– Не дуйся. – Найли поправила замятый воротник куртки Релнора с приколотым значком донора. – Так намного лучше.

– Пусть порадуются за меня.

– Ты презираешь уэнлов за то, что они получают от тебя душу?

– Меня волнует то, что время, которое у меня было, потрачено впустую. Если бы однажды уэнлы не предпочли искусственного размножения естественному, я бы лишился этой единственной возможности проявить себя.

«Ты бы лишился этой единственной возможности проявить себя, если бы у уэнлов на Трерии не возникало трудностей с самовоспроизводством, – подумала Найли. – А все-таки странно – почему уэнлы на Трерии не могут обойтись без доноров? Ведь они обходятся без доноров в других мирах».

– Релнор, что ты чувствуешь во время процедуры?

– Сначала чувствуешь себя как бы разделенным. Когда происходит отщепление, чувствуешь себя так, словно от тебя отрезали кусок.

– Отщепление? – переспросила Найли.

– Некая частица твоей души покидает тебя. Чувствуешь пустоту, необратимый ущерб. Эта пустота не заполняется. – Релнор коснулся бедром ее бедра. – У меня есть духовные дети! Вообрази, сколько у меня духовных детей!

«Глупый Релнор, – подумала Найли. – Нашел утешение – духовные дети… – Она скривила губы. – У того, кто не проявил себя, должно быть утешение. Иначе как бодрствовать?»

– Ненавижу бодрствовать, – сказал Релнор, словно прочтя ее мысли. – Бодрствование возвращает меня к пониманию нашей ничтожности. Мы ничтожны в совокупности, и каждый из нас ничтожен по-своему.

Найли не уловила сути.

– Я не отношу себя к ничтожным.

– Случается, – усмехнулся Релнор. – Наверняка мы способны на многое, но ход наших рассуждений закольцован так, что мы не имеем понятия о наших способностях.

– Не хочешь пойти ко мне? Мы бы разделили твердый напиток. Тебе не помешает немного удовольствия.

– Спасибо за приглашение, Найли, но не сейчас. Позднее, если ты не против, я приду позднее.

– Я не против. Куда ты собрался?

– Мне нужно пообщаться с Хоэком Бикхетом.

Хоэк с отчаянием наблюдал за своими руками, словно они принадлежали не ему. Судороги сводили их так сильно, что ключ выпадал из пальцев обратно в ящик с инструментами. Он тряхнул головой, и лучи фонарей, закрепленных по бокам каски, лизнули ряды закрытых защитных панелей – неприступных по причине его неспособности использовать ключ.

«Как нарочно! – подумал Хоэк. – Под конец смены и такая неприятность! – Он постарался расслабиться. – Я справлюсь. Ничего страшного. Я справлюсь, как обычно. Могу поклясться, что это все та же опытная плата тринадцатого поколения…»

Зажмурившись, Хоэк глубоко вдохнул. Сомкнутые веки не мешали ему воспринимать очертания и объем предметов. Главным было сосредоточиться на отливах сознания. Почувствовав, что покинул тело, он начал действовать. Пальцы послушно нащупали в ящике ключ. Ключ отомкнул крепления. Скользнув вниз, защитная панель упала под ноги. Открылась глубокая ниша. Внутри емкостей с охлаждающим раствором мерцали платы процессора системного компьютера, отвечающего за жизнеобеспечение блока.

Не размыкая век Хоэк начал опрос цепей при помощи отладчика. Пробой в причинно-следственных связях приводил к счетно-вычислительным ошибкам. От него требовалось как можно скорее выявить место пробоя, чтобы избежать перегрузки процессора. По отклонениям в замеряемых значениях он определил источник ошибок. Его догадка оказалась верна.

Хоэк извлек из зажимов опытную плату тринадцатого поколения. Проведя полную проверку, он выяснил, что по качественным свойствам она не отличается от исправных плат младшего поколения. Ее нельзя было списать. Оставалось в четвертый раз за месяц настроить причинно-следственные связи.

После обновления прошивки опытная плата тринадцатого поколения разместилась в зажимах. Проведя пробный опрос цепей, Хоэк возвратил защитную панель на место. Смена завершилась, процессор системного компьютера не сгорел, и он, довольный собой, выбрался из технологического коллектора под основанием блока.

