На совещаниях, которые проходили под его председательством, было легче. Там работало правило грузинского застолья, основанное на единоличном управлении стола тамадой. Громада определял повестку, открывал мероприятие и высказывался по основным вопросам, остальные выступающие знали, что говорить нужно по той же теме, но другими словами, а по длительности речи не превосходить губернатора. В случае чего Громада мог подправить, ограничить во времени или предложить закруглиться.

Максим Чатов присутствовал на мероприятии с губернатором не в первый раз. Ничего особенного в этот приезд Максим не заметил. Дежурное совещание про ближайшие задачи города и анонсированное для узкого круга выдвижение мэра Сомова на очередной срок. Но Рюмкин был опытнее, он улавливал новации в аппаратных интригах на уровне дополнительных оттеночных значений слов и голосовой вибрации губернатора. «Постоянные члены совета безопасности» ощущали то же самое, поэтому в своих выступлениях особенно тщательно старались ограничиться шаблонными выражениями и банальными рассуждениями на общие темы, избегая городской политической повестки. Через полтора часа, когда мероприятие уже закончилось, и губернатор заспешил к выходу, спохватились уже все: Афанасий Зевсович выступил с последним словом, совещание завершилось, а выдвижение мэра Сомова на новый срок так и не состоялось.

– Ни хрена себе! – прокомментировал Рюмкин. Обычно он не использовал мат, но тут случай был особый.

Фуршет

После совещания городского актива «постоянные члены совета безопасности», а также примкнувшие к ним Рюмкин, Чатов и телевизионщик Тричопка планировали собраться на небольшом фуршете в здании лесозавода. Ожидалось, что в узком кругу губернатор скажет напутственные слова выдвиженцу Сомову, а коллеги его поздравят с началом кампании. Однако Афанасий Зевсович и Вилен Почкин заспешили к автомобилю, Сомов и Расхватов их сопровождали. Губернатор приоткрыл дверцу автомобиля, но не сел в него, развернулся верхней частью туловища и стал о чем-то говорить с пока еще действующим мэром и своим общественным советником. Остальные сгруппировались у парадного входа в здание и наблюдали издалека, не понимая, стоит идти на фуршет или лучше тихонечко разойтись. В какой-то момент Расхватов повернулся к ним и рукой показал на здание, что должно было означать «Не расходитесь. Идите на фуршет». Отцы города не спешили, было непонятным, прощальные слова губернатору, произнесенные в спину быстро покидающему зал заседаний Громаде, засчитывались, или все-таки надо было дождаться и пожать ему руку лично. Афанасий Зевсович один раз посмотрел в их сторону и что-то сказал Расхватову, после чего тот еще раз показал собравшимся куда-то вглубь здания. На всякий случай сомневающиеся чуть склонили головы в направлении затылка губернатора, послав ему лучи добра и верности, а затем с чистой совестью пошли в буфет.

Буфет был переустроен под мероприятие. Витринные холодильники и прилавок вместе с высокими столами уступили место одному длинному столу, заставленному закусками и блюдами практически в два этажа. Вдоль стены стояли кресла и низкие столики для общения тет-а-тет или маленькими группками. Для «повернутых» на подозрениях о том, что являются объектами скрытого прослушивания, была возможность выйти на балкон и пообщаться там. Балкон пользовался популярностью при конфиденциальных разговорах. «Так логично же, что именно там и установлена прослушка?» – спрашивал Расхватов. Коллеги соглашались, но тем не менее для перешептываний по привычке собирались именно там. Буфетный формат был проверенным и хорошо себя зарекомендовавшим, застолье и бани по-прежнему оставались главным местом для принятия важнейших управленческих решений.

Максим Чатов зашел в буфет одним из первых и сел в кресло. Он понимал, что у коллег сбой программы, и с любопытством стал наблюдать за ними. Максим даже прикрыл глаза, откинув голову чуть назад по примеру губернатора и сквозь узкие щелочки смотрел, как в комнату заходят силуэты. Были слышны обрывки фраз, расшифровывающие каждый силуэт, лишающие его таинственности. Тогда Максим встал и подошел к столу, за которым уже устроились все остальные.

