Спустя короткое время, – а может, и не совсем короткое, – я прочла половину книги “Оно” у Стивена Кинга, и тут попёрло. Ееее~

Судите строго, замечайте недостатки, и подбодрите каким-нибудь комментиком ;3

====== Глава 1. Часть 2. ======

На следующий вечер, когда родители Стефани были, — как обычно, — не трезвы, она сумела стащить у них пончик, и сушенную рыбку, а так же пачку чипсов. И всё это, имея у себя в комнате, счастливо рассматривая их, она была рада, что поест в этот день. За окном бушевал ураган, что даже от взгляда на него, становилось так холодно, что кости хотелось укутать в тёплое одеяло. Стефани схватила книгу, и с блеском в глазах, прочитала её название, и тут, к её ресницам спал светлый локон. Благополучно убрав её за ухо, открыла начало великолепной истории. А за окном, где под стеной плотного снега, бросившегося в неутолимый пляс, где ничего не видно дальше вытянутой руки, сидел клоун. Его янтарные глаза зажглись и посмотрели в комнату, где обнаружил умную девочку, что вчера свела его с ума. Он и представить не мог, что такие дети как она, существуют, хотя, он встречал подобных, но те, были не с простых семей, точнее, с действительно, ненормальных семей. Его дух перехватило, хотя ему и не надо было дышать, и волноваться из-за ребенка, ему было вообще смешно, но что-то одновременно отталкивало его от неё, и притягивало. И раз он здесь, прямо за её окном, и слышит строки книги, что начинались со слов: «Было то в середине зимы, падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окошка…», то стоит зайти? Он трижды, не громко, но уверенно постучал в окно. Девочка резко повернула своё лицо к окну. Она подумала что это ветка, но когда клоун повторил своё действие, то она встала, и открыла окно. Жила девочка на первом этаже, и её роста не хватало, чтобы сбегать из дома, если она того захочет, но даже когда отец стоял за окном, то подоконник доходил ему до макушки. И тут можно понять, что клоун был большим и высоким, так как его голова заглядывала в комнату без проблем. Резкий ветер из открывшегося окна охватил маленькое тельце в холодные тески, от чего она невольно задрожала. Яркие, на этот раз, голубые глаза смотрели на неё, и безумная улыбка приветствовала девочку. Пеннивайз не почувствовала её страха, что для него было досадно, но не настолько, чтобы разочаровать. Перед тем как явиться сюда, он закусил близняшками, но он уже чувствовал, что сделал это зря, так как тошнота снова поступила в его горло. Он даже хотел уйти, развернутся, и просто уйти, но он так же жадно желал разгадать загадку — почему его тошнит рядом с аппетитным ребёнком? — Прррривет, Стефани! — взвизгнул он, и активно помахал рукой. — Я могу войти? Мне холодно… — он показал своё грустное лицо, и потёр свои плечи, — хотя, чудовищу из Макромира, чуждо чувство холода, — девочка отошла от окна. Клоун запрыгнул, и без проблем влез в окно, словно он как снежинка, несущаяся по ветру, залетая в эту комнату. — Здравствуйте, мистер Пеннивайз. Что вы тут делаете? — спросила она, неловко зажимая пальцы в ладони. Она стеснялась своего пижамного прикида на ночь, так как оно было розовым, усыпанным единорожками, и ей не нравились единороги, совсем. — О, я пришёл тебя проведать, и узнать, добралась ли ты до дома? — он наклонился к ней, стараясь как можно зловеще смотреть на неё, и жутко улыбаться, но это не вызвало в девочке чувств, которые нужны были ему. — Если вы видите, что я тут, не означает ли это, что я добралась до дома? — спросила она, и мягко присела на угол своей розовой кроватки. — Вижу, вижу… — сказал он, и осмотрел комнату. Клоун думал, если он не может ничего определённого выловить из её пустых мыслей, то стоит узнать её комнату? Он удивился, ведь она ребенок и… Комната преобладала розовыми оттенками: обои имели мягко-розовый, раздражающий цвет, потолок раскрашен в голубой оттенок, и виднелись нарисованные облака, и белый, мягкий ковёр. На обоях, как у обычного простого ребёнка, не имелось каких-то прикрепленных рисунков, или грамот, наград? Ничего. Словно комната