Итан рассказал мне, что после смерти мамы я получила в наследство возмутительно большую сумму.

– Хм, даже не знаю. Бри, ты никого случайно не знаешь? – он повернулся к Бри, которая стояла у плиты.

– Спроси у доктора Эриксона. Он наверняка знает кого-нибудь.

Она подошла к столу и поставила перед нами большую тарелку с нарезанными фруктами.

– Как долго ты занималась?

– Два года, и мне очень нравилось. Не то чтобы я сильно одаренная, но хотела бы продолжать играть.

– Как ты думаешь, сможешь успевать вместе со школой и плаванием? – спросил Итан, отправляя кусок яблока в рот.

– Э-э, я достаточно быстро усваиваю материал, – это было приуменьшением, у меня по всем предметам были отличные оценки. В общем-то, кроме учебы, мне на острове и заняться было нечем. – Я могу попытаться, к тому же пока неизвестно, попала ли я в команду.

Итан кивнул.

– Я постараюсь узнать насчет гитары, обещаю. Спустя пару дней на черной доске у входа в бассейн висел список пловцов. Я стояла перед ней и внимательно изучала имена. Большинство были мне незнакомы. Но в списке были я, Коллам и, к моему огорчению, Валери. Это, как я решила, не испортит моего хорошего настроения. Я буду видеть его дважды в неделю. От этой мысли мой живот тут же наполнился бабочками.

– Прошла?

Я не услышала, как он подошел. Его близость вызвала дрожь, пробежавшую волной по спине. Все попытки игнорировать его тут же рухнули. Звучание его голоса показалось мне странным. Пришлось поднять глаза, когда я повернулась, чтобы ответить. Его глаза были совершенно светлыми, но ему все же удавалось мрачно смотреть на меня.

– А ты что, против?

Он молча и внимательно смотрел на меня, и я почувствовала, как мои ноги дрожат. Он повернулся и ушел. А я тут же прислонилась к стене, чтобы не упасть.

Что он о себе возомнил, сердито подумала я, когда снова обрела возможность стоять. Наверняка он разозлился, что я плавала лучше, чем Валери. Глупый идиот. Сердясь, я пошла на следующий урок.

Вследующий вторник после школы я отправилась в город. Было тепло, и я радовалась, что встречусь с Софи. Дома часто бывало слишком шумно, чтобы читать или размышлять.

Мне срочно нужна была новая книга. Я хотела что-то романтичное и знала, что обязательно найду подходящую книгу у Софи. К счастью, я нашла ее магазин сразу после приезда в Шотландию: иначе у меня была бы большая проблема.

Магазин Софи был настоящей золотой жилой. Когда я входила внутрь под тихий звон колокольчика, казалось, что вступаю в особое королевство. Это был не просто магазин, а маленькое волшебство. Тусклый свет, тишина.

Я закрыла за собой стеклянную дверь, украшенную мелким белым орнаментом. Пахло старой бумагой и свежезаваренным черным чаем. Я принюхалась: ванильный чай, мой любимый. Раздался привычный шорох, Софи вышла из-за занавески, состоящей из сотен бусин, нанизанных на яркие шнурки.

– Эмма! – воскликнула она, и я не могла не заметить радость в ее голосе. – Как хорошо, что ты пришла, – она потянула меня за собой. – Можешь осмотреться. Я только что сделала чай, он еще должен немного завариться. Вы, ребята, так много времени проводите в школе, что тебе явно нужно подкрепиться.

Она продолжала еще что-то говорить и исчезла за звенящей занавеской. Я улыбнулась, и напряжение дня как рукой сняло.

В расстановке книг на полках не угадывалось никакой системы. Ни по авторам, ни по предметным областям. Старинные кожаные переплеты стояли вперемешку с глянцевыми корешками новинок. Я с любопытством взяла один из старых томов. Это был «Робинзон Крузо», который стоял рядом с французской поваренной книгой. В детстве одна из моих любимых историй. Я листала страницы, поражаясь красоте старых рисунков. Затем поставила книгу на то же самое место, хотя на самом деле это не имело значения.

