Часто спрашиваю себя, особенно в период оттепели наших отношений с Западом, когда бывшие враги официально причислены к подвижникам: имело ли право КГБ на такого рода деятельность? Мне кажется, имело. В то время шла самая беспощадная холодная война. И западные специальные службы, конечно же, не сидели сложа руки. Они вели активную борьбу против существующего в СССР строя. Ведь мы хотели "похоронить" капитализм. Было бы смешно, если бы КГБ не принимал соответствующие контрмеры.
В моем архиве сохранились материалы о подрывных акциях ЦРУ и о контрмерах КГБ. Эти материалы подготовлены к печати на основе личных встреч с арестованными агентами западных спецслужб, угонщиками самолетов, сектантами, чьи молельные дома и подпольные типографии, где печаталась антисоветская литература, мне не раз доводилось посещать вместе с работниками органов советской контрразведки. И на всех этих материалах проставлен синий штамп: "По вопросам, касающимся деятельности Комитета государственной безопасности, возражений не имеется. Материал рекомендуем согласовать". И дальше подписи руководителя пресс-службы КГБ генерала Ивана Федоровича Барского или лиц, замещающих его.
С кем же надо было согласовывать эти материалы? Порой с соответствующим отделом ЦК КПСС, чаще с МИДом и всегда с руководством тех служб КГБ, откуда исходили факты. Кто они, члены этого руководства? На моем столе старая записная книжка: красная дерматиновая обложка и на ней наклейка с крупной цветной надписью - "Иисус Христос любит тебя". Наклейку с надписью мне подарили отнюдь не в церкви, а в КГБ. Сотрудники контрразведки не были чужды духа коллекционирования, собирали все - от наклеек до брошюр о скором конце света, изданных в типографиях, оборудованных в специальных подземных бункерах. Но не этой наклейкой может похвастаться старая записная книжка. Целые страницы в ней до сих пор хранят номера "вертушек" тех, кто руководил на практике борьбой против НТС, ОУН, солженицынского фонда и религиозных подпольных сект.
Валерий Федорович Лебедев, впоследствии генерал и руководитель "Альфы". С ним довелось в одном купе ехать в Киев на устроенную КГБ пресс-конференцию нашего агента в зарубежной организации украинских националистов. Молодой, интеллигентный человек. Полковник Александр Владимирович Баранов - согнутый, худой, нервный, вечно курит. Такая у него работа - руководить борьбой против диссидентов. Нелегкое это дело. Надо думать о многом: когда, против кого и какое время выбрать для нанесения нового удара, какое наказание определить - тюрьма, психушка, высылка. И при этом сделать так, чтобы избежать шквальной волны протестов из-за рубежа. Полковник Валентин Иванович Тимошевский. От него так и веет уравновешенностью. Умный, проницательный взгляд словно говорит: "А ну-ка перестань здесь изворачиваться. Я же вижу тебя насквозь". Он умеет внушить собеседнику симпатию, с ним приятно общаться. Недаром Валентин Иванович курирует всю агентуру КГБ в православной церкви и других религиозных конфессиях страны. Ничего не скажешь, Юрий Владимирович Андропов поставил на важные участки ведомства толковых и по-своему талантливых людей.
Старые записные книжки, блокноты с впечатлениями о судебных процессах, которые жалко выбросить,- память о былых нелегких страницах жизни, хотя они сегодня вряд ли кому-нибудь нужны. В начале XXI века совсем не модно вспоминать о былой, пусть вынужденной, сопричастности к идеологической борьбе времен холодной войны. Не только они хранятся в моем журналистском архиве. В нем много ценных для меня фотосвидетельств о прожитых годах. Вот совсем молодой сижу в кремлевском кресле Генерального секретаря ЦК КПСС, Председателя Совета Министров СССР Никиты Сергеевича Хрущева. Слева он с руководителями Союза обществ дружбы, справа члены делегации японской соцпартии. Конечно, я не сам занял кресло руководителя великой державы. Хрущев, по-видимому, хотел продемонстрировать японцам и свою демократичность, и уважение к сложной, ответственной работе переводчика. Момент, не повторившийся больше в жизни. В кресле руководителя другой великой страны, Индии,- Джавахарлала Неру довелось сидеть раз в жизни только моей жене в доме Индиры Ганди. А вот уже снимки из индийского и таиландского периодов жизни: с Индирой Ганди и нашим послом Юлием Михайловичем Воронцовым, представлявшем позднее Россию в Соединенных Штатах. С министром иностранных дел Эдуардом Амвросимовичем Шеварнадзе в его самолете на Бангкокском аэродроме. Впоследствии Горбачев удостоил его высшей похвалы за роль в перестройке.
