Вилена открыла вечернюю бригаду, и он остался один на четыре часа. Из селектора под потолком тихо потрескивало и похрюкивало.

– Двадцатая бригада! Доктор Носов! У вас вызов, – вкрадчиво повторил голос диспетчера.

Носов, не торопясь, ополоснул кружку от остатков грузинского чая и пошел к окошку диспетчерской. Оттуда уже торчала свернутая в трубочку карта вызова.

Носов прочитал повод, и ему стало нехорошо… Поганее вызова быть не могло: «Ребенок трех лет, отравление клофелином», мощнейшим антигипертоническим препаратом.

Он позабыл о своей нарочитой медлительности и ворвался в водительскую. За обшарпанным от постоянного биения костяшками столом сидели его водитель Толик Шпигун и еще двое других водителей: с акушерской бригады и перевозки.

– Толик! Погнали! У нас ребенок… – сказал Носов, пытаясь всем лицом и голосом передать тревогу. – Быстро!

– Ну чего ж, ребенок так ребенок. – Толик, не отрываясь, махнул по столу доминушкой. – А вот так! Шершавого?! – объявил он.

– Толик! Я серьезно… – проговорил Носов тихо, но закипая. – Отравление клофелином… Быстро! – повторил он уже с яростью в голосе.

Водитель с «акушерки» бросил костяшки на стол.

– Езжай, Толя.

– Ну ладно! – заныл Толик. – Ну чего ты, Михалыч, щас, еще пару минут, доиграем, и поеду.

– Вали, салага, – добавил водитель с перевозки и тоже скинул свои костяшки. – И моли Бога, что это не твой ребенок… Пацан.

Толик расстроено положил свои костяшки, еще раз с сожалением посмотрел на стол с выигрышной партией и, тяжело вздохнув, вышел. Он и впрямь не понимал, с чего такой переполох.

К дому подъехали без особого шума, Толик сирену и маячок не любил включать, хотя Носов его подгонял:

– Быстрее, Толик! Гони! Это отравление!

Дверь в квартиру была открыта. Носов на всякий случай надавил на кнопочку, дождался «Бим-бом» и прошел в прихожую. Навстречу ему устремилась встревоженная женщина.

– Где ребенок? – спросил Носов. – Когда обнаружили пропажу лекарства?

– Она здесь, в гостиной, спит, я сразу вызвала! – ответила женщина. Высокая, ростом почти с Носова, она ломала тонкие пальцы и прерывисто вздыхала, будто сдерживая рвущийся плач. А Носов второй раз почувствовал предательскую слабость в ногах – «спит!». Он быстрым шагом прошел в гостиную и увидел лежащую на диване девочку. Бросил ящик и, наклонившись, потряс ее за плечи, легонько похлопал по щекам. Девочка поморщилась, вяло попыталась махнуть рукой. Носов обернулся к матери.

– Когда и сколько она выпила клофелина? – спросил он.– Когда уснула?

Мать протянула ему пустой флакон:

– Я только сегодня для мамы купила полный. На минутку вышла на кухню…

Носов готов был лечь рядом с девочкой. Мыслей не было никаких. Это конец, подумал Носов. Отчаяние и понимание неизбежного вдруг отрезвили и придали энергии.

– Когда она выпила лекарство?! – почти проорал он, повторяя вопрос.

– Минут пятнадцать назад, – спокойно сказала женщина и повторила, видимо оправдываясь перед собой. – Я на секунду вышла из комнаты. Мать у меня, тварь, – произнесла она вдруг с ненавистью, – гипертоник, пьет его и бросает где попало.

– Она перед этим что-то ела?

– Кашку, мы только поели… пшенку на молоке.

Она еще не понимала, что произошло, но, видимо интуитивно чувствовала – страшно.

Это Носов знал, что чудес не бывает. Но и он надеялся на маленький шанс. Каша могла замедлить всасывание. Доза более чем смертельная для маленького человека. Таблетки мелкие, сладкие. «Какая тварь придумала их делать на сахаре? Пятнадцать минут! Пятнадцать минут!» – думал он, скачками спускаясь по лестнице – лифта ждать некогда… В машине он рывком распахнул дверь и выволок на середину салона брезентовый мешок с разными прибамбахами, нашарил вслепую пакетик с желудочным зондом и тупо уставился на него, зонд был толщиной с его палец. «Господи, как же я его запихну?» – подумал он. И, сунув зонд в карман халата, он влетел в распахнувшийся лифт, чуть не сбив выходившего старика с клюкой, тот зашипел, стал плеваться сквозь дырки во рту, однако Носов ничего этого уже не видел, лифт понес его на десятый этаж.