символизировала её голову. Рядом с окном стоял стол, но он, на поверхности, был пуст, как будто, семья только-только переехала, но комната имела плотный запах девочки, которая живёт тут давно. — Стефани, вы с семьёй недавно в городе? — спросил Пеннивайз, своим излюбленным, приятным голосом. Его ноги понесли его по комнате, исследуя каждый закоулок. — Я в городе, сколько помню себя, а так, я не знаю откуда я. — сказала девочка, наблюдая за движениями клоуна. Он открывал шкаф с одеждой, совершенно не задумываясь о её личном пространстве. И бегло оглядывал её, хорошо сложенную, одежду, обувь, но ничего для себя интересно не подмечал. Острый запах алкоголя заставил нашего людоеда поморщиться, и посмотреть в направлении двери, что ввела в коридор, ведь он никогда не понимал, зачем они пьют эту горькую гадость, лишь только портила вкус. Поэтому, он взял, и закрыл дверь. — Понятно. — не заинтересовано ответил он, и встал около стола, в котором было пару шкафных отсеков. Он присел, и стал осматривать один из шкафчиков, но кроме, ни разу не использованных фломастеров и красок, ничего не нашёл. В другом обнаружил, что в пачке с ручками, одна отсутствовала. «Ну хоть какое доказательство того, что она, не иллюзия» — облегчился он, и закрыл шкаф, после чего встал в полный рост, и улыбнулся ей. — Стефани, а что ты делаешь? — Сначала ответе на вопрос, что вы тут делаете? — серьёзное лицо девочки, и акцент на слово «делаете», словно она догадывалась о его настоящей цели, завело его в тупик. — Вы мой монстр под кроватью? — Ах, если бы, но нет. — отшутился клоун, и театрально махнул рукой. — Я пришёл к тебе. — Правда?! — зелёные глаза, что были загорожены некими хмурыми бурями, заискрились в радости. Клоуну снова не понравился этот вкус радости, так как он горьковат для него. — Конечно! — воскликнул он, и похлопал сам себе в ладоши. — Тогда… Тогда давайте вы почитаете мне книгу! — воскликнула она тихо, словно это была для неё привычка, вести себя максимально тихо. — А я… — она стала вертеться вокруг себя, и когда обнаружила то, что искала, потянулась к этому, схватила, и протянула руку клоуну. — Угощу вас шоколадным пончиком! — но потом, она отдёрнула руку, словно чего-то испугалась, и у Пеннивайза засветились глаза, так как он действительно почувствовал сладкий страх, и он был настолько насыщенным, что и понятия не имел, сколь ярок может быть вкус. — Чего ты так испугалась, милая? — спросил он, желая ещё больше вкусить этого запретного плода. Девочка настороженно улыбнулась ему, и он думал, что сумел её, наконец, напугать. — Вы же едите людей… — О-о-о, да! Я ем людей! Они вкусные! Особенно я ем таких маленьких, вкусненьких девочек, как ты! — взвизгнул он в восторге. С его странной нижней губы, стала сочиться слюна, и падать на пышный воротничок, прокатываясь вниз, по белому камзолу, падая на белый ковёр, но зелёные глаза не перестали светиться, и не выдавали страха. — Я испугалась, что вы обидитесь на то, что я вам предложила пончик, и больше не захотите со мной общаться. — грустно ответила она, и улыбка с клоуна тут же исчезла. Его лицо, разрезалось на четверо, как раскрывшийся бутон, открылось, показывая слюнявую глотку, с многочисленными рядами острых зубов. — Так вы почитаете мне? — спросила девочка так, будто не видела всего этого ужаса, выстраивающийся перед её лицом, и она даже, невзначай, словно во что-то личное, заглянула в рот, чтобы посмотреть, или всё же, посчитать, а сколько там зубов? Рот свернулся обратно, придавая её владельцу изначальный вид. Клоун не улыбался. — Ты испугалась только этого? — спросил клоун с ноткой отвращения к этой девочке. В его мыслях не укладывалось, да как, такая маленькая тушка, и не боится его?! Да даже самый отбитый, подумает о своих страхах, начав ассоциировать клоуна со своими страхами. А девочка, даже увидев что-то поистине страшное, что её сейчас возьмут и сожрут, постаралась посчитать его зубы?! — Вам важно, чтобы я боялась? Я вам противна, если я вас не боюсь?.. Так… — теперь в мыслях девочки не укладывалось то, почему надо его