– Ага. Ну, ты как?

– Башка трещит, как от похмелья. Все уже закончилось?

– Тебя утром привезли.

– Как прошло?

– Нашел, кого спросить. Я ж не хирург.

– Что сказали, когда привезли?

– Чтобы не мешал тебе отдыхать.

Андрей попытался пошевелить руками, но у него ничего не вышло, лишь подергались плечи и ключицы.

– Рук не чувствую, – простонал он.

Наган осторожно прикоснулся к одной из забинтованных рук Андрея, стал ощупывать ее от кисти до локтя.

– А так? Чувствуешь?

Андрей немного приподнял тяжелую голову, но тут же уронил ее на подушку.

– Как? Что ты делаешь? Ничего не чувствую. Будто их вообще нет. Пошевелить не могу.

Андрей снова застонал и закрыл глаза.

– Черт, рубит-то как. Вертолеты в глазах.

– Покемарь еще чуток.

– Да. Надо бы. Башка моя как чугун.

Наган обреченно покачал головой.

– Андрюха, зря ты на это подписался! Совсем у тебя чердак поехал, процедурень. Зря ты…

Но Андрей уже безмятежно спал.

Начальник исправительной колонии в своем кабинете с тревогой смотрел в окно, немного раздвинув рейки жалюзи.

Перед тюремными воротами в луже крови, успевшей впитаться в землю, неподвижно лежал Бродяга.

Начальник пробурчал под нос:

– Не смей дохнуть у меня под забором, Бродилин.

Громко вошел заспанный и взволнованный тюремный врач. В руках он держал папку с небрежно сложенными в нее бумагами.

Начальник отошел от окна и сел за стол в массивное кожаное кресло.

– Как прошло? – спросил он вместо приветствия.

– Есть одно небольшое опасение, – ответил врач, подходя к столу.

– Какое опасение?

Тюремный врач положил перед начальником папку с бумагами, открыл ее и торопливо пролистал несколько страниц. Он остановился на той, где были изображены какие-то диаграммы и таблицы с мелкими цифрами. Врач пальцем указал на один из столбцов с десятичными дробями.

– Обратите внимание на активность его мозга.

Начальник недоуменно поднес очки к глазам и попытался прочесть непонятные ему данные:

– Пятьдесят три ноль восемь… – Затем он бросил очки на стол. – Думаешь, я в этом что-то понимаю? Объясни своими словами.

– Вполне может случиться, что через некоторое время нужно будет повторить процедуру.

– Да ну? Почему это?

– Может, это всего лишь ошибка в программе. Сбой какой-нибудь. Я сам так и не понял до конца. Детакто-медики тоже немного удивлены.

– Да что случилось-то, скажешь или нет?

– Очень крепкий оказался этот Лавров.

– В каком смысле?

Врач тяжело приземлил себя на ближайший стул.

– Очень сильный мозг, здоровый крепкий организм, отменный иммунитет. Повышенная регенерация нейронов. Будто генетический мутант какой-то. Может, бывший спортсмен, не знаю. Но я впервые за всю практику с таким сталкиваюсь. К тому же он ведь еще ни разу у меня на приеме не был…

– Ты же обследование проводишь, когда мы их оформляем…

– Ну, там не совсем обследование, – махнул рукой тюремный врач. – Зубы, волосы, кожа, ногти. На предмет вшей или грибков…

– Так, стоп, – перебил начальник. – Черт с ними, со вшами. С Лавровым что?

Тюремный врач почесал подбородок.

– Короче, я бы оставил его у нас еще хотя бы на пару месяцев. Понаблюдать.

Начальник пригрозил ему пальцем.

– Нет-нет-нет. Не можем. Не имеем права. Максимум три дня, ты знаешь. Процедуру детакто он прошел, поэтому официально он теперь свободен. Как только он приходит в себя, даем ему пинок под зад, и пусть катится на все четыре стороны. Дальнейшее удержание его в колонии будет расценено как ущемление его прав и нарушение договора. Он может потом подать на нас в суд, и мы не отвертимся. Журналисты пронюхают, камни полетят. А если еще и министерство узнает, нас вообще раком нагнут.

– Я понял, понял, – закивал врач, – но нельзя его так просто отпускать.

