Беспринципность, угодничество, отсутствие необходимой широты знаний и даже косноязычная русская речь продолжали бытовать среди российских руководителей и в "демократические" времена. Возьмем Черномырдина, занимавшего в течение шести лет кресло премьер-министра России. "Перлы" его ораторского искусства стали мишенью злых анекдотов. Люди моего поколения и те, что помоложе, отлично помнят наших "вождей-ораторов", не отрывавшихся от бумажки. А такие перлы их русского языка, как "коммуньизм", "подвижки", "начать", "понимашь". Примеры подобной безграмотности не перечесть. Еще страшнее в прежние и нынешние времена отсутствие у тех, кто стоит у руля государства, способности связно выразить свои мысли. В этом приходилось убеждаться не раз и не только на примере Виктора Черномырдина. Андрей Громыко много лет руководил советской внешней политикой. Мне представлялось, уж он-то семи пядей во лбу, ума палата! Недаром, мол, Сталин назначил его в двадцать девять лет послом в Америку. И вот первая встреча с членом политбюро и одним из творцов брежневской политики разрядки в Доме приемов на Воробьевых горах.
В Вашингтоне сделали очередное заявление по поводу новой брежневской инициативы. В Москве его восприняли с раздражением: искажает, дескать, суть советской позиции в вопросах ядерного разоружения. Шефу МИДа поручили немедленно выступить с опровержением. Официальный текст советского ответа? Готовить его нет времени. Да и к чему? Кто как не Громыко лучше всех осведомлен о подлинном положении вещей! Мне и одному из лучших репортеров ТАСС Володе Егорову поручили передать заявление на пресс-конференции в прямой эфир на зарубежные страны. Задачу поставили ясно - опередить или по крайней мере сработать вровень с иностранными агентствами. Не к лицу ТАСС отставать с сообщениями из собственной страны!
Мы с Володей прониклись важностью задачи и гордостью за оказанное доверие. Вооружившись двумя портативными диктофонами, сели в первых рядах небольшого зала. Выработанная нами тактика обещала непременный успех. Вначале записываю министра я, через десять минут бегу к телефону и передаю текст в ТАСС. Запись в мое отсутствие ведет партнер. Потом я снова оказываюсь в зале, а он у телефона. И вот проходят первые двадцать минут. Мы в ужасе: как все это передавать на заграницу? Перепутаны названия всех соглашений об ограничении ядерных вооружений и, главное, непонятно, что же хочет сказать министр. Утешаем себя: дальше все станет ясным. Не тут-то было! Приходится бежать к телефону и передавать то, что есть. Слава богу, имеется магнитофонная запись и, следовательно, никто не сможет обвинить потом двух корреспондентов ТАСС в профессиональной некомпетентности. Не знаю, сумели ли разобраться в словах министра зарубежные коллеги и что сочли нужным сообщить в свои агентства. Наша же неудобоваримая информация так и пошла на заграницу. Хорошо, что только на русском языке. Позже стало известно, что сам Замятин с помощниками Брежнева и Громыко сидели всю ночь, работая над официальным текстом. Его передали на следующий день. Так лопнула затея передать "с колес" заявление министра, не способного грамотно связать двух слов без заранее написанной для него "бумаги". С тех пор в верхнем эшелоне практически мало что изменилось. Исключения редки: бывшие премьеры Гайдар, Кириенко, Примаков и нынешний президент Путин.
Какой бы интересной не была новая работа в ТАСС, прошлое звало к себе. Мысль, как вернуть "политическое доверие", снова стать "выездным" полноценным журналистом-международником, не оставляла ни днем ни ночью. Было ясно: без заступничества высоких рангом людей тут не обойтись. Кто же может поручиться за погорельца? Замятин? Не отвечает его характеру. Иван Иванович Коваленко, заместитель заведующего Международным отделом ЦК? Этот, пожалуй, да. Принципиален, верит в людей, знает меня много лет по работе и достаточно смел для того, чтобы не бояться мнения начальства. Кроме того, отлично знаком с внутренней кухней КГБ, где долго работал заместителем начальника отдела аналитической службы разведки и бесспорно пользовался там уважением и авторитетом. Иван Иванович сразу взялся за дело. Я сидел в его кабинете на Старой площади и видел, как он звонил по кремлевке высоким чинам разведки, контрразведки и 10-го управления КГБ. До сих пор не знаю, чем занимались сотрудники сего управления. Всюду Коваленко задавал один и тот же вопрос: "Будут ли у вас возражения, если мы рекомендуем Чехонина на выездную работу? Жалко терять квалифицированного япониста. Их у нас не так много". Ответы звучали уклончиво, дело не двигалось. Я до сих пор глубоко благодарен Ивану Ивановичу за его готовность оказать поддержку погоревшему журналисту. Немного имелось в то время людей, готовых бескорыстно вступиться за человека.
