- Ешьте, ребята, - сказал Вовка, успокаивая ладонью внезапно возникшую в животе резь. - Я печь затопил, сейчас положу в неё дрова и дверцу закрою. Мне домой пора. Не сгорите, Санька, а?

  - Не сгорим, - ответил паренёк. - Я уже большой.

  - Ну, тогда расскажи, чего нельзя вам делать?

  - Нельзя дверцу открывать в печке, зажигать спички.

  - Молодец, а ещё?

  - Аньку обижать... - задумался мальчик.

  - Правильно. И выходить из квартиры, - дополнил Вовка. - Это вам просила напомнить ваша мама. Ждите её дома. Всё понятно?

  - Понятно, - не сводя глаз с хлеба и сахара, ответили ребятишки.

  - Ну, тогда, до свиданья, - сказал Вовка.

  - А ты ещё к нам придёшь? - поспешно спросил Санька.

  - Ладно. Приду.

  Вовка вышел в комнату, положил в печь одно палено, закрыл дверцу, пододвинул жаровню с золой к самому поддувалу. И ушёл.

  Он брёл по холодному зимнему городу и, несмотря на сосущую в животе пустоту, чувствовал себя спокойно. Дома Вовка тоже немного протопил - он не мог не экономить - и сварил щи с крапивой и одной картофелиной. Налил себе тарелку, хорошо посолил и поперчил. Поел и стал ждать тётю. Она пришла серая от усталости. Вовка пригласил её за стол. Поставил перед ней тарелку щей. И только сейчас вытащил из кармана паёк. Он рассказал ей всё, что с ним приключилось. И в довершение сказал:

  - Себе я не взял ни крошечки. Ей-богу! А вот от Саньки и Анечки утаить, что у меня есть хлеб, не смог. Она попросила кушать, понимаете. Я не выдержал и отщипнул им хлеба, и дал по кусочку сахара.

  - Что ж, ты всё правильно сделал, Вова. Маленьких детей жальче всех. Они не понимают: почему им не дают есть? Я и сама не хожу к соседям только потому, что Настя и Костик всегда смотрят на мои руки: что ж я им принесла? А что я могу им принести, если мы и сами голодаем? Изредка я даю им крапивы для щей. Но у них на четверых только одна рабочая карточка Татьяны; дедушка - на иждивенческой, плюс две детские. Семьсот пятьдесят граммов хлеба на всю семью, - мыслимо ли это? Ведь ничего же другого практически не выдают.

  - Они умрут? - спросил Вовка.

  - Если выживут - это будет чудо.

  - А мы? - в упор посмотрел на тётю Вовка.

  - Не знаю, - безнадёжным голосом ответила тётя Мария. - Во всяком случае, постараемся выжить. Будем держаться друг за друга. Даст Бог, выдержим эту зиму. У нас хоть не холодно. А я, дура, ещё смеялась над тобой. Нет, Вовка, ты у меня молодец.

  Глава 8 Искушение

  Галя Хачёва, отстояв в магазине целых десять часов, едва живая возвращалась домой. Настроение подавленное. "Ох и скверная нынче жизнь, - думала она, - несчастье за несчастьем". Буквально неделю назад всему населению города уменьшили нормы выдачи продовольствия, и в тот же день их семья получила извещение о том, что без вести пропал их Сашка, где-то под Тулой. Это известие маму прямо-таки подкосило, она разболелась не на шутку. А так как заводы из-за нехватки топлива стали один за другим закрываться, то её место тут же было занято. А маму перевели из рабочих в служащие столовой, что ещё больше усугубило их положение. Потому что хлебная норма служащих вдвое меньше, чем у рабочих.

  Сегодня новая беда: очередное сокращение норм. И вот Галка несёт домой всего двести пятьдесят граммов хлеба. И это на двоих! Страшно. Из задумчивости её вывел простуженный мужской голос:

  - Девочка!

  Галина оглянулась. От легковой машины, стоящей возле крепкого кирпичного дома, в котором ещё совсем недавно жили немецкие колонисты, к ней подходил молодой мужчина в чёрной морской форме.

  - Боцман Нефёдов, - козырнул он. - Здравствуй, девочка.

  - Здравствуйте.

  - Ты не могла бы мне оказать одну услугу?

  - Да?

  - Я приехал с начальником, рассчитывал заскочить в город к своей сестре, но оказалось, что времени на это у меня совсем нет. А так хочется поддержать её. Ты не могла бы отнести ей этот пакет? Я тебе заплачу.

  - Я и так отнесу, - поторопилась она согласиться. - Не волнуйтесь. Где она живёт?

  - Вот адрес, - подал он ей листок бумаги.

  Она прочла и осуждающе посмотрела на моряка.

  - Но ведь это на другом конце города, а трамваи туда уже не ходят...

  - Значит, не сможешь? - огорчился он.

  Галя обречённо вздохнула.

  - Ладно уж, раз пообещала, схожу. Туда очень далеко. Сегодня никак не успею. А завтра не моя очередь стоять за хлебом, вот с утра и понесу.

  Моряк в глубоком раздумье посмотрел на девочку, по сути подростка, заморённого, как и большинство горожан голодом, оглянулся вокруг. Улица была пустынна.

  - Да вы не беспокойтесь. Передам.

  Он вложил ей в руку ощутимый по весу свёрток.

  - Спасибо тебе. До свиданья, - отдал он ей честь и пошёл к машине.

  Когда Галка пришла домой, она первым делом сунула чужой пакет на шкаф. Потом разнесла хлеб и заборные книжки по соседям, а заодно с ними и дурную весть. У одного из них разжилась кипятком - для своей печки у них не было ни поленца, - и заварила чай на вишнёвых прутиках. Потом они с мамой ели липкий горьковатый хлеб, медленно ели, тщетно пытаясь уловить хлебный запах. Но разбудить хлебный дух в этом сыром кусочке можно только одним способом: подсушив его на горячей плите. Сегодня и это невозможно. Запивали пустым чаем. Гадали, когда же, наконец, и каким путём доставят в Ленинград продукты? Мама помолилась и легла спать. Она была всё ещё слаба.