Так совпало, что в один из дней урок биологии заканчивался непосредственно перед обедом, и вся живая масса нашего класса срывалась с места с первыми звуками звонка и, сломя головы и все, что есть на пути, неслась в столовую жрать. Минут за десять до конца урока начинались приготовления, потихоньку убирались в портфели и рюкзаки учебники, тетради и канцелярские принадлежности. Все это происходило под чаще всего молчаливое, но иногда и суетливое словесное несогласие Кнопки, которая намекала, что урок еще вроде как продолжается, и она еще не все нам рассказала. Но пятому «Б» уже было откровенно плевать на все ее рулады, потому что каждый стремился первым выбежать из кабинета и помчаться на кормежку с гулким грохотом шагов, поднимая в воздух тучи пыли. Особым шиком считалось впереди бегущему захлопнуть дверь в столовку пред носами преследователей таким образом, чтобы они в нее влетели на полном бегу.

Нина Михайловна долго терпела эти выходки, но однажды взбунтовалась. Зная и предвидя, что в скором времени начнет твориться, она заперла дверь на ключ и положила его на стол. Несмотря на это, мы как обычно собрали свои причиндалы и начали вставать при звуках звонка. Семядоля мужественно попыталась забаррикадировать дверь своим маленьким тельцем и уперлась руками в косяк, перекрывая и без того запертый проход.

– Не пущу! – в ужасе от происходящего вскричала она.

Ушлый Мишка Кулаков прокрался к учительскому столу и, выкрав заветный ключ, вскрыл дверь также, как матерый медвежатник вскрывает сейф. Ученическая толпа волной хлынула в образовавшуюся брешь в обороне Семядоли, увлекая ее за собой, роняя на пол и слегка изменяя ее физическое и душевное здоровье своими ногами. Нелепый в своей беспомощности бунт окончился полным фиаско.

Паня Воробьев очень часто прибегал в столовку первым в силу того, что сидел рядом с выходом и, подозреваю, в силу того, что очень хотел жрать. Голод, как известно, великая сила, способная толкнуть на любые дикие и немыслимые поступки. Вот он и толкал Паню на скоростные рекорды. На каком-то жизненном этапе Паня раздобыл старый, расхристанный и разваливающийся кейс-дипломат, с которым ходил в школу и куда складывал свой скудный ученический скарб. В один из своих забегов, когда Паня уже предвкушал легкую победу над нерадивыми одноклассниками, он швырнул этот самый дипломат в вестибюле перед столовой, где все скидывали свои сумки, пакеты и портфели. Гадский кейс подвел своего обладателя, живописно распавшись на составляющие, самостоятельно выпотрошив свое чрево и вывалив все свое содержимое на паркет вестибюля. Паня затормозил очень резко, с таким же визжащим звуком, с которым тормозят автомобили в голливудских боевиках. Пока он с панической поспешностью собирал свое имущество, словно в насмешку мимо него стадом пронесся весь класс, бомбардируя окрестности своими сумками и пакетами. В итоге, вместо убедительной победы, Паня потерпел сокрушительное и унизительное поражение. Бег с препятствиями, пусть даже и такой экзотический, не прощает ни малейшей расслабленности, ни раздутого чувства насмешливого превосходства.

А Паня однажды учудил непосредственно на уроке биологии, прямо во время занятия. Стояла зима с трескучими морозами, и он пришел в школу в русской национальной обуви – валенках. В теплом помещении ему естественно стало жарко, и он, не утруждая себя долгими размышлениями, снял катанки и в порыве фривольного блаженства закинул ноги на парту. Я так полагаю для лучшей вентиляции и охлаждения оных. Химическая атака была жесточайшей. Если бы немцы применяли это зловоние вместо иприта во время Первой мировой, англо-французские войска быстренько сдались бы в хищные лапки Четверного союза. Семядоля, в обычное время и глазом бы не поведшая на такую наглость, была утомлена шестиурочной бесконечной борьбой с юными биологическими дарованиями и внезапно взорвалась криком:

– Иди воняй в другом месте!

И вроде даже обозначила движение в панину сторону, то ли сбросить смердящие ноги на пол, то ли дать ему заслуженного леща.