Первым заговорил начальник полиции Муржиков:

– Мне показалось, все прошло очень достойно, господа.

Скорее это было приглашением к разговору.

– Надеюсь, губернатор уехал с таким же мнением, – поддержал беседу Тричопка, совладелец местного телевизионного канала.

Кто-то должен был перейти к волнующей всех теме. Самой смелой оказалась Светлана Кирилловна Отобраз, прокурор города:

– А меня не оставляет тревога. Не понравилось мне, что он не позволил нам всем проводить его до машины и вместе с Виленом пошел секретничать с мэром и Расхватовым до отъезда.

Ответить было нечего, Отобраз говорила об очевидном.

Продолжить не получилось, поскольку к собравшимся присоединились Расхватов и мэр Сомов. Все внимание переключилось на них. Расхватов, очевидно, был немного возбужден, а у Сомова был подавленный вид.

Расхватов сразу налил себе рюмку виски, многозначительно оглядел остальных и выпил. После этого он опять выдержал маленькую паузу и сказал:

– У меня для вас интереснейшее известие.

Чатова смешили театральность в его действиях и драматизм в выражениях лиц остальных.

– «Пренеприятнейшее», вы хотели сказать? – попытался он пошутить, но на него со всех сторон шикнули, явно было не до классики.

– Ну, это кому как, – отреагировал Расхватов. – Губернатор сказал, что хочет видеть на выборах мэра настоящую конкурентную борьбу.

Присутствующие не осознали, что главное уже было произнесено. Это и было обещанным известием.

– В смысле? – робко спросил Тричопка.

Отобраз потребовала детализации:

– Как это? Что это значит, Антон Владимирович?

Сомов пытался выглядеть бодрым, но это у него мало получалось. Однако сказать все-таки что-то надо было. Все смотрели на него, а он мучительно выискивал правильные слова и, наконец, как ему показалось, нашел:

– Он говорит, нужны новые лица, новые идеи. Правильно говорит, я считаю. Я тоже не собираюсь сходить с дистанции… Он так сказал. Будет настоящая конкурентная борьба.

Все пытались осознать услышанное и быстро выработать подходящий стереотип поведения.

Директор кладбища Рюмкин отреагировал первым:

– Кто же может вам составить конкуренцию, Антон Владимирович? Я сомневаюсь, что вообще кто-то выдвинется.

Расхватова вступление в разговор Рюмкина почему-то весьма обрадовало:

– Вы, например, Юрий Карлович. Почему бы вам не попробовать свои силы?

Рюмкин застыл и посмотрел на Расхватова с недоверием. Вся гамма чувств отобразилась на его лице: недоверие сменилось паникой, паника – переживанием от того, что он стал предметом насмешки, переживание – непониманием. И если верить способности Максима Чатова к физиогномическому анализу, на лице Рюмкина где-то между переживанием и паникой также проскользнул неподдельный интерес.

Рюмкин выглядел немного нелепо. Галстук сместился в сторону, края воротника вылезли наружу и покоились на пиджаке сверху как раненая белая птица. Он держал все это время в левой руке салатницу, до ошеломляющего вопроса как раз собирался положить себе на тарелку салат, но так и застыл.

Весь состав равновеликих уставился на него так, как будто видел впервые.

Расхватов ощущал свое привилегированное положение, только он понимал, что в данный момент происходит. Он продолжил:

– Вы надежный, умный, столько лет служите опорой для региональных властей в городе. Вы директор кладбища! Ваш бизнес процветает вне всякой связи с ценами на нефть и общей экономической ситуацией в стране.

Рюмкин не возражал, но поинтересовался главным:

– Это губернатор так сказал?

– Ну, про цветущий бизнес я от себя добавил. Но вашу кандидатуру он отметил. Почему, мол, ему не попробовать баллотироваться в мэры?

Это было не по правилам. Всем хотелось понимать точное предписание от Громады, а не гадать, анализируя поток красноречия Расхватова.