— Прошу вас следовать за нами, — они опустились вниз, становясь на свои тонкие ножки и пошли куда-то в сторону одного из зданий. Око опустив Эмму на пол, последовали за ними. Лунный взгляд фыркал недовольно, оглядываясь по сторонам, и схватил руку Эммы, чтобы не убежала. Девушка в этот момент ойкнула от неожиданности и улыбнулась от умиления. Самец совершенно не хочет терять свою самочку — это невинное создание, посланных самими Богами.
Заходя внутрь этого покинутого, каменного здания. Внутри, по странному стечению обстоятельств, стояло точно то, что Уманка не ожидала увидеть в своей жизни с Око. Это то, что было ей роднее всего. То, что казалось бы, утеряно далеко-далеко в детстве. То, что погибло в сердце вместе с её родителями. Единственное, что мог подарить тот ублюдок, Грязная кровь, для этой Уманки…
— Это Умановская вещь? — спросил Око, сердито глядя на бабочек, — Кто привёз?
— Ваш сородич… — тихо прострекотали они. Ни он, ни Преследователь ничего такого не привозили, остался только та Грязная кровь, продававшая кожу и мясо мягких людей. Только вспомнить его, в душе наполнялась невероятная ненависть, которую хотелось выплеснуть именно на эту Умановскую вещь! А Эмма, с замиранием в сердце, опустила руку Око, и медленно пошла по деревянному покрытию.
— Пианино… — прошептала она со слезами на глазах. Красивый, чёрный, почти в идеальном состоянии музыкальный инструмент, вытянутый верх, как школьное пианино, на котором она любила играть на уроках музыки. Она была этим увлечена чуть ли не с пеленок до самого конца До жизни. Приближаясь к пианино, она дрожащими руками прикоснулась к потёртым, белым клавишам, и нажала на одну из них. Та неприятно ей прозвенела. Любой другой бы не заметил иного звучания, но не Эмма, что пол жизни посветила этому прекрасному инструменту. На щеках продолжали сверкать слёзы — и она намеревалась забрать пианино, даже если ей придётся за это душу продать.
— Эм-м-ма, пойдём! — огрызнулся Яутжа, — Не возьмём Умановскую вещь! — прорычал он, и Уманка вцепилась в музыкальный инструмент мёртвой хваткой.
— Нет! — крикнула она, что даже Рай-рай невольно дёрнулись, боясь, что следует за неподчинением приказа, — Нет! Заберем! Мне плевать, кто принёс его, я заберу!
— Умановская вещь от Грязной крови! — рыкнул Яутжа, оттягивая девушку от пианино, но та крепко держалась за него.
— Нет! Нет! Заберём! Заберём! Око! — крикнула она, и её глаза свирепо посмотрели на Лунного взгляда, он замер, ведь чувствовал опасность. Опасность от Уманки, готовая сражаться с ним до конца. Впервые он почувствовал эту решительность в её словах, — Не смей забирать пианино у меня! — грозно проговорила она. Око отпустил её, потряс дредами и повернулся к Рай-рай.
— Мы забираем Умановску вещь, — устало проговорил он, а Эмма с победой крикнула «Ура!».
Так, Серебряный взгляд на плече унёс, для него, легкую вещь Эммы, а девушка в припрыжку от счастья следовала за ним. Око занёс инструмент внутрь «Ласточки», поставил в бортовом зале (а там было предостаточно места для него) у стены, и посмотрел на распирающую от счастья Уманку, что глядела на него с благодарностью. Эмма немного подумала, и поклонилась ему, опуская голову вниз.
— Спасибо, — прошептала она, — Это очень важная вещь для меня, — Яутжа фыркнул, опускаясь на корточки, поднимая её в полный рост.
— Самцу важно, чтобы его самка была счастлива и ни в чём не нуждалась, — девушка неожиданно для него, обняла его за шею.
— Спасибо-спасибо-спасибо, — закапалась она в его дредах лицом, целуя погрубевшую кожу на шее. Он обнял её спину, прижимая к себе, вдыхая её запах. Как бы не хотел он расставаться с ней, хотел, вечно так стоять. Было бы умение — чудо! — чтобы время остановилось здесь и сейчас, обнимать её вечно, дышать её теплом и запахом, ощущать её тело. Как тут, она отстранилась от него, и побежала к Умановской вещи, что даже Око заскулил, — Теперь надо настроить непереводимо… Что… У вас в словаре нет такого слова?! — удивилась она, глядя на Оку. Он вытащил наушник, — Пианино.
— Пи-и-иа-н-о, — неправильно сказал Яутжа.
— Пи-а-ни-но.