"КИНОШНЫЕ" БУДНИ В ПРИЕМНОЙ БРЕЖНЕВА
Тогда пришла мысль зайти с другого конца - обратиться за помощью к старому другу, известному писателю и члену Президиума Верховного Совета СССР Расулу Гамзатову. Его знали все, включая Брежнева и Андропова. Он отказать не сможет - дружили семьями, вместе отдыхали на Кавказе, мою библиотеку украшали его книги с теплыми авторскими надписями на титульных листах. Как-то по пути с парламентской сессии в Кремле я поделился с ним своими проблемами. Помолчав минуту-другую, он сказал: "Давай пойдем окольным путем. Приходи завтра вечером ко мне в номер, познакомлю с полезными людьми".
"Полезным" оказался секретарь Брежнева Станислав Кузьмин. Впоследствии мы подружились и даже вместе с ним и референтом генерального секретаря Евгением Самотейкиным стали работать над сценарием фильма об Австралии. В мою квартиру на Студенческой фельдъегеря правительственной связи стали доставлять экземпляры частей сценария по мере просмотра их в брежневском секретариате. Доводилось и мне бывать там не раз. "Предбанник" кабинета генерального секретаря в здании ЦК был на удивление маленькой комнатой. В ней едва умещались письменный стол Кузьмина и совсем уже крошечный, заставленный хитрыми телефонами столик начальника личной охраны. Сидя напротив Кузьмина, я ловил себя на мысли: такой работе не позавидуешь! Около десяти утра в предбаннике обычно раздается резкий телефонный звонок. Станислав, позабыв обо всем, лихорадочно хватает трубку: "Слушаю. Есть!" И тут же начинает названивать помощникам генсека: "Наши выехали. Приближаются к Панораме. Маршрут? Пока неизвестен". Снова резкий звонок, и наконец сообщают: "Едем в Кремль". Опять чехарда звонков, и невольно угадывается вздох облегчения помощников: слава богу, кажется, пронесло! Предстоят часы ожидания команд из Кремля. Это не так уж страшно. А может быть, они не последуют вовсе. Но ты все равно привязан к своему кабинету, никуда надолго не выйти - а вдруг понадобишься генеральному! Как-то Самотейкина пригласили в киностудию на просмотр материалов фильма. Отлучиться на пару часов из ЦК для него очень сложная проблема. Пришлось переносить просмотр несколько раз.
Я до сих пор от души благодарен Расулу Гамзатову за то, что он пригласил меня тогда в номер. Дружеские отношения с Кузьминым, а рабочие с Самотейкиным позволили заглянуть за рамки приемной генсека, в закрытый для непосвященных мир тех партийных функционеров, кто окружал и Брежнева, и его предшественников на высшем посту в стране.
Мировая история не знает случая, когда бы режимы, политические партии и общественные движения существовали без аппарата. Но Советский Союз в этом смысле далеко переплюнул всех. Наша партийно-административная система взяла верх над другими структурами власти, командуя ими и подхлестывая их. Она держалась тогда и сегодня в "демократической" России на сословности, которая подобно раковым метастазам проникла во все слои политической и общественной жизни, необратимо уродуя ее и, приводя в конечном итоге, будь то брежневский, горбачевский или ельцинский режимы, к бесславному краю гибели. Возможности высших ее представителей - помощников, референтов, секретарей, при генсеках, членах политбюро, а ныне сотрудников администрации президента,- почти безграничны. Почему почти, а не полностью безграничны? Исключения из правил, правда нечастые, бывают всегда. Помню, как я сидел за дружеским столом дома у Кузьмина. После того как мы основательно поддали, Слава, хороший, отзывчивый, чуткий человек, счел возможным заглянуть ко мне в душу.
