И ещё один факт. Покидая Петербург перед своим последним путешествием по стране, закончившемся в Таганроге, тот, кого мы знаем под именем Александра Первого, заказал в Александро-Невской Лавре панихиду по Александру. Иные историки считали, что предчувствуя смерть, а другие, что собираясь оставить престол, Александр Первый заказал эту панихиду по самому себе. Но священнослужители твердо заявляют, что по живым панихиды не служат.
Удивителен и памятник Александру Благословенному, установленный на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Более таких памятников не существует не только у нас, но и во всем мире. Зачем понадобилось ставить фигуру Царя так высоко, что рассмотреть её просто невозможно? Памятник хранит тайну. Он ведь поставлен именно Александру Павловичу. И поставил его Государь Император Николай Первый, который, несомненно, эту тайну знал.
Остается только добавить, что факт постоянной переписки Феодора Козьмича с Императором Николаем Павловичем Г.С.Гриневич считает доказанным. Известно и то, что к таинственному старцу в Сибирь не раз приезжали высокопоставленные лица из Петербурга. Побывал у него и наследник престола Александр Николаевич, будущий император Александр Второй. Скорее всего «Тайнописи» Феодора Козьмича, найденные после его смерти в холщевом мешочке, висевшем у изголовья кровати, и представлявшие собой три исписанных бумажных листка, адресованы были именно Императору Николаю Павловичу. Но Феодор Козьмич пережил Императора на десять лет и умер в 1864 году. В тайнописи есть и такая фраза: «Но когда Афанасьевич молчит – Павловичи не разглашают». Симеон Афанасьевич Великий предпочел молчать о своей тайне до кончины, но оставил тайнопись, ибо говаривал: «Чудны дела твои, Господи, нет тайны, которая бы не открылась».
Нам неведомо, до какой степени был виновен Цесаревич в убийстве Императора Павла Петровича. Но впервые после цареубийства и смены власти заговорщики не получили за это своё злодеяние никаких наград.
В «Библии» говорится: «Кто прольёт кровь человеческую, того кровь прольётся рукою человека…» Тем же, кто игнорирует эту заповедь, Всемогущий Бог напоминает:
«У Меня отмщение и воздаяние… Я – и нет Бога, кроме Меня: Я умерщвляю и оживляю, Я поражаю и Я исцеляю: и никто не избавит от руки Моей… И ненавидящим Меня воздам».
Свершение же воздаяния заповедано Помазанникам Божьим, которым власть дана от Бога «на казнь злым, а добрым на милование».
Поставленный, а точнее с помощью злодеев-нелюдей оказавшийся обязанным по долгу государева служения вершить «казнь злым, а добрым милование», сын Павла Первого не исполнил той роли, которая была заповедана ему Богом. Он не наказал ни одного из злодеев, участвовавших в убийстве отца – Помазанника Божьего. Конечно, справиться с шайкой убийц было нелегко, но он и не пытался, во всяком случае, первое время. Для человека самый справедливый суд – это суд собственной совести. Если, конечно, она у него есть. Последние дни царствования Императора, который нам известен под именем Александра Первого, доказали, что совесть у него всё же была, хотя в первые дни он делал то, чего хотели убийцы его отца. Мы уже говорили о том, что, когда ещё не остыло тело Павла Петровича, был заключен мир с Англией и, мало того, остановлен Донской казачий корпус, следовавший маршем на соединение с французским корпусом, чтобы освободить Индостан.
11 марта 1801 года свершилось не просто убийство, свершился поворот всей внутренней и внешней политики в невыгодную для России сторону. Некто М. Цейтлин, ярый русофоб, цинично заметил, что «острый угол зубовской табакерки, казалось, был гранью новой, счастливой эпохи». Счастливой? Но для кого? Для цейтлиных, беннигсенов, паленов и прочих злодеев-нелюдей. Для России этот поворот счастливым не был. «Правитель слабый и лукавый», как охарактеризовал Императора великий Пушкин, вверг Россию в целую эпоху кровопролитных и изнурительных войн, получивших название наполеоновских.
