Ника пришла в себя на глубине четырёх метров, когда воздух в баллоне закончился, и она стала задыхаться. Ей пришлось экстренно подниматься на поверхность. «Воздуха в акваланге было на два часа, значит, я два часа находилась в состоянии сомнамбулизма», – подумала она.

На поверхности её поджидала громадная волна, сбившая маску с лица. Девушка мгновенно поняла, что оказалась в штормовом море одна. Берег был виден тонкой кромкой с единичными огнями отелей. Она моментально оценила ситуацию, сбросив акваланг. На ней остался костюм для подводного плавания и ласты. Пояс с грузами, который был необходим для возможности погружаться, она не стала отцеплять – без грузов нырнуть под смертельные волны было бы невозможно.

Ника увидела в ста метрах от себя островок, состоящий из остроконечных скал. «Нужно срочно плыть к скалам, там можно переждать шторм», – подумала девушка и, поднырнув под огромную волну, поплыла к спасительным скалам, находящимся в трёхстах метрах от берега. Но не так-то легко оказалось подплыть к скалам. Получив дважды сильные удары о них, Ника не стала больше рисковать и решила обогнуть скалы со стороны берега. Через час неимоверных усилий ей удалось заплыть в небольшую гавань, образовавшуюся внутри островка. Наконец-то можно было расслабиться. Ника легла на спину, лишь брызги разбивающихся гигантских волн по другую сторону скал напоминали о том, что творится на море. От страшной усталости она уснула.

Эмиль шёл по берегу больше часа, когда увидел куртку от спортивного костюма Николь в песке и водорослях.

В успокаивающемся море маячил островок, и Эмиль решил непременно обследовать его в надежде найти сестру. Надев маску и ласты, он поплыл в сторону скал, возвышающихся вдали от берега. То, что он увидел, заплыв в небольшую «гавань» внутри островка, наполнило его сердце невероятной радостью и любовью.

Николь с распущенными волосами, лёжа на спине, словно настоящая Русалка, спала безмятежным сном под колыбельную песню ласкающих и качающих её волн. Эмиль, заглядевшись, даже не знал, что ему делать – будить прекрасную Русалочку было так жалко! Он полюбовался сестрой ещё несколько минут, а потом подложил руку ей под голову и нежно коснулся губ. Ника мгновенно открыла глаза.

У неё были удивительные глаза. В зависимости от того, глядела она на свет или была в тени, глаза её казались то светло-прозрачными, словно морская вода в штиль, то радужки темнели, становясь серо-стальными, как во время шторма. Солнце, застенчиво подглядывающее за девушкой, пряталось в русых волосах, выныривало из их волн, и казалось, что вокруг головы золотится нимб. Ещё плохо понимая, что происходит, она протянула руки к брату и обняла его.

– Я люблю тебя и никого никогда не буду любить так, как тебя, – прошептала она ещё не пришедшему в себя от счастья Эмилю.

– Если бы я потерял тебя, то жизнь моя закончилась бы. Слава Богу, всё позади, теперь в полнолуние я буду привязывать тебя к себе, чтобы ты не исчезала.

– Ты уже привязал меня навсегда, – произнесла влюблённая и счастливая девушка.

Это происшествие молодые люди решили скрыть от отца и няни, оно стало их тайной. Две недели, проведённые в Эмиратах, были самыми счастливыми для Эмиля и Ники. Они были неразлучны и в воде, и на суше, за исключением шести часов шторма. Жили в одном номере отеля не столько, чтобы сэкономить деньги папы, а потому, что Эмиль чувствовал ответственность за сестру, боясь оставить её одну даже на пять минут в чужой стране. Тем более, что Николь к пятнадцати годам превратилась в высокую, стройную красавицу, на неё засматривались мужчины Баку и, конечно же, Эмиратов.

Они ходили по улицам восточного города, держась за руки, словно влюблённая пара. Они действительно были неразлучны, эти девочка и мальчик – такие разные внешне и столь близкие соприкосновением родственных душ.

