— Вот…, - у меня от возмущения даже дар речи пропал. — Нехорошая женщина.

— Согласен, — усмехнулся Миша. — Но выбор заведения сыграл с ней злую шутку. Оказывается, за соседним столиком сидел ее последний парень или любовник, не знаю кто он там ей и знать не хочу. Так вот, мы сопоставили даты и оказалось, что никак она не могла быть беременной от меня. Я видимо, был в таком шоке, что не сразу не сопоставил сроки.

Потом она все-таки призналась, что ребенок его.

В этот момент Оля всхлипнула, и мы только сейчас заметили, что она плачет.

— Оленька, ну ты чего?

— Простите, просто мне очень неприятно слушать про твоих бывших.

— Прости, родная. Но Сеня твоя лучшая подруга. Еще она невеста моего брата. Мы семья и меньше всего мне хотелось бы, чтобы, если эта история всплывет, оказался подонком в ее глазах.

— Я бы так никогда про тебя не подумала, — успокоила друга. — И я очень рада за вас, ребята.

— Спасибо, — усмехнулся Миша.

— А что дальше?

— Дальше? — переспросила Оля. — Дальше Миша пытался меня убедить, что Лиза солгала, но я вспоминала всех его бывших моделей и не верила ему. Точнее я хотела поверить, но очень боялась.

— Оль, прости меня.

— Нет, Миш, ты не виноват, что я у тебя дура недоверчивая. Столько времени потеряли, — усмехнулась подруга. Она повернулась к парню и поцеловала его.

Между ними так и летали искры любви и счастья.

— Я очень рада за вас ребята, правда, — они оба посмотрели на меня с улыбками. В этот момент они были, счастливы, как никогда. — Оль, как у тебя получилось все скрывать от меня?

— С большим трудом, — теперь улыбка подруги была не много грустной. — Поверь, я хотела тебе все рассказать, но мне было так больно, что я старалась даже лишний раз не вспоминать, — на этих словах Миша тяжело вздохнул и Оля не дала ему слова сказать. — Даже не думай извиняться.

— Как же вы сошлись?

— Я запер ее в кладовке клуба, — усмехнулся Миша. — Конечно моя любимая фурия вначале отходила меня тряпками и швабрами, куда только могла дотянуться. Но особыми методами мне все-таки удалось убедить Олю, что она моя и терпеть ей меня всю жизнь придется.

На этих словах подруга покраснела и уткнулась Мише в шею. А я вспомнила «особые методы» Максима, когда он запер нас в кладовке университета. Щеки обдало жаром, а потом холодок прошелся вдоль позвоночника. Словно на пару секунд воспоминания позволили воспарить к облакам, но потом, понимание, что мой мужчина еще не пришел в сознание — вернуло в серую реальность.

В этот момент в коридоре поднялась суета. Мимо нас в сторону реанимации пробежали медсестра и Виктор Федорович. А мое сердце, кажется, перестало биться.

— Дыши, — встряхнула меня подруга.

И я сделала судорожный вздох. Легкие обожгло, и я слегка закашлялась.

Казалось, я гипнотизировала дверь в реанимацию целую вечность. Пока в какой-то момент оттуда не вышел Виктор Федорович. Он осмотрел холл и направился в нашу сторону. Как по команде мы подскочили с дивана.

— Здравствуйте, — поздоровался с нами врач и пожал руку Мише.

Я не смогла ему ответить. Только головой кивнула. А сама буквально заставляла себя делать вдохи, чтобы организм получил необходимый кислород.

— Максим пришел в сознание. Сейчас ему делают обследование. Тогда увидим есть ли необходимость операции.

Села на диван и расплакалась, закрыв ладонями лицо. Я рыдала от счастья и облегчения, что любимый вернулся. Виктор Федорович поднес мне стакан с водой. Только осушив стакан, поняла, что это успокоительное. Это то, что мне сейчас надо.

— Простите, — прохрипела в ответ, вытирая слезы.

— Ничего, — мягко улыбнулся врач. — Пойдемте, Есения, вам надо переодеться.

Я не понимающе посмотрела на врача, потом на свой спортивный костюм.

— Знаете, Есения, у вас очень упрямый жених. Он дал согласие на обследование только если вас к нему пропустят, — усмехнулся врач. — Только в сознание пришел, а уже условия ставит, — с доброй усмешкой, покачал головой врач.