Англии было нужно, чтобы Россия и Франция воевали между собою, и они воевали. Недаром Наполеон, узнав об убийстве Павла Первого, в ярости воскликнул: «Англичане промахнулись по мне в Париже третьего нивоза, но не промахнулись по мне в Петербурге одиннадцатого марта…»
Убийство Павла Петровича надолго отодвинуло и освобождение Индостана, и исполнение великой славянской идеи.
Академик Тарле так оценил итоги событий мартовской ночи 1801 года: «В Европе с растущим беспокойством следили за укреплением дружбы между французским властелином и русским Императором. В случае укрепления дружбы между этими двумя странами, они вдвоём будут повелевать на всём континенте Европы – это было мнение не только Наполеона и Павла, но и всех европейских дипломатов того времени. Совершенно определённое беспокойство царило и в Англии… С большим беспокойством ждали во всех европейских дипломатических канцеляриях и королевских дворцах наступления весны 1801 года, когда оба будущих могущественных союзника могли предпринять нечто решительное. Но день 11 марта принес совсем другое…»
Россия была ранена на взлёте. Самодержцев не убивали случайно. Убийцы всегда преследовали вполне определенные цели. К примеру, кто и зачем убил сыновей новгородского князя Гостомысла? Ответ теперь ясен, ведь попытки прервать сначала правящую княжескую, затем царскую и позднее императорскую династии на Руси делались «тёмными силами» Запада неоднократно. Причём, как правило, в те периоды, когда Русь особенно начинала беспокоить Запад своими успехами в государственном строительстве, повышении своего могущества и обороноспособности. И печально то, что подобные преступления против Росси вершились, подчас, не только залетными проходимцами, ставшими с коварными целями российскими подданными (Мойзович, Анбал, Некомат, Пален, Беннигсен), но и кровными русскими (бояре Кучковичи, Вельяминов, Платон и Николай Зубовы…)
При Екатерине Великой Русская Держава вновь обрела мощь, да к тому же небывалую. Недаром впоследствии знаменитый екатерининский канцлер А.А.Безбородко сказал в беседе с молодыми дипломатами, что «при матушке Государыне ни одна пушка в Европе не смела пальнуть без её на то ведома». Сын Екатерины Великой, Павел Петрович, продолжил укрепление самодержавной власти и развернул контрреволюцию против навязанного во времена Петра Первого чужебесия. Теперь врагу было необходимо остановить эту контрреволюцию. За свою великодержавную политику Павел Петрович и поплатился жизнью. Однако никто из участников тех событий не получил от своего злодейства личных выгод. Плодами их злодейства воспользовались «тёмные силы» Запада, хотя и фон дер Пален, и Зубовы, и Беннигсен рассчитывали, что возведённый на престол Император будет послушной игрушкой в их руках. Но тот, кто известен нам под именем Александра Первого, в роковую ночь с 11 на 12 марта пережил столько, что иному и на десять жизней могло хватить.
Отступая перед давлением заговорщиков, он запутывался всё более, и настал час, когда он не мог сделать шаг назад, даже если бы и захотел. Вступая на престол, он не умел царствовать так, как царствовали его бабушка и его отец, не умел действовать также честно и прямо.
Павла не раз пытались втянуть в заговор против матери. Тщетно. Он развенчивал заговорщиков и честно сообщал о таких предложениях Екатерине Великой. Хотя и нет сомнений, что он хотел царствовать, а вокруг убеждали, что править должен он, что мать престолом владеет незаконно. Но он был честен по отношению к ней.
Если же вдумчиво подойти к оценке фактов известных, то не может не удивить хамское отношение заговорщиков к Цесаревичу после убийства Павла Петровича, когда он, наследник престола, автоматически стал Императором. Мог ли вельможа, даже высокого ранга, ворваться в уже не великокняжеские, а Царские покои и, беспардонно стащив с постели того, кто уже стал Царем, крикнуть: «Хватит ребячиться, ступайте царствовать!»? Скорее всего, конечно, этот свой «подвиг» выдумал сам фон дер Пален, но многие современники, свидетели той трагической ночи, указали на, мягко говоря, нетактичное поведение заговорщиков по отношению к новому Императору. Такое поведение объяснимо, если принять во внимание тот факт, что хамили и грубили заговорщики не Александру Павловичу, а Симеону Афанасьевичу Великому. Его они не боялись, скорее у него были все основания опасаться их.
