— И тут нам объявляют, что, мол, на месяц в группу подошлют нового парня. Он, мол, такой же, как мы, а «такой же», имеется в виду, с ожогами. Типа инвалидность — это наша определяющая характеристика, мир разделился на «таких же, как мы» и, соответственно, не-таких же, а нам почему-то должно быть уютнее с волонтером, у которого рожа не крем-брюле. Сколько у тебя процентов-то, Йорис? — поинтересовался Пит, рассматривая скульптурное лицо и, вероятно, поражаясь умению господина Йорна маскировать косметикой ожоги, которых у того отродясь не было. Сёрэн лукаво ухмыльнулся и переглянулся с господином. Все-таки ему очень нравилось то, что у господина под гримом, он бы хотел себе такое же. И еще вернуть клыки каким-нибудь способом…

— Шестьдесят, — сухо ответил господин Йорн и бросил быстрый взгляд на Сёрэна, сделал едва заметное движение головой, намекая убрать веселенькое выражение с лица.

— Ну, а мы скептики же все! Сам понимаешь: взрослые, серьезные мужики по двенадцать лет и по двадцать наркозов, все в жизни испытали, — хохотнул Пит. — Нас сентиментальными историями-то не проймешь. Мы между собой поперемигивались, мол, только еще одного урода не хватало для полного комплекта, прямо кастрюля слез вот-вот закипит от умиления. Ну, ладно, короче, сидим в палате — а у нас большая была, на двенадцать человек — ковыряемся, телек смотрим. Тут ё-ё моё! Возникает на пороге: высокий, стройный, плечи накачанные, длинные волосы, весь в черном, очки, как у Бадди Холли…

— Господин Бент, может, обойдемся без гомоэротических подробностей-то? — попросил господин Йорн и скептически покривился. Сёрэн подумал, что лично ему было бы приятно, если бы его так описали, а господина Йорна прямо покоробило.

— Да ну, чего ты! Здоровый гомоэротизм в подростковом возрасте — толчок к самосовершенствованию. Я к тому веду, что если организаторы хотели нас воодушевить, прислав тебя, то, честно говоря, результат мог выйти прямо противоположный задуманному. У нас же там были ребята черт-те какие: полностью без скальпа, Фредди Томан — который «Человек-слон» — вообще привидение в очках. И тут отгрузили твоего отца, — господин Пит снова обратился к Сёрэну, — с внешностью голливудского вампира. Ну, понятно, что он подкрасился, и тем не менее… Это мы уже потом просекли, что он все время в водолазках, что перчатки не снимает. Одним словом, мы сначала сильно напряглись… оторопь какая-то взяла — своеобразный он, согласись? Хотя ты-то привычный…– Пит секунду или две буравил Сёрэна глазками, будто хотел на чем-то подловить. — Но папка твой оказался свой в доску, — он протянул руку и хлопнул господина Йорна по плечу.

Свой в доску волонтер Йорис обладал важнейшим качеством, которое необходимо, чтобы штурмом захватить внимание детей подросткового возраста: он был непредсказуем. Шутил, не поведя бровью, не страшась последствий, показывал мальчишкам приемы самообороны, читал вслух неодобренную министерством культуры литературу типа «Повелителя мух», «Любовь гика» и распространявшуюся нелегально «Агорафобию», автора которой судили за госизмену. Еще он цинично раздавал возмутительные клички, которые по какому-то необъяснимому вдохновению ребята сами пришпилили себе на грудь и гордо носили, словно медали.

— Энди, помню, орет: «Я не зеленый! Ты что, не видишь? У меня все красное! Какой я зеленый?» А отец твой отвечает: «А ты докажи. Можешь всю жизнь положить на то, чтобы убедить, будто ты не зеленый, а я все равно цветов не различаю. Надо тебе этим заниматься? Нет? Тогда будешь Зеленым». Ну, и стал Зеленым… Хотя, все-таки, Йорис, ты не прав был.

— При ребенке только такие богохульства не произноси. Я никогда не ошибаюсь! — ухмыльнулся господин Йорн, разрезая филе-миньон.

— Ты смеешься, а для меня это вопрос всей жизни был: доказывать или не доказывать? Выбирать надо, Чарльз, — выбирать, кому доказывать! Всем подряд не докажешь, — Пит снова перегнулся к Сёрэну, несмело поковыривавшему в остывающем пироге. — Ну, я поэтому и занялся своим делом, чтобы никому, кроме себя, ничего не доказывать.

