К сожалению, немного добавляют к накоплению информации, к углублению понимания личности Н. А. Скрыпника, мотивации его идеологической политической деятельности, выработке комплексной оценки его вклада в поступь нации, УССР новейшие труды и публикации, в которых известный, авторитетный партиец и государственник с неизбежностью должен быть одним из главных действующих лиц[18].

Отдельно, очевидно, стоит сказать о трудах американского доктора истории Д. Мейса, который определенное время (до своей смерти) работал в Украине, выпускал в свет результаты своих исследований. Надо отметить, что еще в 1983 г., в условиях острейшего идейного противоборства советской и западной историографий – своеобразного проявления «среза» «холодной войны» (хорошо известно, что это накладывало свой негативный отпечаток на труды историков обоих лагерей), Д. Мейс подготовил монографию, посвященную украинскому коммунизму[19]. В более поздних публикациях[20], ориентируясь прежде всего на труды зарубежных коллег пройденного историографического этапа – в исследовании украинского коммунизма[21], автор, как правило, прибегал к повторению наработанных ранее стереотипов. Среди последних – подход к деятельности Н. А. Скрыпника как «личного агента Ленина»[22].

Естественным в отмеченных обстоятельствах является стремление теоретических кругов Коммунистической партии Украины еще раз вернуться к оценке одного из самых ярких представителей борьбы за идеалы коммунизма и украинского патриота, показать на примере его жизни и деятельности привлекательность и исторические преимущества марксистской, ленинской идеологии, диалектичность и жизненность осуществляемой на ее основе (а не на искривлениях ее) политики. Несколько публикаций самого Николая Алексеевича, материалов о нем в восстановленном журнале «Коммунист Украины», думается, подчиняются именно этой цели[23].

К имени Николая Скрыпника обращаются и те современные политические течения, которые еще находятся в поиске своих кумиров, идейных предшественников. В частности, об этом заявил в своих документах Украинский коммунистический союз молодежи[24]. Нетрудно предположить, что молодые политики вряд ли много и основательно знают о Н. А. Скрыпнике, его взглядах и деятельности. Речь здесь идет вовсе не о желании бросить хоть малую тень недоверия к новичкам или – тем более – вызвать пренебрежение к ним. Просто объективно для более или менее надежных знаний о видном деятеле советской эпохи нет соответствующей базы – серьезных, объективных исследований, публикаций.

Поэтому-то с учетом вышеупомянутого можно констатировать, что проблема оценки таких фигур, как Николай Алексеевич Скрыпник, имеет особое значение: и научное, и политическое, и моральное, и воспитательное.

В дискуссиях, которые не утихают вокруг проблем соотношения между революционными, радикальными и эволюционными, реформистскими путями общественного развития немало сделано, чтобы поколебать авторитет революционеров, романтиков (и не только большевиков), именно на них возложить ответственность за самые крупные проблемы и трагедии в истории.

На передний план сегодня выдвигают такие человеческие качества, как индивидуализм, эгоизм, корыстолюбие…

В жизнь, в политику приходят все новые поколения. И чтобы видеть неомрачненную перспективу, избирать надежные векторы деятельности, следует опираться на истинные знания о прошлом опыте. Возможно, кому-то поможет найти свой путь к правде и справедливости, к настоящей душевной гармонии и счастью знакомство с таким непростым, таким неординарным жизненным путем, который прошел Николай Скрыпник.

Все вышеизложенное и побуждает к новой попытке воспроизведения его политического портрета. Основными предпосылками осуществления такого замысла являются достижения современной историографии, наличие соответствующей источниковой базы, используемой пока явно недостаточно, богатое литературное наследие самого Николая Алексеевича, а также возможности нынешнего этапа развития общества, создающие благоприятную для подлинного научного поиска и творчества ситуацию.

Существует достаточно устоявшаяся точка зрения, что перед смертью каждый человек мысленно в один миг как будто переживает, переосмысливает, переоценивает всю свою жизнь. Считается, что такова уж человеческая природа, когда даже тяжело больные, находящиеся в обморочном состоянии люди на какое-то мгновение приходят в сознание, и их мировосприятие в этот момент предельно четкое, а суждения глубокие, реалистичные, объективные – возможно, как никогда раньше.

Так это или нет – утверждать однозначно трудно. Но вполне логичным, думается, будет предположить, что человек, который собственноручно решил покончить счеты с жизнью, обязательно должен в последний момент еще и еще раз мысленно охватить пройденный жизненный путь и окончательно утвердиться в избранном уже решении.

Так, пожалуй, пронеслось в сознании Николая Скрыпника в последние трагические секунды все самое главное, самое существенное, что случилось в его судьбе. Во время долгих этапов, в ссылке, в камерах-одиночках мысль с такой невероятной скоростью не летела над вехами пережитого, тогда она надолго задерживалась на том или ином эпизоде, возвращаясь к некоторым из них, выкристаллизовывая ту или иную его оценку.

Джавахарлал Неру несколько позже заметит, что человек, которому не пришлось сидеть в тюрьме, вообще мало чего стоит – ведь у него не было возможности остановиться в скоротечном водовороте жизни, осмыслить себя, свою роль в нем. Как и Неру, судьба «дарила» такие возможности Николаю Скрыпнику часто, пожалуй даже с лихвой.

После победы революции о подобных случаях – «роскоши» для самоанализа, самооценки, казалось, нечего и думать. Жизнь молнией летела вперед и останавливаться в этом полете – значит, безнадежно отстать, рухнуть в пропасть. Но нет! А сотни произведений, вышедших из-под неугомонного пера, – разве в них не осмысление пережитого, прочувствованного, передуманного?

Это же как у бессмертного Кобзаря, которым так искренне восхищался Николай Алексеевич:

И поэтому 7 июля 1933 г. вся жизнь оказалась у Николая Алексеевича Скрыпника словно на ладони. И мысли не прыгают беспорядочно с одной на другую, не путаются, а образовали некую плавную цепь, которую мозг схватывает от начала до конца сразу, без напряжения. И все эпизоды жизни видятся так отчетливо, так ясно, что кажется – все это происходило совсем недавно, только что…

Раннее детство. Это Донбасс, Харьковская губерния. Частая смена мест проживания. Так складывалась жизнь отца, что он, как железнодорожный служащий (сначала долго телеграфист, впоследствии – помощник начальника станции), вынужден был постоянно путешествовать – практически каждые полгода переезжать с места на место. Когда молодожены (жена Алексея Касьяновича Оксана Филипповна была по специальности акушеркой) проживали в железнодорожной теплушке в слободе Ясиноватой Бахмутского уезда Екатеринославской губернии, появился первенец. Произошло это 13 (25) января 1872 г. Назвали сына Николаем. С самого рождения он стал привыкать к паровозным и заводским гудкам, вдыхать дым фабричных труб и специфический запах шахтных терриконов. А перестук колес бесконечными железнодорожными путями под вагончиком, в котором проживала молодая семья, не мешал спать – казалось, так оно и должно быть.