– Это, мадам, Лантерн-гейт[19], главный вход в город, – сказал ей комендант, указывая вперед, а Сюзанна наклонилась к Анне и перевела. – Городские стены тянутся до замка Ризебанк. Кале находится под властью Англии с тех пор, как его завоевал король Эдуард Третий около двухсот лет назад. К сожалению, это все, что осталось от английских владений во Франции.
– Я уверена, горожане рады быть англичанами, – сказала Анна.
Адмирал заулыбался:
– Так и есть, мадам. И Кале очень важен для его величества, поэтому он не жалеет средств на оборону города. У меня под началом сильный гарнизон, который насчитывает пятьсот отборных солдат, а также кавалерийский отряд в пятьдесят всадников.
Они были уже почти у Лантерн-гейт. Стоявшие в гавани королевские корабли вдруг грянули салютом, казалось, одновременно выстрелили из сотен пушек, а в ответ раздался залп из города, который длился дольше. Грохот стоял оглушительный.
– Какой восхитительный прием! – крикнула Анна матушке Лёве и Сюзанне. Высунувшись из окна кареты, она поблагодарила коменданта.
– Это сделано по личному распоряжению короля, мадам, – сказал он ей, – которое я выполнил с большим удовольствием.
– Ваша милость, вы видите корабль вон там? – спросил Анну адмирал. – Это «Лев», он отвезет вас в Англию.
Корабль был украшен множеством шелковых с золотом флажков, а три стоявших рядом на якоре судна увешаны вымпелами, большими и маленькими флагами, на концах рей встали матросы. Когда Анна проезжала через Лантерн-гейт, корабельные пушки выпустили еще один оглушительный залп салюта, а когда появилась с другой стороны, то все вокруг заволокло таким густым дымом, что ни один человек из ее свиты не мог разглядеть другого. Люди кашляли и были потрясены увиденным.
– С каждым шагом все чудеснее, милорд! – заметила Анна, как только смогла говорить.
– Вы позволите представить вам мою супругу, ваша милость? – спросил комендант, когда Анна спустилась на землю из кареты. Значит, вот она – амбициозная леди Лайл! Это была гордая матрона с изящной фигурой и длинным аристократическим носом.
– Добро пожаловать в Кале, ваша милость, – громко сказала леди Лайл.
Анна протянула ей руку в перчатке для поцелуя.
Лорд и леди Лайл повели шедшую во главе свиты и рядом с адмиралом Анну по узким улицам, забитым людьми, которые вытягивали шеи, чтобы хоть краешком глаза увидеть свою новую королеву. По обеим сторонам выстроились в шеренги и поддерживали порядок пятьсот солдат в королевских ливреях.
Анна заметила, что некоторые зеваки со смехом указывали на ее немецких фрейлин.
– Почему они смеются? – спросила она, стараясь не выдать, как это раздосадовало ее саму.
Адмирал заметно смутился и ответил:
– Просто не умеют себя вести. Прошу вас простить их. Мадам, вы скоро узнаете, что английский народ может быть ограниченным и недалеким. Они считают все чужое странным и, кажется, находят что-то чудно́е в нарядах ваших дам. Не обращайте на них внимания.
Анна оглянулась на своих фрейлин в строгих черных платьях и Stickelchen; их одежда походила на ее платье с той лишь разницей, что на ней был черный бархат с отделкой из золотой парчи. Разумеется, городской люд не осмелится насмехаться над ней! Однако Анна забеспокоилась, что роскошный гардероб, которым снабдила ее мать, не понравится англичанам.
Комендант показывал ей красивейшие здания Кале: прекрасную церковь Святой Марии, великолепную ратушу с башней, возвышавшейся над рыночной площадью, и здание купеческой гильдии «Степл инн». Перед ним выстроились купцы, которые преподнесли Анне толстый кошель с сотней золотых суверенов. Она от души поблагодарила их, и процессия двинулась дальше ко дворцу Казначейства, где ей предстояло остановиться. Там мэр Кале с низким поклоном вручил гостье еще один тяжелый кошелек с золотыми монетами и украшение в виде латинской буквы «С».
– Это означает Кале[20], ja?[21] – спросила Анна.
– Нет, мадам, – сказал переводчик, – это означает Клеве[22] в честь вашей милости.
