Я в е р н у л с я

  Странствующий бомж Гера Батюк был только что изобличен как "заяц" и высажен проводником из поезда Свердловск - Симферополь на какой-то незнакомой ему станции. "Ну что ж, посмотрим, что интересного написано на этой странице жизни". С тех пор, как Гера в результате аферы остался без квартиры, а позже и без документов, он стал философом и все происходящее принимал как неизбежность.

  Проходя через уютный скверик, он вдруг услышал:

  - Жорка, ты куда?

  Гера удивленно обернулся: "Неужели - меня?"

  На перекрестной аллее в пяти шагах от него, на скамейке с литыми бетонными ножками сидел улыбающийся, здоровенный, в плечах - около метра, розовощекий, как годовалый карапуз, мужик - классический хохол. В руках у него - бутылка "Пшеничной".

  "Давненько меня так не называли, - промелькнуло у Геры.

  - Шлепай сюда! Ты чего это, компас дома забыл или остограммиться не хочешь?

  Гера направился к нему. Здоровяк, растопырив пальцы своей лапищи, привстал.

  - Привет, ударенный! Ты чего мимо прешь? Рефлексы отказали?

  - Привет, - протянул Гера свою ладонь.

  - Представляешь, приезжаю я вчера с целины - ну, ты знаешь, целинников перевозили - и встречаю Ваську Солодовникова. А он - вот уж трепло! - и заявляет мне, что тебя где-то у Крымок еще в среду машина сбила... насмерть. Говорит, что тебя их ветеринар подобрал. А я уж было, ему поверил. Он сам Васька-то такой несчастный... и главное, все в картинках рассказывает. Вот артист!

  - Брехня! Не насмерть. Только в памяти провал, - нашелся с ответом Гера. А самому вспомнилось: "Весь мир - театр..."

  - То-то я вижу - мимо идешь. А ведь мы на этой скамеечке уже лет пять закусываем.

  - И как часто? ...Это я - чтобы из графика не выбиться, - пояснил он.

  - По субботам, в час дня. Во! И Васька показался, легок на помине. Давай разыграем его. Отвернись-ка.

  - Здорово, мужики! - раздался усталый безрадостный голос.

  - Привет, братан! А ты все неглиже ходишь? Опять в домашних тапках, небритый и мятый, будто тебя Змей-Горыныч выплюнул - невкусный оказался.

  - Ну, Степ, так Жорка же Голенко - того. Жалко.

  Он подошел, за руку поздоровался с приятелем. И ткнул Геру в плечо.

  - А ты чего морду воротишь, когда с тобой люди здороваются?

  И тут Гера, опасаясь разоблачения, настороженно поворачивается и виновато улыбается ему. Васька, как только взглянул на него, так и отпрянул. Оступился, упал и стал отползать, ошалело таращась на Геру.

  - Чур, меня!

  Степан и Гера, увидев его реакцию, заржали, как сытые жеребцы в стойлах. Они хохотали до икоты, тыкая своими пальцами в не на шутку струхнувшего Ваську.

  - Смотри, а у него глаза до сих пор по семь копеек!

  - И так сиганул, что из тапок выпрыгнул!

  Васька - худой, низенький, с мелкими чертами лица, тонкими губами - был явно не в себе.

  - Да ладно, хватит тебе трястись, как заячий хвост. Мы уже офонарели ждать тебя. Водка прокисает. Подгребай сюда, а то без тебя выпьем. Ты уже со среды не просыхаешь, а у меня за неделю ни капли во рту, жажда измучила.

  Васька не приближался.

  Степан встал, схватил его за загривок и, как нашкодившего кота, подтащил к Герке.

  - Здоровайся с товарищем, мать твою за ногу! - приказал он.

  Тот послушно протянул негнущуюся руку, и Гера пожал ее. Васька сделал два деревянных шага и сел слева от Степана.

  А тот мгновенно расставил на скамейке фантовские стаканчики и с точностью бармена разлил полбутылки. Васька выложил три карамельки.

  - Ну, давайте, мужики, выпьем за нее, - за удачу!

  Выпили. Взглянув на Ваську, Степан побагровел.

  - Ты долго будешь в таращилки играть? Похоже, за эти дни от обильных возлияний у тебя в мозгу, - постучал он согнутым пальцем по Васькиному черепу, - начались необратимые изменения. И ты, зараза, - повысил он голос, - своим неадекватным поведением отравляешь нам редкие минуты радости.

  - Степа, так я же его сам перед отправкой на Урал заколачивал. А Катька сейчас везет его на родину хоронить. Взяла отпуск и уехала. Я ж его и из морга забирал. Холодный. Без признаков.

  Он сморщился. Взгляд его выражал какое-то тревожное тугодумие.

  - Ты, Василек - тупиковая ветвь человечества. Хорошо, что у тебя потомства нет, - сделал безапелляционное заключение Степан. - Ну, чего? И дальше будешь околесицу нести?

  - ...Ему вскрытие делали. Шрам на животе у него должен быть, пусть покажет. И руки, руки у него холодные.

  Степан вопросительно уставился на Геру.

  - Ну, есть, есть у меня шрам, - начал уставать от натиска Гера. - Операцию на желудке делали. Так что ж?

  - Врешь! - Это вскрытие! У меня и свидетели есть! - Васька вскочил и попятился от скамейки.