боятся, тем более, почему ему это важно? Ведь если она будет стараться его пугаться, то никакой дружбы из этого не выйдет. А хочет ли он дружить с ней? Оба некоторое время молчали, смотрели друг на друга, и переваривали несносные мысли, и первым отважился унять эту головную боль: — Вы хотите со мной дружить? — спросила девочка, так цепко прозванивая своим писклявым голосом, разрывая эту могильную тишину, в которой, где-то там, вдалеке, слышен отцовский храп. — Нет. Я ем таких детей, как ты. Почему я должен дружить со своей едой? — улыбка к клоуну не возвращалась, лишь двухзначное лицо, изображавшее неприязнь и непонимание. — Понятно… Но это ведь не мешает мне почитать, так ведь? Мама больше не читает мне книжку на ночь, поэтому я делаю это себе сама, но из-за того что я слишком увлекаюсь историей, плохо сплю, а потом, в школе ругают. — грустно промямлила она, не желая выдавать ему эту грусть, в страхе его загрузить своими проблемами, и тем самым, отогнать от себя. Пеннивайз это почувствовал, на долю секунды, этот страх, но опять же, не понимал, как вызвать эту эмоцию ярче, чтобы больше отхлебнуть этого сладкого вкуса! — Я не буду тебе читать. Ты сама с этим прекрасно справлялась. — клоун отвернулся от неё, показывая свою широкую спину, и пошёл к окну. — Погодите! Я-я постараюсь бояться вас! Я буду вас очень бояться! — тихо воскликнула девочка, чем и задержала ноги Пеннивайза, стремившийся скорее уйти из этой, гадкой, розовой комнатки. — Бояться… — промурлыкал себе под нос клоун, и медленно повернулся к ней. — Страх возникает непроизвольно. Ты не подвластна решать, когда испугаешься. — А кто тогда? — неуверенный голос девочки впился в мозги клоуна, и те, стали царапать его черепную коробку изнутри, приводя его чувства к исключительному гневу. — Я! Я должен был! Но ты не боишься меня, почему?! — его грозный голос заставил девочку думать, что земля содрогается, но ничего подобного не происходило. Его крик… Он не смог докричаться до её страха, и пустое лицо снова вызвало чувство тошноты. — Потому что я хочу, чтобы мы были друзьями? — спросила она, и клоун сжал руку в перчатке, но после разжал, и она сама схватила горло девочки. — Мы не можем быть с тобой друзьями! Понимаешь?! Я ем таких, как ты! Все дети — моя еда! Ты — моя еда! Ты этого не понимаешь?! Я с едой не дружу! Я пожираю еду, срывая их плоть, напиваясь их кровью! — рычал он ей, и его слюни, — если это не пена, конечно, — покрывали её лицо. Она ухватилась за его руку, и сжала хрупкие пальцы на кисте. Её губы дрожали, и пытались что-то сказать, но вырывались лишь задыхающийся стоны. В её голове зашумело, и если клоун мог слышать то, о чём она думает, то он снова наткнулся бы на пустоту, словно её жизнь, для неё же самой, это просто оторванный лист, что можно смять, и выбросить в ближайшую помойку. Он отбросил её на кровать, и взревел, впиваясь в своё же тело, своими же когтями рук. А она тем временем откашлялась, и на четвереньках, проползла к нему. — Мистер Пеннивайз, простите, что я вам не по вкусу, но вы всё равно считаете меня едой. Я… я не хочу казаться для вас такой бесполезной. Ладно-ладно, вы можете не дружить со мной. И…и если вам так не нравиться моя компания, то можете, если захотите, покинуть мою комнату… — но она не договорила, он слышал продолжение её слов в её голове: «…но вы можете приходить в любое время, если вам вздумается», но заткнул рот своей рукой. Неожиданно, всё стало тихо. Очень тихо. Для него, её невыносимая пустота отражалась белым шумом, как в телевизоре, но теперь, она совсем стала тихой. Он медленно перевёл глаза на неё. Яркие зелёные глаза впились в его, и он почувствовал, как перчатка впитывает жидкость — горячие солёные слёзы. А она тем временем, видела его взгляд ядовито-янтарных радужек, что так изумлённо глядели на неё. Недоумение встало в его горле. Она думала о чём-то, но в миг сметала эти мысли, что даже Пеннивайз, — он, пожиратель миров, имеющий за спиной несколько миллиардов лет, — не успевал прочесть. От такой невероятной скорости, пустота с белым шумом заполнялась