Начальник устало откинулся на спинку кресла.

– И что ты предлагаешь?

– Есть, конечно, один вариант. Неофициальный. Но только если вы немного подсобите, договоритесь по своим каналам.

– Излагай.

Андрей сидел на шконке, а Наган осторожно разматывал с его рук бинты и медленно отдирал круглые пластыри.

– Да срывай ты их, – не вытерпел Андрей. – Чего боишься? Один хрен ничего не чувствую.

Наган стал интенсивнее снимать повязки и срывать пластыри. Вместо нарисованных хирургом точек на руках Андрея теперь было множество небольших круглых шрамов, каждый не больше горошины, аккуратно зашитых лазером.

Наган заинтересованно рассматривал их.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Странное. Будто туловище заканчивается в районе ключиц, дальше пустота. Даже фантомных ощущений нет.

К двери камеры подошел надзиратель. Не тот, который накануне повел Андрея на детакто. Утром его сменил лояльный и отзывчивый сотрудник, к которому заключенные относились более терпимо.

– Лавров, отчаянный ты наш, – усмехнулся надзиратель. – Свободу уже ощущаешь?

– Когда меня выпустят? – спросил его Андрей.

– Завтра, я слышал. Там это, начальству с телевидения звонили, журналисты хотят с тобой поговорить. Они у всех детактированных интервью берут, когда тех на волю отпускают. Даже у Бродяги брали, помню. Поэтому спрашивают, во сколько им завтра приехать, чтобы…

– Пошли они все на хрен, – перебил Андрей. – Никакого им интервью. Обойдутся.

– А что так?

– Перед моим судом тоже брали интервью. Говорил на камеру: «Невиновен! Следствие не проведено!» А по телевизору знаешь что показали? Я в клетке с несчастной мордой, и оглашение приговора. А еще на всю область растрезвонили, что у меня сеть магазинов, даже название сказали. Сформировали против меня общественное мнение. Покупатели стали их стороной обходить, выручки упали, пришлось весь бизнес продавать к чертовой матери.

– Ладно, как хочешь. Это твое право. Ты теперь человек почти свободный. – Надзиратель продолжил путь по тюремному блоку.

– Ты с Леной когда связывался? – спросил Наган.

– Две недели назад право на звонок было.

– Говорил ей про… – Наган кивнул на руки.

– Не-а.

– Ты ей не сказал?! Ты совсем сдурел, что ли?

– Тогда я еще не думал о детакто.

– Перезвонил бы потом, когда задумал.

– Перезванивал, но ее дома не оказалось. Наверное, опять со своей сраной подругой тусила где-нибудь. Она вечно ее по своим бутикам и салонам таскает. Ну, короче, я ей перезвонил и тем самым свой лимит исчерпал. Сам знаешь, два звонка в месяц положено.

– Дома не оказалось, на мобильник позвонил бы.

Андрей ухмыльнулся:

– Если бы я ее номер еще помнил.

Раньше одиннадцать цифр Лены были сохранены в списке контактов его смартфона под строгим названием «Жена», и Андрей предпочитал пользоваться быстрым набором, поэтому наизусть номер «Жены» выучить так и не удосужился.

– А письмом? – спросил Наган.

– Слишком долго ведь. Месяц туда, потом столько же времени ответа ждешь. Товары из Европы и то быстрее приходят.

Также Андрей мог бы поговорить с Леной во время посещений, которые были положены в тюрьме раз в квартал, но он с самого начала срока запретил жене навещать его. Не хотел, чтобы здесь она видела его слабым, подневольным, ни на что не влияющим и ничего не контролирующим псом на привязи. Чувство мужского достоинства не могло позволить ему этого.

– А как же ты теперь с ней поговоришь? – спросил Наган.

– Никак. Дома скажу, перед фактом поставлю.

– Поймет?

– Куда денется.

Андрей, давно привыкший, что Лена никогда ему не перечила, самоуверенно полагал, что и в этот раз она примет его решение как свершившийся факт и не будет устраивать сцен. Главное, думал он, что она теперь будет всегда рядом. Вкусно готовить ему, как раньше, поддерживать вокруг него чистоту и уют… и, что тоже немаловажно, удовлетворять его сексуальные потребности.