ДАША. У тебя с ними что-нибудь было?
АНДРЕЙ. Ничего особенного. Я пошел к тебе на квартиру, а мне сказали: ты уехала, и передали твою записку: «Прощай…»
ДАША. «…Не ищи меня. Это бесполезно». А почему ты меня не искал?
АНДРЕЙ. Но ты же сама написала…
ДАША. Мало ли что я написала? Если бы я не хотела, чтобы ты меня искал, разве бы я оставила записку? А соседка сказала тебе, что я уехала к маме?
АНДРЕЙ. Да, по секрету. За сто долларов.
ДАША. Это я ее просила.
АНДРЕЙ. Ты?
ДАША. Я.
АНДРЕЙ. Че-ерт! Не сообразил… Если у меня будет сын, ни за что не разрешу ему заниматься боксом.
ДАША. Я тоже. Знаешь, была осень. Теплая осень. Я сидела в нашем саду под облетающими яблонями, смотрела на калитку и все ждала, ждала, ждала тебя. Я была уверена, что ты обязательно придешь. Я даже пса на всякий случай привязывала. У нас очень злой пес. Я сидела и говорила ему: «Потерпи, потрепи, скоро придет папа!»
АНДРЕЙ. Кому ты говорила?
ДАША. Ему. Он был еще внутри меня, но он ждал тебя вместе со мной…
АНДРЕЙ. Кто?
ДАША. Помнишь, после нашего самого первого раза я говорила тебе, что у нас будет ребенок? А ты еще не поверил, сказал, что вот так сразу нельзя определить. Когда любишь, можно все!
АНДРЕЙ. Не понял…
ДАША. Он родился через восемь месяцев после того, как мы расстались…
АНДРЕЙ. Понял!
ДАША. Он весил четыре девятьсот. И врач сказал, что давно не видел такого здоровячка.
АНДРЕЙ. У меня сын!
ДАША. Я назвала его Николаем.
АНДРЕЙ. Моего сына зовут Николай.
ДАША. Но мы с мамой называем его Николашей…
Андрей (обнимает Дашу). Моего сына зовут Николаша!
ДАША. Что ты делаешь?
АНДРЕЙ. Хочу дочь!
Гаснет свет. И тут же зажигается в соседнем номере.
ОЛЕГ. Ты ничего не слышишь? Скрип…
НИНА. Не волнуйся, это маршал Трухачевский ищет свой чемодан… Тебе нужно развестись!
ОЛЕГ. С какой стати? Мы неделю назад поженились.
НИНА. Ну и что? Чем ближе развод к свадьбе, тем меньше проблем. У нее, кажется, еще и ребенок?
ОЛЕГ. Я его усыновлю.
НИНА. Дурачок, жениться на женщине с ребенком – это то же самое, что жениться на другом мужчине.
ОЛЕГ. Что?! Ты это все нарочно мне говоришь.
НИНА. Конечно, нарочно, чтобы ты из своих чибисовых фантазий вернулся в реальный мир. Ты представляешь, папочка, что такое растить чужого сына?
ОЛЕГ. А что в этом страшного?
НИНА. Ничего. Просто рядом с тобой поселится маленький зверек, который, вырастая, будет все больше напоминать своего отца: те же глаза, голос, руки, брови…… Кстати, где отец?
ОЛЕГ. Погиб.
НИНА. Ну, конечно. Случайные отцы почему-то непременно гибнут… Знаешь, у насекомых самки после спаривания иногда съедают своих возлюбленных. Может быть, твоя жена его съела?
ОЛЕГ. Фу! Что ты такое говоришь!
НИНА. Я знаю, что говорю. И чем больше он будет походить на своего отца, тем смертельней будет ненавидеть тебя за то, что ты не его отец. А она, глядя на вас, измучится, выбирая между тобой и сыном, так похожим на мужчину, который был до тебя и которого она любила больше тебя… Ты уверен, что она сделает этот выбор в твою пользу?
ОЛЕГ. Прекрати!
НИНА. Запомни: среди бытовых преступлений на первом месте убийства отчимов…
ОЛЕГ (истерично). Прекрати-и!
НИНА. Хорошо, прекращаю. Знаешь, о чем я по-настоящему жалею?
ОЛЕГ. О чем?
НИНА. О том, что не родила ребенка. У тебя был бы сейчас свой, настоящий сын, который, вырастая, все больше и больше напоминал бы отца. Тебя! А я бы смотрела на вас и узнавала в нем – тебя, а в тебе – его. Наверное, это и есть женское счастье!
ОЛЕГ. Почему же ты не родила?
НИНА. Сама не знаю… Это все Лерка: «брось его – он неудачник, брось его – он павлин без хвоста». А когда она узнала, что я залетела, все уши мне прожужжала: «не смей рожать! Это тебя привяжет навсегда!» Я теперь думаю: она просто мне завидовала…
ОЛЕГ. Догадалась, наконец-то! Ладно, дело прошлое: она мне даже в любви объяснялась. Сама.