Уроки физики у нас взялась вести Олялина Эльвина Николаевна, женщина во многих физических смыслах выдающаяся. Больше всего у нее выдавались широкие бедра и мощный зад, формируя весьма характерную фигуру, за что она и получила кликуху Лампа. Вполне допускаю, что изначально имела место сумбурная битва прозвищ Груша и Лампа, но, так как тема физики все-таки была главенствующей в данном вопросе, дружба не победила, и к Эльвине Николаевне намертво прилепилось название стеклянной колбы с цоколем.

Самым жестоким испытанием для нервов учеников на ее уроках были минуты опроса домашнего задания. Лампа брала в руки классный журнал и под пристально-затаившимися взглядами тридцати пар глаз нарочито долго выбирала очередную жертву. Когда она, например, называла фамилию:

– Веушканова! – все остальные двадцать девять ртов облегченно и шумно выдыхали застывший в легких воздух. После того, как несчастный отмучивался у доски или вообще отказывался отвечать по причине неготовности, игра продолжалась. Количество воздуха в кабинете мгновенно и резко сокращалось, судорожно втягиваемое внутрь неподвижных организмов. В этой игре Лампа всегда одерживала блестящую викторию, вымотав к ее концу из нас все души.

Затем начиналась вторая часть урока, в начале которой Эльвина Николаевна предлагала «быстренько записать тему урока», которая, как водится, сегодня будет очень сложной. Мы с Паней, сидя за одной партой, заметили эти ее постоянные повторения и принялись прикалываться, донимая вопросами:

– А тему быстренько записывать? А сегодня она сложная?

А Лампа либо не обращала внимания на наши подколки, либо просто не понимала, что мы ее стебем.

В один распрекрасный день Лампа произнесла название очередной сложной темы:

– Устройство лампы.

Как в кабинете не лопнули стекла от взрыва хохота и как Земля не сошла со своей орбиты есть одна из величайших загадок вселенной. Урок не был сорван по совершенно непонятной причине. Даже самые непробиваемые в плане веселья одноклассники ржали так, как не каждой породистой лошади удается. Слезы безграничного счастья в конце концов застили глаза каждого из нас. Эльвина Николаевна, искренне не понимая, что происходит, побагровела от возмущения и гнева:

– Да что вы за дикари такие? Почему над каждым словом надо ржать, как больные?

Как и многим другим прочим в разных школах страны Лампа показывала нам опыты с электричеством, в частности с эбонитовой палочкой. Которая, естественно, тут же была переименована в «ебонитовую». И мы принялись на разные лады шутить:

– Колян! Смотри, ебанет тебя палочка током!

– А тебя, Леха, нет! Ты уже и так ебанутый!

И после этих фразочек раздавались новые, но сейчас уже сильно приглушенные, смешки.

Эксперименты

У нас вообще подобралась замечательная компашка в 8 классе из 6 человек, которая расположилась аккурат в середине правого ряда, у стены. Дело в том, что школьное руководство на нашей параллели решило провести некий эксперимент. Скорее всего, он был санкционирован на всяких вышестоящих уровнях, а мы просто выполнили роль подопытных кроликов, не будучи ни белыми, ни пушистыми. В нашей параллели было три класса, из которых к началу восьмого года обучения слепили четыре. В «А» классе собрали всех двоечников, балбесов, тунеядцев и оболтусов, в «Б» и «В», ребятишек со средними умственными способностями, а в «Г» всех тех, кто учился на хорошо и отлично. Мне невероятным образом повезло, и я угодил в класс к «илите». Перетасовав таким образом пеструю колоду с недозревшими личностями учеников, педагоги принялись претворять в жизнь свой непонятный чудовищный замысел.

Вот и получилось, что четверка из бывшего «Б» класса – я, Лядыч, Паня и Леха Бажин спелась с дружной парочкой из «А» класса Лехой Кушнаревым и Лехой Гордеевым. В итоге мы и оформились в могучую кучку, рассевшись попарно друг за другом – на второй парте я с Паней, сразу за нами Лядыч с Бажиным, и позади всех два Лехи, Гордеев и Кушнарев, под кодовыми кличками Гордей и Кеша. Физика у нас была первым уроком в понедельник, и я частенько с утра зевал в некоей полудреме. Лампа, наглядевшись на мою наглую зевающую физиономию, однажды не выдержала: