– Паратунька! – раздался радостный вопль не то Володи, не то обреченного на ТОФ «балтийца» Александра Матвийца.
– Это дело! – поддержал вопль страдальцев кто-то из московского академического начальства, представлявший нашу делегацию на Камчатке. – У меня как раз суставы ломит.
«Паратунька», как военный профилакторий, всегда славилась своими лечебными ваннами. Их там три с налитой внутрь минеральной водой вулканического происхождения и разной температурой нагрева. Это даже не ванны, а бассейны, в которых нельзя нырять и бултыхаться, а надо спокойно отмокать после праведных дел на благо Отечества. Высокие лечебные свойства и возможность воспользоваться ими «на халяву» притягивают в «Паратуньку» начальство. Это любимое место для разного рода приезжающих на Камчатку инспекций. Мы числились как некое будущее начальство и нам не отказали в посещении.
Вообще то, Камчатка – это не только целебный рай. Здесь налажена великолепная рыбалка и охота… на медведей. И все бы ничего, если бы не значительная отдаленность от Москвы и… вулканическая активность. Там не редки землетрясения. В далеком детстве я и мой брат Сергей не раз испытали на себе эти местные явления природы. У нас в доме была чугунная кровать, под которую следовало прятаться при каждом землетрясении. Однажды, мы все же нарушили семейную инструкцию и выбежали из дома, чуть не угодив под падающую с крыши трубу. Зимой тоже весело – огромные снежные сугробы. Не раз матросы откапывали двери нашего дома, чтобы мы могли из него выбраться наружу.
Вылет с моей исторической родины состоялся точно в назначенное время. Но до посадки в самолет предприимчивый и хозяйственный Володя Рыбалко организовал заезд в один из рыбколхозов, где мы затарились свежевыловленной красной рыбой – не то кетой, не то горбушей. Я уже и не припомню название рыбы. Зачем Володя купил пачку соли, я догадался уже в полете. Это произошло, когда он произнес историческую фразу:
– Мы её не довезем!
– О чем ты, Вова? – спросил я, еще не догадываясь о сути проблемы.
– Пропадет…
Я взглянул в его ясные очи, ожидая разъяснений. И они наступили:
– Надо немедленно разделать и засолить рыбу!
– Давай сделаем это дома, – потягиваясь в кресле, предложил я. – Моя жена знает технологию разделки и засолки.
– Да я и сам знаю эту технологию, – уверенно сказал Володя. – Но, пока долетим, рыба испортится. Делай как я! – мой приятель решительно встал, прихватил целлофановый пакет с рыбой, и мне не оставалось ничего другого как последовать за ним в один из туалетов, расположенных в хвостовой части салона большого самолета.
Прошло некоторое время. Мы тщательно разделывали каждую рыбешку: отрезали голову, потрошили брюшко, делали разрезы вдоль хребта и солили, солили, солили… Мы усердно орудовали ножами, сбрасывая внутренности рыбешек в унитаз в воздушное пространство великой России. Все бы ничего, если б не желающие выйти «до ветра». Мы и не предполагали, что как только зайдем в туалет, их тут же окажется так много. Некоторые, из особо нетерпеливых, а по-научному говоря экстравертов с высоким уровнем нейротизма, стали периодически постукивать в раздвижную дверь туалета. Наконец, разделка и засолка рыбопродукции успешно завершилась. С чувством выпол-ненного долга перед женами и детьми, истосковавшимися по свежей красной рыбе, мы гордо вышли из неуютного туалета и встретили на себе массу любопытствующих глаз.
– Да мы рыбу солили, – прокомментировал Володя выход из одного туалета двух мужчин, предъявляя при этом целлофановым пакет с рыбой особо любопытным. – А вы что подумали?
И сам же ответил:
– Нет, мы не эти!
– Не пидеры, одним словом! – уточнил я, поскольку слово «голубые» тогда еще не применялось!
– Ладно, уж, – сказал за всех любопытствующих и нетерпеливых ближайший к туалету пассажир и быстренько проскочил в кабинку.
– Туалет не предназначен для соления рыбы! – поучительно, но вместе с тем вежливо сказала нам, и всем интересующимся правилами поведения на борту лайнера, стюардесса по имени не Жанна.
Мы с Володей уже не сомневались – нас запомнили здесь навсегда!
– Ахтунг! Ахтунг! – Володя пытался скопировать голос немецкого диктора, сообщавшего во время последней войны о появлении в небе русского асса Александра Покрышкина. – Дас ист Самойлов юнд Рыбалко ин дер люфт!
Долетели нормально. Благодаря Володе по фамилии Рыбалко, дома меня встречали как героя и заботливого папашку. Тут тебе и сушеные белые грибы, и красная рыба, и, конечно же, красная икра. Однокашники-штурмана снабдили меня трехлитровой банкой с крупнозернистой красной икрой, выменяв её у местных браконьеров за три литра спирта из «подводницких» запасов. Неплохо на Камчатке, но далековато. Кстати, в аэропорту, сержант тогда еще милиции, пытал меня, ну, сколько ж я припас икры? Я не знал, что можно не более десяти килограммов и показывал взглядом на офицерские погоны, типа того, что не борзей парень. Но сержант действовал уверенно и явно хотел заслужить благодарность от начальства за бдительность. Увидев только трехлитровку, он явно расстроился, и тут же переключился на следующего пассажира.
Итак, настал июль 1987-го года. На ТОФ никак не хотелось и не только мне. Все «позвоночные», то есть те, за кого хлопочут соответствующие начальники и родствен-ники, уже спокойно отрабатывали маршруты предстоящего отпуска. А мы, то есть «беспозвоночные», всячески пытались оттянуть момент расплаты за наше пролетарское происхождение. Народ хотел на Север – близко от столицы и денежки по тем временам немалые. Я рискнул и оказался в «отказниках» – не сказал, как положено в армии и на флоте: «Есть! Так точно! Будет сделано! Прошу разрешения убыть…» По физиономиям кадровиков и отдельным фразам, я понял, что для меня не все потеряно – что-то затевалось. Но что?
Что? Это как с некоторыми женщинами бывает. Сначала называет супруга любимым, затем милым, еще глупышом, далее дурашкой, дурачком, и наконец, дураком, тупицей, скотиной, сволочью… Все издалека, почти как у меня с кадровиками получилось.
Через некоторое время состоялось повторное выездное заседание отдела кадров ВМФ.
– Говорят, вы неплохо служили в разведке? – кадровик начал издалека.
– Не мне судить, – скромно ответил я. – Нормально, раз послали в академию.
– Занимались ПЛАРБ-ами?
– Да, ракетными подводными атомоходами США и Великобритании.
– И где же?
– Там, где они всплывают – недалеко от Северного пролива, разделяющего Ирландию и Великобританию.
Тут я сделаю отступление, поскольку память склеротическая и то, что вспомнил, также быстро и забуду. Плюс, я обещал отвлечения для ухода от монотонности. А дело было так…
Часть четвертая. К-141 «Курск» – комментарий сходу…
Калининград, 2001
2001 год. Я был уже граждански человеком и руководил бункеровками рыболовного флота северо-запада России с танкеров – по сути, был не меньше как гражданским адмиралом. В обеспечении находилось порядка тридцати судов, ожидавших топливо в северной Атлантике от острова Медвежий до скалы вулканического происхождения Роколл, что в трехстах милях от западного побережья Шотландии – любимое место обитания диетической рыбки путассу, «путаскушки», как мы ее называли. Иногда меня называли Главкомом, потому как приходилось дирижировать рыболовными судами в условиях конкуренции – когда каждый сам за себя. А мне надо сделать так, чтобы архангельские, мурманские, питерские и калининградские рыбаки были гарантии-рованно обеспечены топливом. И когда я давал команду с одного рыболовного судна передать топливо на другое, по сути, конкуренту, то можно себе представить удивление капитанов на это действие. Но все безропотно исполняли команды, поскольку эти деяния были согласованы на берегу с их судовладельцами, собственно, по их же просьбам. Тут как раз с «Курском» беда и случилась…