилось провожать ее до дома. В один из таких вечеров, возвращаясь, на противоположной стороне улицы я увидел подозрительного парня. Любой парень в те времена выглядел подозрительным. Тем более, в другом районе. Тем более, когда у тебя есть деньги. Парень меня тоже заметил и перешел на мою сторону. Я перешел на другую сторону. Он оказался тертым калачом и повторил свою комбинацию «Е2-Е4». Оказывается, с ним бесполезно играть в «кошки-мышки». Он неумолимо приближался. Карманы у моего пуховика были порваны, и я, воспользовавшись этим, успел спрятать всю имеющуюся наличность за спину в синтепон. Вот уже стали различаться черты его уродливого бычьего лица. Мысли мои бились в клетке здравого смысла. Срочно бежать, не оглядываясь, улепетывать, чтобы пятки сверкали. Но было уже поздно, я приблизился к нему настолько, что были видны не только черты его лица, но и прыщи, грязь, свищи, угри, тромбы и прочая гадость. Он остановил меня взглядом. Я повиновался.

– Здорово, – говорит он и протягивает мне свою огромную грубую руку.

– Ппппривет, -заикаясь говорю я и жму ручищу.

– Бабки есть?

– Нет.

– Если найду, дам пизды.

– Нет у меня никаких денег.

Меня бьет сильная дрожь, ноги подкашиваются. Он проверяет карманы и ничего не находит.

– С какого района? Что тут делаешь?

– С 202-го, девушку провожал.

Он оглядывает меня с ног до головы. Его взгляд привлекает ярко оранжевое пластиковое кольцо на моей левой руке, которое мне подарила девчонка. На вечную память.

– Покажи кольцо! – приказывает мне гопник. Затем снимает кольцо с моего пальца и внимательно его рассматривает. Не знаю, какую ценность оно для него имело, но следующая фраза меня ошарашила.