Анна благодарно улыбнулась. Сейчас было не время указывать на ошибки в правописании.
Дворец Казначейства имел два внутренних двора и был красиво обставлен. Запах краски еще не выветрился, на полах лежала свежая подстилка из тростника. После того как лорды и мэр отвели Анну в покои королевы и пообещали быть к ее услугам все время подготовки к отплытию в Дувр, она в изнеможении опустилась на постель, а ее дамы засуетились вокруг, разбирая и раскладывая по местам вещи.
– Не нужно распаковывать много, – сказала им Анна. – Я надеюсь отправиться в Англию через день или два.
Доктор Уоттон предлагал ехать сегодня, но было уже слишком поздно, и она не могла разочаровать своих щедрых хозяев, покинув Кале так сразу.
Анна встала и осмотрела прекрасные апартаменты, состоявшие из четырнадцати комнат, соединенных галереей с видом на личный сад. Дверь, сейчас запертая, вела из ее спальни в покои короля. Повсюду были начертаны инициалы «А. R.», заявлявшие всему миру о ее королевском статусе, однако, приглядевшись внимательнее, Анна обнаружила, что позолота на некоторых потрескалась. Они совсем не были новыми. Эти комнаты принадлежали покойной королеве Анне. Останавливалась ли она в них когда-нибудь? Анна поежилась.
Вдруг она почувствовала себя очень одинокой и затосковала по дому. Вот бы рядом были мать и Эмили, они бы весело поболтали с сестрой, и она бы немного развеялась. Анна поймала себя даже на том, что скучает по суровым наставлениям Вильгельма. Как ужасно никогда больше не увидеть родных. Если это будет в ее власти, она с ними встретится, обязательно встретится.
Но нельзя ей погрязнуть в жалости к себе. Ее жизненный путь определен. Какой смысл предаваться печали?
– Давайте выпьем вина! – предложила она своим дамам. – Анастасия, налейте нам, пожалуйста.
Взяв наполненный кубок, Анна вернулась в галерею. Там висели картины, закрытые шторами для защиты от солнечного света, проникавшего внутрь сквозь решетчатые окна. Сегодня небо было серым, его затянули облака.
Отдернув занавески, Анна обнаружила вставленную в раму карту Кале, вычерченную с большим искусством. Глаза ее расширились, когда она раздвинула шторы на соседней картине и увидела портрет великолепно одетого красавца-мужчины с коротко подстриженными волосами, аккуратной бородкой, веселыми глазами и легкой улыбкой на устах. На золоченой раме внизу было вырезано: «Король Генрих Восьмой».
Анна глядела на портрет как завороженная. Перспектива замужества мгновенно стала казаться ей восхитительной. Она могла полюбить этого человека, сомнений у нее не было. Его доброта и забота о ее комфорте вполне совпадали с впечатлением от этого портрета. Вот если бы она увидела изображение короля Генриха раньше, то не колебалась бы… Анна быстро вернулась в спальню.
Скорее бы в Англию. Ждать больше не было сил.
Вечером повидаться с ней пришел адмирал. Она встретилась с ним в своем приемном зале.
– Надеюсь, ваша милость хорошо поужинали? – осведомился он.
– Оленина была вкуснейшая, милорд, – ответила Анна.
– Я написал его величеству о прибытии вашей милости, – продолжил адмирал. – И воспользовался случаем похвалить превосходные качества, которые нашел в вас. Молюсь, чтобы ваш союз был благословлен детьми и, если что-нибудь случится с моим господином, не дай Бог, мы имели бы отпрыска королевских кровей, который будет править нами.
– Я об этом тоже молюсь, – отозвалась Анна, тронутая и одновременно встревоженная его словами.
Как она перенесет беременность в этой чужой стране и со странным мужем? Но большинству принцесс приходилось справляться с такими проблемами, и король, конечно, будет рад, если молодая жена родит ему ребенка. Она и сама обрадуется не меньше и младенцу, и открытию заново тех радостей, которые испытала с Отто, занимаясь тем, что предначертано Господом для продолжения рода. На сердце у Анны потеплело от мыслей о том, какой будет любовь с ее прекрасным королем. И ее ждет еще одна радость. Потеряв одного ребенка, она обретет в другом утешение, которое было ей так нужно.
