И если Ивар хотел именно этого…

— Блайя. — Сигурд взял её лицо в ладони, заставляя посмотреть ему в глаза. Его взгляд был обеспокоенным, теплым и нежным. — Блайя, послушай меня, — он прижался лбом к её лбу. — Со мной всё хорошо. С нами всё хорошо, и так будет и дальше. Я обещаю.

— Ты не веришь мне. — Она зарылась пальцами в его волосы.

Ей было нужно, чтобы он поверил ей; так нужно, что её сердце, её бедное, глупое сердце, будто прихватывало холодными пальцами от этой острой необходимости. Она знала, что это очень важно. Так важно…

— Я верю тебе, — тихо отозвался он. — Как всегда верил матери, рассказавшей мне в детстве, что я назову своей женой розу. Она всегда знала, что я встречу тебя. Кажется, я женился на вёльве. — Он улыбался. — И это роднит меня с отцом.

— Всё, что я прошу: будь осторожен. — Блайя видела свое отражение в его глазах, что были, как синее, глубокое море у норвежских берегов, и ей хотелось тонуть в этом море, захлебываясь эмоциями, которые оно ей дарило. — Пожалуйста. Не дразни Ивара. Не давай ему повода уничтожить тебя.

— Ивару не нужен повод. — Сигурд отстранился, разрывая зрительный контакт с ней. — Ивару нужно лишь его собственное желание, чтобы кого-то растоптать. Но я обещаю, что постараюсь не задевать его, потому что верю тебе. И вижу, как ты боишься.

Он размотал полотенце на её голове, позволяя влажной копне длинных волос упасть Блайе на плечи и спину.

— Надеюсь, ты не собираешься ложиться спать с мокрой головой? — поинтересовался Сигурд, резко меняя тему. — Давай махнемся, не глядя?

Блайя сползла на пол, и Сигурд потянулся за расческой.

*

Жесткая осенняя трава царапала ноги, когда Блайя шла по лесу, заслоняя лицо от ветвей и пожелтевших листьев, норовящих ударить по лицу. Никогда ещё она не осознавала так четко, что видит сон, и никогда ещё этот сон не был таким реальным. Ей чудилось, будто впереди бредет темная фигура, закутанная в плащ, высокая и худая. Незнакомец опирался на посох, но всё равно двигался быстрее, нежели она сама.

Это был просто сон, и она гадала, к чему он её приведет. По крайней мере, больше она не видела Ивара, убивающего Сигурда в её видениях раз за разом, а это что-то да значило.

Следом за своим проводником, чьего лица она не видела, Блайя вышла на берег реки. Там уже было полно людей — в старинных одеждах, вооруженные, они столпились у самой воды. Среди них она без труда узнала Ивара, сидящего на земле, и Хвитсерка, чье лицо кривилось от внутренней боли, и Уббе, и даже мистера Флоки. Но Сигурда она не видела.

До тех пор, пока не догадалась взглянуть в лодку, которую двое воинов отталкивали от берега. Дыхание у неё перехватило, и она захлебнулась собственным криком.

Меч лежал у Сигурда на груди, и глаза его были закрыты, чтобы никто не увидел змеиной отметки в них.

— Стой. — Её проводник опустил ей на плечо тяжелую руку, удерживая от необдуманного желания броситься в воду, к мужу. — Ты здесь гостья, помни об этом.

И Блайе оставалось только смотреть. До неё доносились отголоски погребального печального пения, и горло её сжималось от невыплаканных слез. Ей хотелось броситься напрямую через реку, перебраться на другой берег и кошкой вцепиться в лицо Ивара, выцарапать ему глаза. Но она была лишь видением в этом мире, гостьей из будущего, и могла лишь сжимать ладонью шею, задыхаясь от боли.

Для её сердца и легких было мало грудной клетки. Ей было трудно дышать. Блайя опустилась на колени в траву.

Лодка плыла, и Сигурд исчезал из поля зрения, сопровождаемый плавными, горестными напевами. И, хотя Блайя не могла слышать, о чем говорили братья её мужа, она четко разобрала:

— Не смотри так на меня, Хвитсерк. Ты знаешь, что я любил его! Я не хотел его смерти!

Её поразила простота, с которой Ивар сообщил братьям эту очевидную ложь. В гневе она вскочила на ноги, крикнула:

— Ты врешь!

И увидела, как Ивар повернул голову к ней, вперил взгляд в лесную чащу, где, по идее, не должно было быть никого.