Необычная красота Эмиля была от многочисленного смешения крови. Смуглая кожа, зелёные миндалевидные глаза, высокие скулы и жёсткие, как проволока, чёрные волосы. Особенно не нравились Эмилю волосы, он всегда просил, чтобы стригли их короче. Но парикмахер возмущался, говорил, что нельзя портить такую красоту, оставляя волосы длиннее, чем хотелось Эмилю. И ему ничего не оставалось, как тщательно их расчёсывать, а перед выступлением ещё и лаком пользоваться, что было крайне неприятно! А таких длинных ресниц не было ни у кого, конечно, кроме Ники.

Красота Ники была нездешней, воздушной, завораживающей. Та же смуглая кожа, что и у брата. Чёрные ресницы и брови, точёный профиль греческой Богини и при этом светлые русалочьи глаза и светло-русые длинные волнистые волосы, спадающие водопадам по плечам. Все мальчишки в школе были влюблены в неё. Но она никого не замечала, Эмиль был её кумиром, её душой.

Эмиль, окончив Бакинскую Консерваторию в двадцать два года, был приглашён на стажировку в Московскую Консерваторию. Расставание стало настолько болезненным, что Ника не выходила из своей комнаты неделю после его отъезда, плача и никого не впуская. А потом и вовсе разболелась – у неё поднялась высокая температура, девушка бредила, зовя Эмиля, и проболела ещё месяц.

На своё пятнадцатилетие Ника казалось здоровой, но глаза оставались печальными, да и петь без брата ей уже не хотелось.

Давид позвал Николь в свой кабинет, чтобы рассказать об Айсель и передать старинное родовое кольцо.

– Это кольцо твоей мамы, оно – наша семейная реликвия. Твоя мама просила отдать тебе его в День рожденья, когда тебе исполниться пятнадцать лет, – сказал Давид, обнимая девушку, – поздравляю тебя! Второй подарок тебя ждёт в гостиной.

Ника взяла кольцо и бережно надела на безымянный пальчик левой руки. Кольцо было ей в самый раз.

«От него идёт такое же тепло, как от рук моей мамы, превратившейся в статую», – подумала она, – «почти такой же перстень у Эмиля, он перешёл ему по линии отца».

– Я чувствовала, что какая-то тайна связывает меня с Айсель, – поделилась Ника с отцом, – когда мне было больно или страшно, я приходила к ней на кладбище, и она успокаивала, давая душе тепло и свет. Она часто являлась в мои сны, делая их радостными. Мне казалось, что Айсель – моя мама, но я боялась спросить вас об этом. Я ощущала любовь её и тепло всегда, где бы я ни находилась, словно душа моей дорогой мамочки не могла оставить меня в этом мире! А про папу ты мне расскажешь?

– Непременно, но позволь мне это сделать чуть позже.

– Мои светлые глаза и волосы, как у папы?

– Да, моя девочка.

– Он певец?

– Ну вот, ты и сама обо всём догадалась. А остальное – потом. Пойдём в гостиную!

В гостиной собрались только самые близкие друзья семьи. Окна были распахнуты и белоснежные полупрозрачные занавески раздувались, словно паруса под напором свежего майского ветра. За роялем сидел Эмиль в белом костюме и, как только Николь вошла в комнату, раздались первые аккорды романса Сергея Рахманинова «Весенние воды». Это было одно из любимых ими романсов Рахманинова на слова Фёдора Тютчева.

Вокальная партия создавала зримое впечатление кипящего половодья, неудержимого водного потока, симфонию природного весеннего пробуждения. Эмиль начал петь, Ника подхватила, подходя к роялю и глядя влюблёнными, восторженными глазами на брата. Потом они весь вечер гуляли по родному городу, всё никак не могли наговориться, насмотреться друг на друга и, как в детстве, держались за руки, поклявшись, что всю жизнь будут вместе.