Сохранились в моих фотоальбомах фотографии встреч с Авереллом Гарриманом, другими политическими деятелями США. Но больше всего мне нравится портрет улыбающегося человека в строгом черном костюме. Быть может, потому, что под снимком написанные им строки: "Наилучшие пожелания Борису Чехонину. Уолтер Стессел, посол США. 20 марта 1974 года". Вместе с коллегой из журнала "Новое время" нам поручили первыми взять у него интервью сразу же после прибытия в СССР. Советскому руководству хотелось знать не столько о прошлом американского дипломата. Его прошлое было известно. Он когда-то работал в Москве. Гораздо интереснее было понять, с какими инструкциями и личным настроением он приехал к нам в ранге посла.
На первом этаже посольства у поста охраны нас ждал пресс-секретарь, хорошо знакомый нам человек. Мы не раз встречались с ним на разных приемах и пресс-конференциях. Как всегда, он был любезен - воплощение гостеприимства. Короткий подъем в лифте - и мы у цели, в небольшой приемной посла. Симпатичная женщина средних лет, секретарь, на минуту исчезает за дверью кабинета и тут же, мило улыбаясь, приглашает: "Проходите, пожалуйста, господин посол ждет вас". И вдруг любезность и радушие разбиваются вдребезги о холод и подозрительность морского пехотинца, что застыл у посольского кабинета: "Что у вас в карманах? Откройте свой дипломат. Что это у вас, магнитофон? - И обращаясь к пресс-секретарю: Должен ли я его разобрать?"
Признаюсь, меня это покоробило. Безопасность безопасностью, но к чему такое отношение к журналистам? Неужели непонятно, что у них нет поручения убивать американского посла. СССР не Ливия и не Ирак. В кабинете посла неприятный осадок тут же испарился. Уолтер Стессел проявлял искреннее гостеприимство.
ДЕСЯТЬ ДНЕЙ ПРИ КОММУНИЗМЕ
Фотографии прошлого. Они отражают участие во многих важных событиях того времени: Конституционной сессии Верховного Совета СССР, совместном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 60-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. Об этих и других событиях мной были сделаны документальные киноленты. Они демонстрировались во всех кинотеатрах страны. Фильм "Леонид Ильич Брежнев творец Советской конституции" был подарен лично советскому вождю. Говорили, что он любил вечерами на даче просматривать его. Если бы он знал, сколько часов мы со звукооператором провели за монтажным столиком в студии, ликвидируя причмокивания в речи престарелого генсека. И все-таки лучше всего память сохранила фрагменты участия в 25-м Съезде КПСС. Десять напряженных дней работы в Кремле с 24 февраля 1976 года. Вот лишь краткий перечень того, что было сделано кремлевской бригадой ТАСС. На 76 стран на шести основных языках мира передано 330 материалов общим объемом в 2 тысячи машинописных страниц - 100 газетных полос. Обо всем, что происходило на съезде, иностранные корреспонденты и читатели в основном узнавали из наших сообщений.
Правда, не обо всем, что приходилось видеть и слышать на съезде, мы сообщали за рубеж. Взять хотя бы историю с выступлением президента Академии наук СССР Александрова. Пожилой и простодушный на вид академик оказался сообразительнее и хитрее многих делегатов, искушенных в партийных и аппаратных интригах. Для всех выступающих существовала жесткая норма регламент не более 10 минут и текст своего выступления передавать кремлевской бригаде ТАСС задолго до появления на трибуне. Естественно, на общем фоне других высокопоставленных ораторов никаких исключений для академика-президента никто и не думал предусматривать. И вот наступает минута, когда председательствующий объявляет: "Слово предоставляется президенту Академии наук СССР академику Александрову!" На трибуне появляется громоздкая фигура абсолютно лысого человека и, отвернувшись от зала и микрофона, в сторону сидящего рядом Брежнева, он начинает говорить.