— Пи-и-и-а-а-ани-н-о.
— Вот! Да! Пианино!
— Пианино, — проговорил человеческим, грубым голосом Яутжа и надел наушник обратно, — Сложное слово.
— Самое простое! — вдохновилась девушка, возвращаясь к инструменту. А Око почувствовал себя брошенным. Его променяли на вещь… Поднимаясь в полный рост, он посмотрел в окно. Сутки близятся ко дню, становиться всё жарче. Поэтому, садясь за компьютер, он включил двигатели, и хотел скорее бы покинуть эту планету, наполненную приятными и не очень воспоминаниями.
Покидая атмосферу, потом и орбиту, замер у панели бортового компьютера, и с усилием задал курс на Землю. Он понимал, ей скорее надо возвращать назад. Правильно сказал Преследователь, надо возвращать Уманку домой, ведь в космосе она не выживет. Слишком слабая для опасностей, да и раса их слишком молода и не продвинута, чтобы обозревать следующие солнечные системы. Они даже ещё не могут высадится на самую дальнюю планету от их Земли, чего ещё дёргать проблемами Вселенной? Как бы не хотел с ней расставаться, как бы не хотел, а надо… Надо…
Приунывши, глядя на звёзды, вдруг, услышал мелодию. Не понятную для его понимания, ведь никогда ещё доле не слышал подобного. Поворачиваясь на звук, увидел, как Уманка стояла у Умановской вещи, нажимала на странные кнопки, и инструмент издавал странные звучания. Он поднялся с кресла, присел недалеко от Уманки, и смотрел на неё очарована. Ещё, никогда ему не приходилось видеть Эмму в таком состоянии. Она прикрыла глаза, её пальцы бегали по клавишам, её губы натянулись в блаженной улыбки, а тело двигалось медленно, в такт мелодии. После нескольких минут игры «Лунной сонаты» Людвига Вана Бетховена, он стал находить что-то приятное и успокаивающее в этом. В груди словно настала ночь, такая же мирная и спокойная, как ночь в той пещере на планете «За крайне», как ночи, когда они шли до корабля. Закончив играть сонату под №14, девушка открыла глаза.
— Мне этого не хватало… — прошептала она, глядя на Яутжу, что зачаровано глядел на неё и этот чудо инструмент, — Тебе понравилось?
— Впервые самец слышит этот странный звук.
— Это Бетховен, от него всегда так.
— Бет-хо-вен, — проговорил Око, — Это Уман?
— Да. Он, являясь глухим, смог сочинить прекрасное произведение.
— Как может кто-то глухой сделать такую мелодию?
— Даже мне сложно представить это, — слабо улыбнулась Эмма, и посмотрела на пианино. Руки вновь опустились на клавиши, и стали играть новую мелодия Бетховена «К Элизе». И как показалось сначала Оке, песня весёлая и заводная, но с каждой секундой ощущал некую тоску и грусть со звучанием. Удивительно, что такие странные звуки могли повелевать чувствами, который и сам не мог контролировать.
И теперь каждый день начинался с звучанием игры на Умановской вещи и заканчивался тем же. Эмма очаровано играла и играла, а Око слушал всё новые исполнения, и очень даже полюбил музыку Умана-Бетховена. Чувствовал как звон натянутых струн пробивали сердце через толщу мускул и кожи, годами взращенных на поле битвы. Казалось бы, что может понять в тонком искусстве Яутжа — охотник-Арбитр живущей убийствами и трофеями? А много чего, просто никто не старался понять этого, как он.
На пятый день полёта, девушку он застал снова за пианином, и не желая отвлекать, пошёл продолжать своё дело — очищать трофеи от погани и грязи, чтобы выглядели на полках Уманки красиво, не позорили самца.
А вот на шестой день, он учуял сладкий, манящий запах от Эммы, узнаваемый своими феромонами.
— Ты чего? — спросила девушка, продолжая играть на инструменте, пока Око обнюхивал ей бока. Потом, закапался мандибулами в её волосах, приятно поглаживая и цапая кожу, — Давно ты… А-а-а, ясно, — поняла девушка со смущением улыбаясь. Менструации… Или как называет их Лунный взгляд — течка.
— Эм-м-ма вкусно пахнет… Можно? — попросился он, бодая её спину, — Можно-можно? — упрашивал он, и девушка остановила игру. Закрывая деревянной крышкой клавиши, сняла с себя штаны и нижнее бельё и ехидно потрясла бёдрами, соблазняя голодного хищника. После чего, села на деревянную крышку, и сомкнула ноги вместе. Яутжа изумлённо посмотрел на красное личико девушки.