НИНА. Вот гадина! Ты с ней спал?
ОЛЕГ. Только один раз.
НИНА. Когда я легла на аборт?
ОЛЕГ. Да.
НИНА. Какой же ты подлец!
ОЛЕГ. Прости.
НИНА. Простить? Никогда. Ты будешь за это чудовищно наказан!
ОЛЕГ. Я, пожалуй, все-таки пойду. Паркинсон может что-нибудь не то подумать…
НИНА. Лежать!
Гаснет свет. И зажигается в другом номере. Даша и Андрей рассматривают фотокарточку.
АНДРЕЙ. А рот у него твой.
ДАША. Зато глаза и волосы твои. И походка. Такая же вразвалочку, как у медвежонка.
АНДРЕЙ. Ну почему ты мне ничего не сказала?
ДАША. Сначала я страшно обиделась, что ты меня не разыскал. А потом я подумала: вот приду к тебе с Николашей. Прощу тебя. Мы станем жить вместе. И что он увидит? Отца, которым помыкает Волчатов? Кем вырастет мой сын? Этот бандит сломал тебя. Он сломал бы и нашего сына… Нет!
АНДРЕЙ. Хочешь я расскажу, как познакомился с Волчатовым?
ДАША. Да.
АНДРЕЙ. Мне было пятнадцать. Мы дрались с пацанами из другого микрорайона. У них своя территория. У нас – своя. Заходить в чужие дворы нельзя. Покалечат! А я тогда в первый раз влюбился. В одноклассницу…
ДАША. Она была красивая?
АНДРЕЙ. Наверное. Я проводил ее домой и так замечтался, что пошел через чужой двор. Их было человек восемь. Убить бы, конечно, не убили, но изувечили бы… И тут появился Волчатов. В черной куртке. Он их даже не бил – сшибал одни ударом, как кегли. Потом поднял меня, улыбнулся и сказал: «Мужчина должен уметь драться!» И дал адрес спортшколы, где работал…
ДАША. Почему ты мне об этом никогда не рассказывал?
АНДРЕЙ. Не знаю. Сначала я мечтал стать чемпионом. Мне даже снилось, я стою на пьедестале, слушаю гимн и от гордости плачу. Я просыпался в слезах. Но потом оказалось, у меня нечемпионский характер.
ДАША. Это неправда!
АНДРЕЙ. Это правда. И я решил стать тренером. Хорошим тренером. Кто-то ведь должен растить чемпионов. И Волчатов одобрил, даже помог мне поступить в институт. А потом, через несколько лет, пришел и сказал: нечего возиться с этими сопленышами, нужно настоящее дело делать. Он очень изменился после тюрьмы.
ДАША. А за что его?
АНДРЕЙ. Ни за что. Заступился за кого-то на улице и покалечил двух хулиганов. А в суде даже разбираться не стали. После этого он стал другим человеком. Он говорил, что уметь драться – это уметь жить!
ДАША. Уметь жить – это совсем другое. Уметь жить – это значит быть в согласии с тем хорошим человеком, который внутри тебя. Понимаешь? Нельзя жить и все время чувствовать, как этот хороший человек говорит тебе: «Подлец! Вор!..» А потом он просто бросает тебя, и в душе поселяется мерзость, которая, когда ты совершаешь что-то доброе, твердит: «Дурак, ты не умеешь жить! Все вокруг воры и обманщики…» Это – смерть…
АНДРЕЙ. Я всегда хотел вернуться в спортшколу, набрать хороших пацанов и научить их честно драться. Но я понимал, Волчатов не отпустит…
ДАША. Волчатов умер. Или он уже внутри тебя?
АНДРЕЙ. Нет.
ДАША. Ты уверен?
АНДРЕЙ. Да, уверен.
ДАША. И ты готов жить бедно, но честно?
АНДРЕЙ. Бедно? С тобой – готов! (Снимает трубку.) Господин Паркинсон, как там мой чемоданчик, цел? Хорошо. Когда придет такси – позвоните! (Вешает трубку.) Собирайся!
ДАША. Куда?
АНДРЕЙ. Домой.
ДАША. А если я не хочу?
АНДРЕЙ. Хочешь.
ДАША. Да, хочу, хочу, хочу! Но мы должны сказать правду твоей жене. Нельзя начинать новую жизнь со лжи!
АНДРЕЙ. А со скандала – можно? Такое начнется! Она считает себя вдовой. Вот и пусть считает… С ней лучше разговаривать через адвоката. Мне надо взять вещи.
Андрей встает, отпирает боковую дверь и входит в полутемный номер. Шарит.
АНДРЕЙ. Где же мой чемодан?..
НИНА (в ужасе). Маршал Трухачевский!
ОЛЕГ. Не может быть!
НИНА. Он! Чемодан ищет!