Однажды Йорис притащил дремучий фильм в буквальном смысле столетней давности. Дети завозмущались: скучно, медленно, музыка дурацкая, да и про больницу не хочется смотреть — у них этого добра каждый день выше крыши. На это Йорис бросил им вызов, объявил, что для посмотревших фильм лично устроит шоу всей жизни, а остальные «головешки» могут продолжить «втыкать в комиксы». Поскольку волонтер Йорн, несмотря на вечно каменное выражение гримированного лица, недвусмысленно демонстрировал наклонности человека, способного что-нибудь учудить, а посмотреть на его чудачества ой, как хотелось, со второй попытки палата восемнадцать засела за «Пролетая над гнездом кукушки».

— Не смотрел, нет? — поинтересовался господин Пит у Сёрэна, и тому пришлось отрицательно покачать головой, равно как и сделать большущую зарубку на память. Почему это господин Йорн соврал, что у него нет фильмов…? — Эх, не смотрит молодняк классику от слова совсем. Чего ж ты не направишь-то? — укорил господин Пит Йорна.

— Вас было легче подкупить.

— М-да… Молодежь циничная стала. Ну, не в обиду, конечно, молодежи сказано. А то Лили меня совсем дедом будет считать, — он кокетливо улыбнулся девушке в ошейничке. — Мы первые минут сорок покочевряжились, а потом втянулись — стал фильм года. Для меня — так вообще любимый фильм детства. То ли Йорис его так преподнес, что мы завелись… Есть у него это умение — себя продать, — Сёрэн заметил, как осуждающе вскинул взгляд господин Йорн на господина Пита. — Мы-то на «Трансформерах» и «Хранителях Млечного пути» воспитаны были: пиф-паф, монстры, пришельцы. А тут прямо чем-то… не знаю… настоящим повеяло. Я сразу в роль Табера вжился. Йорис, помнишь это…? PECULIAR! — прокукарекал господин Пит и рассмеялся. Господин Йорн оскалил клыки в ответ. — Очень к месту пришлось, все мы такие и были — «своеобразные». А Лопоухий злился, что его стали называть Билли Биббитом — чем-то похож был… Но и отчасти пророчески вышло в конечном итоге.

— Но-но! Меня не лоботомировали! — со смехом возразил Йорн.

Одним словом, Йорис стабильно два раза в неделю развлекал детей из восемнадцатой палаты. Иногда его подряжали помогать с уборкой, и тогда мальчишки, все, как один, в тишине наблюдали, как Йорис моет полы — ему всегда доставалось мытье полов. Пит бы не смог объяснить, что особенного находили они в этом зрелище. Возможно, у них возникало необъяснимое ощущение, будто просторную комнату методично исследует крупный и опасный зверь. Да, пожалуй, именно так: когда Йорис что-то делал молча, не обращая внимания на окружающих, у него появлялось хищное и одновременно медитативное выражение. И все дети следили, замерев, чтобы не спугнуть зверя, потому что казалось: вот это — самый настоящий из всех Йорисов, которых Йорис им показывал.

К концу месяца поступило объявление, что восемнадцатую палату ссылают под чутким руководством волонтера Аланда в музей Гранта, на экскурсию. Первая часть объявления детей обрадовала, а вторая разочаровала. Ребята лучше бы сходили в Музей естественной истории на Ексибишн Роуд, поглазеть на роботов-динозавров и гигантские голограммы силурийских ландшафтов, но это дорого стоило, а Йорну случайно достались через Элис бесплатные билеты в маленькую кунсткамеру при Университетском Колледже Лондона. Поэтому хочешь не хочешь отправились в музей Гранта.

— Ну, а что там? Мы потоптались, черепушки порассматривали — музей-то совсем маленький, — пожал господин Пит плечами, обращаясь к Сёрэну. — Мне там, к слову, больше всего понравилась икебана из лягушачьих лапок. Стоим, словом, мнемся: добирались час, посмотрели за полчаса, а обратно никто не горит желанием ехать. Твой отец репу почесал, говорит: «Надо продлевать». И повел нас куда-то. А куда — не говорит, интригует.