— Значит, Лагерта узнала, что у тебя есть мужчина, и потребовала, чтобы ты шпионила за Иваром? — Ида отпила глоток кофе. — И почему мы должны тебе верить?

Торви в горло не лез ни бутерброд, взятый на завтрак, ни заказанный капучино. Это была её первая еда за последние сутки, но есть она не могла. Её мутило.

— Не должны, — кивнула она. — Но я могу помочь Ивару. Я готова даже отказаться от доли в наследстве, которое может достаться моим сыновьям, если что-то случится с Бьерном, если это будет необходимо. Верить мне или нет — это ваше дело.

Они обе старательно избегали конкретики — мало ли, кто мог следить за Торви, даже в кафетерии при Lothbrok Inc., куда доступ был заказан всем, кроме сотрудников и членов семьи? Сидя вдвоем в немаленьком помещении кафе, они осторожничали, будто обсуждали дела в переполненном вагоне метро.

— Я поговорю с Иваром, — ложечка звякнула о края чашки. — Возможно, ты сможешь нам как-то помочь.

Уже уходя, Ида сжала плечо Торви.

— Я знаю, как тебе больно, — тихо произнесла она. — Обещаю, я сделаю всё возможное, чтобы тебе помочь.

Можно ли было ей верить?

Торви провела остаток дня, как на иголках. Ей не хотелось возвращаться в дом Лодброков, но и мысль о квартире Эрлендура вызывала спазмы в горле и вязкую тяжесть в груди. Она гуляла по Чикаго, без особенной цели, забредала в книжные магазины и кафе и думала, что Ивар вполне может прикончить её сегодня, ибо в его глазах наказание за предательство одно — смерть.

Ближе к вечеру ей позвонил Эрик.

— Привет, мам! — радостный голос десятилетнего мальчишки заставил её замереть посреди улицы. Её тут же толкнул какой-то мужчина в костюме, спешащий по каким-то своим делам, выругался, едва не облив кофе и её и себя. — Я сегодня получил по математике «А»!

— Ты такой молодец, — Торви не узнала себя, когда произнесла эту фразу. — Я тобой горжусь, малыш. Ты же это знаешь?

Казалось, летняя школа уже не тяготит их, как в июне. По идее, у мальчишек должны быть каникулы, только Бьерн решил, что детям лучше остаться на два месяца в школе и позаниматься с отстающими, чтобы подтянуть предметы, им никак не дававшиеся. В начале августа он обещал забрать их домой, чтобы вернуть в школу после празднования Дня Труда.

Пока Эрик что-то щебетал про Рефила, который никак не может научиться читать некоторые сложные слова, и про Гутрума, которого преподаватели застукали в пабе в соседнем городке («Зачем он туда ходил, мама? Что такое паб?»), Торви просто слушала его детский, звонкий голос, его смех, и думала, что, может быть, никогда его больше не увидит. И Бьерн со временем внушит младшим сыновьям, что их мать была шлюхой, недостойной даже упоминания. Детская психика очень гибкая, и если он постарается, то сможет внушить это даже Эрику, а уж Рефила и вовсе не составит труда убедить, будто мать бросила их и сбежала с любовником куда-нибудь в теплые страны. Может быть, Гутрум ему не поверит, но вряд ли сумеет доказать это младшим братьям.

И однажды дети просто забудут её. Привыкнут к Снефрид Сваси, привяжутся к ней, будто она была их матерью. У Торви за ребрами взвизгнуло болью.

— Я люблю тебя, сынок, — выдавила она, изо всех сил пытаясь держаться. — Скоро увидимся. Июль пролетит незаметно.

— Папа за нами приедет? — спросил Эрик. Торви была готова поклясться, что он поморщился от её слов. Настоящие мужчины ведь не распускают соплей, правда?

«Может быть, за вами приеду я. И Эрлендур. И нам придется уехать, и ваш мир не станет прежним. Но, может быть, он станет чуточку лучше».

Бьерн был для них авторитетом, непререкаемым, настоящим. Обожаемый отец, огромный, как медведь, и в их глазах — смелый и храбрый. И Торви точно знала, что никогда не будет пытаться нарушить их картину мира, не станет рассказывать, каким знает их отца сама. Если только они с Эрлендуром выберутся из этой передряги. Если только Ивар не захочет убить её сегодня.

Впрочем, он не захотел.