и опустошалась в считанные мгновения, это сравнимо с тем, что ты перелистываешь канал за каналом в телевизоре, даже не давая программе прогрузить свой звук. — Прекрати это делать… — боязливо сказал он, опуская руку от её рта, и брезгливо треся её, стараясь смахнуть, или скорее высушить, свою перчатку. — Простите… Простите, я не хотела, правда… — она стала смахивать поступающие слёзы на её лице рукавом пижамы. — Меня разочаровывает то, что мы с вами не друзья. Так съешьте меня. — предложила она, поднимая опухшие и покрасневшие глаза на него. — Мне впервые кто-то предлагает его съесть… А нет, не впервые. — Пеннивайз стал вспоминать подобные моменты в его жизни, но тогда он съедал попросившего его съесть, всё равно со страхом быть лишённым жизни. — Тем не менее, — он постарался убрать эти воспоминания, жмурясь, и махая рукой перед лицом. — Тогда… Тогда… — девочка уже растерялась в своих желаниях, погружая собственные мысли в беспорядочную суматоху, что так была неприятна клоуну. — Остановись. Я почитаю тебе, почитаю! — воскликнул он, и облегчённо вздохнул, ощутив горький вкус её радости. — Спасибо большое! — возрадовалась она в голос, только тихо. — Вот сюда, сюда! — она удобно уложила подушки к стенке, — из них были и плюшевые игрушки, подушки в форме сердечек, кружков и квадратиков, — и удобно уложила одеяло на кровате, а потом, облокотилась об небольшую, розовую подушку рядом, освобождая, достаточно большое пространство, похлопала на приличное пространство, куда бы удобно вместился большой клоун. Он закатил глаза, и прилёг рядом. Кровать оказалась очень удобной и мягкой, а место, что она для него сделала, из подушек, расслабили его напрягшийся, из-за всей это ситуации, мышцы. — Ну, какую будем читать книгу? — спросил он, и неуловимо для себя, подумал, какое же большое количество книг он прочёл, когда люди стали выпускать книги! Он зачитывался в них, и как безумный, проглатывал одну за другой, и даже природу свою благодарил за то, что пока он спал 27 лет, люди создавали больше историй, выписывали больше исследований о собственном мире, что экономило силы для Пеннивайза в самостоятельном исследовании. Он каждые 27 лет, обещает для себя, что освободит гнездо, и хотя бы на несколько дней, выползет из убежища, хотя бы на несколько километров, — но это, то же, что и для человека, который говорит себе — «я на следующий год точно поеду…», но так и никуда не едет. — Вот! — и девочка протянула ему тонкую книжечку, где большими буковками написано «Спящая красавица», и от этого, клоун усмехнулся. Стефани была рада, что отчего-то, на клоунском, жутком лице, отразилась улыбка. Её стало привлекать: его странной формы лоб; его рыжие волосы, что пахли жжёным сахаром; его бледный грим; и эти красные полосы, придававшие иллюзию разреза глаз, или разреза его улыбки; его длинные ресницы, украшающие яркую голубизну, как чистого озера, глаза; его пышный воротник, местами испачканный тёмно-багровой, засохшей кровью. — О, Братья Гримм! Когда-то и я вчитывался в их сказки, действительно, неплохо! — воскликнул Пеннивайз, и открыл первую страничку. — Было то в середине зимы, падали снежинки, точно пух с неба, и сидела королева у окошка… — читал клоун, с тактом, с выражением, с чувством, наполняя девичью голову, сам того не ожидая, спокойствием, не имеющий белый шум, а только банальное переживание за героя. Его голос звучал спокойно, иногда, если того требует книга, занижал или повышал тон, ускорял или замедлял темп, и даже, иногда, смеша девочку, — особенно на месте, когда Белоснежка в книги, говорила со старушкой, потому что Пеннивайз её озвучивал очень смешно, а ещё, озвучка гномов далась ему смешнее, чем когда читала ей мама (но и та, не читала с таким сердцем, как это старался делать клоун) — или дурманил, пылкий ум Стефани, голосом, что даже сердце девочки, как дикая птичка в клетке, билось в унисон, и при этом, она краснела… Комментарий к Глава 1. Часть 2. Парум-парум! Вот и следующая часть! Интересно, почему же Мистер Пеннивайз так снисходителен к ней? Черепаха, ты ли это?