Я подскочила, как ошпаренная. Видимо сделала я это слишком резко, так как голова закружилась. Сделав глубокий вдох, я решительно пошла в сторону реанимации.

Дальше прошла уже знакомую процедуру переодевания и мойки рук. И только после этого вошла в палату к Максиму.

В этот раз я даже не обратила внимание есть ли кто в палате и на ее обстановку — мне было все равно. Ведь на меня внимательно и настороженно смотрели любимые глаза. Даже не заметила, как подлете к нему, схватила руками лицо и начала лихорадочно целовать: лоб, брови, губы, щеки, уши, шею. Мне хотелось зацеловать его всего.

— Максим, родной мой, я так сильно люблю тебя, — бормотала между поцелуями.

— Сень, — прохрипел мужчина,

Я отстранилась проверить не задела ли какой электрод или может случайно задела рану.

— Сень, — повторил Максим, и я подняла на него глаза.

Его лицо было серьезным, а глаза… В них я видела страх.

— Сень, — Максим облизал губы и сделал глубокий вдох. — Малышка.

Мне совершенно не нравились эти паузы и взгляд, к которому, кроме страха добавилось какое-то отчаяние. Он откашлялся и все-таки заговорил… Хотя лучше бы он молчал.

— Малышка моя. У меня было раздроблено колено. Его собрали буквально по кусочкам. Так что предстоит долгая реабилитация, — он сглотнул, я, а скрестив руки на груди продолжила его слушать. — И то не факт, что смогу ходить как раньше. Хромым останусь на всю жизнь. И шрамы эти, и ожоги, — он замолчал, глядя на меня.

— Ну давай, говори, я слушаю тебя очень внимательно, — прошипела рассерженно, догадываясь о его бредовых мыслях.

— Тебе нужен не такой мужчина рядом. Нужен красивый и здоровый. Чтобы на руках носил.

Я смотрела на него и жалела, что под рукой нет сковородки — врезать бы ему сейчас хорошенько за эти слова.

— Другой мужчина? — переспросила его, на что он лишь кивнул, не глядя на меня. — А тебе стало быть другая женщина?! Признавайся Киреев, ты что успел кого-то подцепить?

— Ты что! — возмутился он. — Я же говорил, что только тебя люблю.

— Тогда какова хрена ты несешь этот бред, — меня прорвало, и я уже не контролировала свои эмоции. Вполне возможно, что от моего крика пациенты в соседних палатах вышли из комы. — Какой на хрен мужик мне нужен? Мне, кроме тебя, скотина ты такая, никто не нужен. Тебя люблю, понимаешь. Спать не могу и дышать нормально без тебя не могу. Я думала с ума сойду пока тебя не было. И кажется уже сошла пока ты, козел такой, в сознания не приходил. А ты мне про мужиков каких-то говоришь!

— Прости, малышка, — сказал он тихо, протягивая ко мне руку. — Я ведь для тебя только самого лучшего хочу.

Несколько глубоких вдохов помогли успокоится, и я подала ему свою руку и переплела наши пальцы.

— Ты для меня самый лучший, — прошептала ему в губы. — А со всем остальным мы справимся. Главное вместе.

Как же приятно целовать родные губы. Но нас прервало деликатное покашливание. Я обернулась и увидела в дверях палаты Виктора Федоровича.

— Вижу, Максим, вы идете на поправку, — усмехнулся доктор. — Результаты обследований готовы. И могу сказать, что они очень положительные. Повторной операции не потребуется. Ночь мы за вами тут еще понаблюдаем и, если все будет хорошо — завтра переведем в палату и начнем подготовку к реабилитации. Большая работа предстоит с коленом. Первое время твое передвижение будет на коляске. Потом костыли, дальше трость. Сроки смены транспорта будут зависеть только от тебя и твоего упорства. Будешь лениться — и год в коляске просидишь.

— Не просидит, — сказала уверенно и сжала руку Максима в знак поддержки. — Мы справимся.

— Вот и отлично. Так даю вам еще минут десять, а потом, Есения, вам придется покинуть палату. В конце концов это реанимация. Сюда вообще посторонних пускать не положено.

— Она не посторонняя, — прорычал Максим, сжимая мою руку.

— Не переживайте так. Завтра уже встретитесь в так полюбившейся палате Есении, — усмехнулся доктор и покинул палату.