Ивар смотрел на Торви, сложив руки под подбородком, и чуть щурил ярко-синие, «рагнаровские» глаза. Как и его отец, Ивар умел пыриться прямо в душу так, что хотелось сбежать, спрятаться, скрыться. Торви осталась сидеть, выпрямившись, и только вновь сжимала на коленях руку в кулак, отвлекаясь на физическую боль.

— Значит, в обмен на помощь ты, как законный представитель своих сыновей, будешь готова отказаться от любых притязаний на наследство в случае смерти Бьерна, — протянул он. — С чего ты взяла, что с Бьерном что-то случится, и твои предложения могут стать хоть сколько-нибудь полезными? Ты знаешь что-то, чего не знаю я?

Он пытался подловить её, Торви знала. Ивар всегда разыскивал у собеседника слабое место, чтобы найти огрехи в его словах, обернуть против, поймать на лжи.

— Я не знаю, — ответила она, глядя прямо ему в лицо. — Но я догадываюсь, что, если Бьерн открыто выступит на стороне Лагерты, в живых из вас двоих останется только один. Мой муж далеко не дурак, — Ивар поморщился на этих словах презрительно, однако не прервал её. — Но в этом сражении я поставила бы на тебя.

Ивар бы и сам на себя поставил, если бы мог. Откинувшись на спинку своего инвалидного кресла, он размышлял, постукивая пальцем по нижней губе. Ида обошла стол, присела на край, забрасывая ногу на ногу, и склонилась к его уху, что-то зашептала так тихо, что слов было не разобрать. Ивар скользнул по её ноге ладонью, подбираясь к краю юбки. Движение отчетливо напоминало змеиное, а Ида его не остановила.

— Меня забавляет, что ты наставила рога моему братцу, Торви, — усмехнулся он. Крутанул вокруг запястья браслет со змеиной головой. Алые глазки змеи гипнотизировали, почти как вкрадчивый тон самого Ивара. И, казалось, обвившаяся вокруг его запястья рептилия готова броситься на Торви в любой момент, как и её владелец. — Медведь-рогоносец, такого я ещё не слышал! — он хлопнул в ладоши. — Я должен был бы убить тебя за предательство, но, пожалуй, не убью. Во-первых, Ида попросила меня пощадить тебя, а я не могу отказать своей королеве. А во-вторых, провал моего братца, пожалуй, будет стоить твоей жизни. Если ты, помимо отказа от притязаний на его долю, сделаешь для меня кое-что ещё…

Вот оно. Торви напряглась, чувствуя, как звенят её нервы. Есть ли вещь, которую она не сделает, чтобы спасти жизнь Эрлендура и свою собственную? И начать всё заново. Есть ли у этого шанса вообще цена? Пусть шанс, возможно, и призрачен.

Ивар выдержал театральную паузу — совсем как Рагнар, прежде, чем выдать одну из своих гениальных стратегий. Ухмыльнулся вновь:

— Говоришь, Лагерта хочет знать о моих планах? Скажи ей, что я собрался жениться, и слишком занят подготовкой к свадьбе, чтобы интересоваться делами Исайи или её собственными. Убеди её, что я даже не подозреваю о похищении, которое они готовят. Пусть Лагерта думает, что я впервые в жизни что-то упустил, ослепленный эмоциями, в это она поверит. Пусть они все думают, будто Ида — на стороне Блэков.

Звучало, как договор с хитроумным Локи, за словами которого бесполезно искать правду, так много там намешано скрытого смысла и тайных намерений. Но был ли у неё выбор?

— Хорошо, — Торви кивнула. — Но что, если Лагерта потребует доказательств?

— Моё тело на заднем сидении машины будет лучшим доказательством, — пожал плечами Ивар. — Лагерта знает, что она не теряет ничего, а её связи с Блэком будет сложно доказать. Сделаешь это — и мои люди помогут тебе освободить Хорикссона. А в качестве доказательства моих намерений покажешь ей чек из ювелирного магазина, который я тебе завтра передам.

Торви казалось, будто огни приближающегося поезда слепят ей глаза. Но она понимала, что либо она постарается перебежать рельсы перед локомотивом, либо её разрежет напополам. И если шанс выжить был очень хрупким, она всё равно собиралась им воспользоваться, или сдохнуть, пытаясь.

Быть может, боги тогда сделают для неё исключение, и они с Эрлендуром встретятся после смерти?

========== Глава одиннадцатая ==========