В комнате Носов еще раз примерил зонд, ужаснулся: «Нет, я не смогу!» И, перевернув девочку на живот, вдруг засунул ей свой толстенный палец прямо в горло, та конвульсивно изогнулась, и на пол вылетели желто-коричневые комки, среди которых белели маленькие точки. «Есть БОГ на свете!» – подумал Носов. Сколько там их? Все-таки полный флакон. И сколько успело всосаться? Девочка уже в сопоре, и сопор этот нарастает, дальше – кома и… финал! Носов еще раз покопался в памяти. Желудок надо мыть! Он снова примерил зонд на длину, сантиметров двадцать – двадцать пять, может, и меньше… Как же его туда впихнуть? Страшно, а если промахнешься и в трахею? Убью. А если порву пищевод? Убью… она и так обречена. Доза…

Время! Каждая минута уносила жизнь из маленького тела…

Он послал мать девочки на кухню за ковшом с водой и тазиком, а сам, пока она ходила, попробовал протолкнуть в горло малышки зонд, та опять выгнулась и выдала на пол еще одну порцию каши, но беленьких точек там уже не было… Черт! ЧЕРТ! ЧЕРТ!!! Девочка становилась пластилиновой, она вываливалась из рук, расползалась на диване и уже никак не реагировала на попытки Носова еще и еще раз поставить зонд. А он никак не мог решиться затолкать резиновую трубу в горло. Страх порвать пищевод не давал ему сделать положенное.

Носов, весь в мыле, оглянулся на мать, стоявшую за его спиной с тазиком и ковшом.

– Уберите, пожалуйста! – кивнул он на лужи на полу и рванулся к ящику с лекарствами. Набрал что-то из дыхательных аналептиков, кофеин, кордиамин… «А сколько? Дозы? Это ж дети, у них все не как у людей! Половину, четверть ампулы?» – лихорадочно вспоминал он. Набрал половину, развел физраствором и попытался найти тонюсенькую венку на такой же тонюсенькой ручке… Куда там! Потыкавшись, Носов ввел все бедро внутримышечно. Он понимал – это все глупо, бессмысленно. Нужно срочно в больницу. Малюсенький шанс спасти. Ультрафильтрация, капельницы, гормоны! Промыть кровь, удалить отраву, интубировать, подключить к аппарату искусственного дыхания! У него ничего нет, и чего нет, главного – навыка таких манипуляций с детьми.

В этот момент в прихожей хлопнула дверь, и старушечий голос произнес:

– Ну, вот и я! А там к кому-то скорая приехала…

Носов поглядел на мать и ужаснулся: такой дикой ненависти он не видел никогда… Казалось, от одного только вида ее надо было умереть на месте.

– Тварь! – закричала она. – Стерва старая! Погляди, что ты наделала!

В комнату вошла полная пожилая женщина в вязаной кофте, пуховом платке и, увидев белый халат, лежащую на диване девочку и разъяренную мать, охнула, всплеснула руками и, закатив глаза, повалилась набок… Левый угол рта быстро пополз вниз.

– Тварь! – кричала женщина. – Это ты оставила лекарство! Ты вечно их раскидываешь, где попало!

Носов подбежал к бабушке, осмотрел бегло – обморок и инсульт! Снова чертыхнулся и стал набирать лекарства в шприцы. Тут он уже быстро нашел вену, ввел все, что посчитал нужным, и повернулся к матери малышки, та уже просто плакала, держа дочь на руках.

В комнате опять назревали события. Бабка пришла в себя, явления инсульта почти прошли, она сидела на полу и, растрепав волосы, тихо выла: «Леночка, Леночка…»

Мать уже ничего не говорила, лишь мерила комнату из угла в угол, глядя остекленевшими глазами перед собой, дочь висела у нее на плече. Носов присмотрелся: девочка дышала, тихо-тихо, распустив губы. Носов стал спрашивать имя и фамилию девочки, мать отвечала как сомнамбула и, не останавливаясь, ходила по комнате под бабкин вой.

– Положите девочку, – строго сказал Носов. Женщина выполнила приказание, положила Леночку на диван, отошла в сторону и сложила руки на груди, будто молилась. – Ее надо срочно везти в больницу, промывать…