— Не вмешивайся! — Спутник оттолкнул Блайю прочь, и она наконец-то увидела его лицо. Морщинистое, худое, с ввалившимися щеками и зашитыми глазами, оно напоминало гротескную маску. Она ахнула, отшатнулась, едва не упала, запнувшись о корень дерева.

— Я знаю, чего ты боишься, дочь Эллы. И твои страхи сбудутся, если ты не научишься распознавать опасность до того, как она покажет свои клыки. Я знаю, чего ты жаждешь, и ты получишь это, если будешь достаточно умна, чтобы уберечь своего мужа от смерти, которая придет к нему на острие змеиного зуба. — Старец протянул руку, закрывая ей глаза ладонью.

Блайя увидела себя, на вершине холма, и Сигурд держал её руки в своих, и ледяной ветер путал их волосы, когда муж склонился к ней. Она видела себя в его покоях в замке Эллы, и одежды их лежали на полу, а Сигурд вжимал её в постель. Они сплетались в объятиях, будучи всего лишь мужчиной и женщиной, которые друг друга любили. Она видела, как Сигурд уходил с братьями в Уэссекс, и она рыдала у него на груди, умоляя вернуться. Она видела, как возвратилась Великая Языческая Армия и вновь вошла в Йорк, и Сигурда не было среди них. Блайя видела, как Хвитсерк крепко удерживал её за плечи, а она кричала что-то Ивару в лицо, а потом плюнула. Ивар, зло сверкая глазами, оттер её слюну со щеки, а потом ударил так, что губа её лопнула, и на ней выступила кровь.

Она видела себя в день встречи с Сигурдом, и помнила, как зашлось её сердце в тревожном предчувствии, и как он смотрел на неё, долго и внимательно, и она дрожала под его взглядом. Блайя хотела бы чувствовать боль за смерть отца, но перед северными завоевателями она ощущала лишь страх, потом — неожиданное доверие, когда Сигурд закрыл её собой перед Иваром, твердо глядя брату прямо в лицо.

— Ты можешь потерять его, дочь Эллы. — Старик убрал с её лица ладонь, и она вновь обнаружила себя на берегу. Все разошлись, и лишь Ивар напряженно вглядывался в пространство между деревьев, будто видел что-то, чего не могли увидеть другие. Блайю, например. — Ты можешь потерять всё, но ты не там ищешь своего врага. Ты победила орла, но змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а надо смотреть прямо под ноги.

— Говори понятнее, — взмолилась Блайя. — Я не понимаю тебя!

— Поймешь. — Черные губы старца растянулись в усмешке, и он пропал, оставив её на берегу, с её болью, с шумящей водой и с Иваром, напевавшем погребальную песнь.

Он продолжал петь в её голове, когда Блайя проснулась и так резко села на постели, что у неё закружилась голова. Но, по крайней мере, она не кричала, и Сигурд мирно спал рядом, теплый и живой, и волосы его рассыпались по подушке, и он не знал, что в своем сне она видела его мертвым и хладным. Блайя опустила голову обратно на подушку, приложила руку к пылающему лбу.

«Змея осталась, потому что ты смотришь в небо, а смотреть надо прямо под ноги…»

И если не Ивар хочет убить его, то кто? Какую змею она должна искать под ногами? Кто прячется в высокой траве и выжидает, чтобы укусить?

Сигурд пошевелился и во сне притянул её ближе к себе. Она прильнула к нему, вслушиваясь в четкое биение его сердца. Он ровно дышал, и грудь его поднималась и опускалась под её щекой.

Сигурд Змееглазый, её муж, её любовь, её настоящее и будущее. Сигурд Лодброк, которому суждено умереть от укуса змеи, если она прежде не раздавит этой змее голову, как он, сам того не ведая, раздавил голову Эллы.

Смотреть нужно прямо под ноги…

Сигурд научил её верить снам и видениям, хотя прежде она считала это средневековой дикостью. Он пробудил в ней что-то тёмное и таинственное, и теперь эта сила не уснет, пока не спасет его жизнь. А, быть может, не уснет никогда.

Блайя очертила пальцем татуировку мужа, в полутьме разглядывая Уроборос, пожирающий свой хвост. Сигурд рассказал ей, что Уроборос на самом деле — змей Ёрмунганд, сын Локи и великанши Ангрбоды, выросший таким огромным, что опоясал всю землю и вцепился в свой хвост. Его жадность и злоба однажды отравит небо, когда наступит Рагнарёк.