Повсюду стояли лампы для чтения, бросавшие в проходы между полками теплый свет. Я находила все больше сокровищ: «Моби Дик», «Государь» Макиавелли, новое издание «Гордости и предубеждения» рядом с «Галльской войной» Цезаря на латыни. «Миссис Дэллоуэй», любимая книга мамы, была завалена журналами National Geographic. Я вытащила ее и смахнула пыль с обложки. Было больно вспоминать о маме. Неужели со дня ее смерти прошло только десять недель? Я задумчиво пошла дальше. Целая полка была отведена бесчисленным работам Шекспира. Единственная полка, на которой наблюдалась какая-то система.

Коллам любил Шекспира, хоть это я о нем знала. Он составил здесь все, что смог найти в магазине, как сказала Софи.

Я провела рукой по книгам, которые он тщательно отсортировал.

– Не понимаю, почему мужчины такие дотошные, – сказала за моей спиной Софи. – Мой муж не может понять, как мне хоть что-то удается здесь найти. Но ему необязательно сюда приходить. Пусть дома развлекается. Там каждая книжка на своем месте, и, пока судьба книги не решится, она даже не отправляется на полку.

Она улыбнулась и передразнила доктора Эриксона.

– Колламу я в этом удовольствии не отказываю. Если ему кажется, что можно что-то отсортировать, пусть делает.

– Мне нравится все как есть, – сказала я. – Так можно найти книги, на которые ты бы никогда не обратил внимания.

Софи улыбнулась.

– Пойдем, чай готов.

Она потянула меня за собой через книжные ряды и усадила в старое и скрипучее коричневое кресло. На столике стоял дымящийся чай и тарелка с маленькими печеньками. Я сняла куртку и бросила ее вместе с сумкой на толстый ковер. И размешала сахар и молоко в кружке. Я уже так привыкла пить чай, что больше не скучала по некогда горячо любимому латте макиато из «Старбакса».

– Ну что, – начала Софи, – как твои дела?

– Очень скучаю по маме, а иногда еще и по большому городу, – начала я, замирая.

Она понимающе кивнула.

– Когда я сюда приехала, все казалось чужим и жутко провинциальным, – сказала она. – Я еще не рассказывала тебе, как мы познакомились в Париже и сразу влюбились друг в друга.

Я заметила, как на ее лице появилось задумчивое выражение.

– Я всегда была достаточно импульсивной.

В это легко можно было поверить.

– Я поехала с ним, когда он узнал, что его отец при смерти. Мои родители были вне себя от злости, но ничего не могли поделать.

Она сидела, завернувшись в ярко-зеленый кафтан, со звенящими браслетами на руках, и я отчетливо представила, как она в шестидесятые годы оставила все ради молодого шотландца, а он был просто без ума от нее.

– Когда мы приехали сюда, я испытала шок. Никаких театров, никаких балов и библиотек. Но я была влюблена. И за эти годы прижилась здесь. Мы часто ездили в Эдинбург. Муж хотел показать, что в этой стране есть что-то кроме пастбищ, гор и овец. Скоро будет пятьдесят лет, как я живу здесь, а многим я все еще кажусь иностранкой. Но остров стал моим домом.

Никто в здравом уме не поверил бы, что Софи через два года исполнится семьдесят.

Она посмотрела на меня.

– Мне хотелось бы, чтобы он и для тебя стал домом.

– Ты знаешь, как я рада, что Итан и Бри взяли меня к себе, – отвечаю я. – Я и не представляла, каково это – жить в такой большой семье, и раньше этого боялась.

– И каково тебе сейчас?

Я пожала плечами.

– Хаотично, шумно и вопреки моим ожиданиям прекрасно.

Я замолчала и заметила понимающий взгляд Софи.

– Надеюсь, что станет потеплее. Постоянный холод ввергает в уныние.

– Да, – сказала она. – В такой ситуации помогает лишь одно: чтение, чтение и чтение.

Она вскочила с кресла, и мрачное настроение в мгновение ока улетучилось.

– Тебе нужно что-то для сердца.

Я кивнула, не понимая, что она хотела этим сказать.

– Но не бульварное чтиво, которое читают туристки, приезжающие сюда летом.

Ее руки порхали в воздухе. Я молчала и следовала за ней мимо рядов книг. Она нежно проводила рукой по корешкам, а я задавалась вопросом, что именно она ищет.