Предоставленный себе, Хоэк шагал по галерее к телетранспортерам, по-прежнему воспринимая окружающий мир в очертаниях и объемах. Он боялся разомкнуть веки. С каждым днем тело отторгало его все сильнее. Рано или поздно оно перестанет принадлежать ему. Это было самым страшным, что могло произойти.

«Кому не безразлично, что я вижу с закрытыми глазами? – подумал Хоэк. – Всем безразлично. Люди для уэнлов – досадное недоразумение, печальное наследие, которое досталось им после человеческого владения Трерией. – Он переложил ящик с инструментами в другую руку. – Земля продала Трерию уэнлам, а нас бросили из-за вируса Парсел!»

Войдя в свободную кабину телетранспортера, Хоэл набрал код для перемещения. Почти незаметное движение воздуха, и он очутился на другом конце Сули. Его тянуло скрыться от суеты за стенами квартиры, чтобы не слышать ничего кроме тишины, предавшись почти чужому собственному телу. Но сначала ему предстояло встретиться с Релнором.

Релнор сидел за столиком в пустом автомате, изредка поглядывая через прозрачные стены на редких прохожих. Перед ним стоял лоток еды. После процедуры вкус сочных пищевых волокон казался особенно насыщенным. Он поднял голову, услышав звук распахнувшейся двери. Порог переступил Хоэк.

– Как поживаешь? – Хоэк двинулся по проходу. Поставив ящик с инструментами на пол, он сел напротив Релнора. – Долго ждешь?

Релнор наблюдал, как у Хоэка под веками двигаются глаза.

– Я устал, поэтому не настроен на шутки.

– Ты о моем зрении? – Положив руки на столешницу, Хоэк раздвинул пальцы. – Дрожат?

– Нет.

– И не будут, пока сознание и тело на разных волнах. Зрение сейчас не тот предмет, о котором я бы хотел поговорить.

– Очень любопытно. – Релнор продолжил поглощать еду, восстанавливая силы, потраченные во время процедуры. – О чем ты хотел бы поговорить?

– Мы никогда не были близкими друзьями, – тихо произнес Хоэк. – Потому что тебе плевать на людей, ты озабочен своей дорогой особой. Без обид. Твой мир вращается вокруг тебя. Но ты никогда не подводил меня. Ты неплохой человек, если разобраться.

– Вот как? – Релнор поскреб одноразовой вилкой пустой лоток. Игра Хоэка начинала утомлять. Избыточные откровения тоже не вдохновляли. Он вынул из бумажника несколько продуктовых талонов. – Сколько?

– Четыре.

– Правильно. – Релнор убрал продуктовые талоны в бумажник. – Посмотри на меня.

– Мне не обязательно смотреть на тебя, чтобы видеть, – прошептал Хоэк. – Я вижу без глаз – не как люди, но вижу. – Он поднял веки. – Доволен?

– Почему ты видишь без глаз?

– Тебе не дает покоя мое зрение.

– Почему ты видишь без глаз?

– Потому что я заражен! – Хоэк постучал себя по лбу. – У меня в голове тлах! Вот о чем я хотел бы поговорить.

– Тлах? – удивился Релнор. – Как это случилось?

Пальцы Хоэка задвигались по столешнице.

– Я был на поверхности.

Релнор наморщил лоб.

– Тлах не передается воздушно-капельным путем. Нельзя выйти на поверхность и заразиться. Как вообще можно заразиться тлахом?

– Я хотел заразиться. – Хоэк облизнул губы. – Слушай, я заражен, и мне нужна твоя помощь. Поэтому я обратился к тебе.

Релнор отдвинулся. Ему не нравилось, что в его мир вторгается Хоэк, зараженный тлахом, тем более – с просьбой о помощи.

– Так, Хоэк, давай по порядку. Ты обследовался?

– На предмет чего? Я и так знаю, что у меня в голове тлах.

– Тогда чего ты хочешь от меня?

– Помощи, Релнор, помощи. – Хоэк опустил глаза на пальцы. Их сводили судороги. – Руки – только начало. Тлах срастается со мной. Скоро я превращусь в дергающийся кусок мяса. А когда тлах поразит всю центральную нервную систему, я сгнию заживо.

«Я никогда не подводил его, – подумал Релнор. – И я неплохой человек, если разобраться. Просто мне плевать на людей, потому что я озабочен своей дорогой особой, которая не нашла себе применения… Но у меня синдром Китона, и моя особа обречена».