Зайдя на кухню, я невольно улыбнулась. Сильнейший из живущих, наследник великого благородного рода Крейнов, Осирис, воскрешенный, детектив Башни Смотрящих, герой Эписа и Бесконечной Войны зачерпнул половником суп, стоя у открытой двери холодильника, придерживая ее коленом, и с удовольствием отхлебывал бульон. Скорее всего, где-то в склепе Крейнов сейчас недавно упокоенный Рэндал перевернулся. Причем два раза. Второй – когда капля сползла по подбородку Эрика, и он вытер ее рукавом. Да, голод такая вещь. Забудешь и о происхождении, и о всем воспитании. Поймав меня краем глаза, Крейн улыбнулся.

– Налить? – я кивнула, проходя внутрь и усаживаясь на стул.

Пока Крейн отточенными движениями открывал дверцы шкафа и разливал суп, я не могла отвести от него взгляд. Ведь кажется, что мои чувства были так очевидны. Но почему столько лет я не замечала их? Сколько раз я говорила, что люблю его, невольно? Потому что знала это, потому что действительно считала так. Я любила Эрика Крейна сильнее, чем кого-либо. Но почему-то упорно считала себя связанной с Лавром. Ведь на самом деле все было наоборот. Мы дружили с Максом с детства. Брат моей подруги, теплая семья. Он, несомненно, был очень мне дорог. И я даже была влюблена в него. Только же это не шло ни в какой сравнение с тем, что я чувствовала, находясь рядом с Эриком. Как же это объяснить. Ужасный Мир, где нет будущего, окрашенный красным, вдруг становился цветным рядом с ним. Спокойствие, окутывающее меня даже тогда, когда вокруг была одна смерть.

Вот сейчас, просто смотря на него, я чувствовала, как все проблемы вдруг отступают на второй план. Вот для этого нужна семья? Чтобы было куда прийти и почувствовать себя по-настоящему в родном месте. Дома. Так удивительно. Я ненавидела эти стены. А сейчас я переступила порог и с моей души будто скатился огромный камень. Думаю, я просто боялась того, насколько сильно люблю его. Как можно было потерять все это? Не заметить лучшего, что было во мне.

Тарелка опустилась передо мной, наполненная до краев. Я рассмеялась, глядя в недоумевающие серые глаза Эрика, присаживающегося рядом.

– Вы с Натали решили сделать невозможное и превратить меня в первого в Мире толстого Рабоса? – взяв ложку в руки, я зачерпнула суп.

– Так уж у нас заведено, совершать невозможное, – Эрик улыбался.

Ели мы в тишине, лишь иногда позвякивая ложками о край тарелок. Несмотря ни на что, я доела до конца. Рабос не оставит еду, даже если она будет лезть обратно. В Доме никто не спрашивал, хочешь ты есть или нет. Не хочешь – твоя тарелка отдается другому, а ты ходишь голодный. Не доел – завтра кормить не будут. Еда была священной для детей Дома. Чтобы она из себя ни представляла.

– Дом не такой, как был раньше, Вел, – Эрик заговорил первым, отодвигая пустую тарелку, – пока мы не придумаем, что сделать с новыми законами, ничего страшного не произойдет, – Крейн хмыкнул, – там не осталась уже человека, который бы не боялся тебя.

– Или тебя, – Эрик усмехнулся, – да, Крейн, я знаю. Сейчас нет войны, а у Макса есть родители, которые оторвут голову любому. Так что, что бы ни задумал Прик с некромантами, у них ничего не выйдет. Даже инициация не сделает ему ничего плохого, – я пожала плечами, – Макс прирожденный некромант.

Крейн смотрел на пустую тарелку, перебирая пальцами по поверхности стола. Несмотря ни на что, мы все равно нервничали. Он был еще слишком маленьким. Но я была здесь, Эрик тоже. Макс сейчас в позиции благородных для Дома. А им там ничего, кроме войны, не угрожало. Рабосы же боятся некромантов, поэтому их звериное чутье не даст ему навредить. Все в порядке.

– Со мной тоже все в порядке, – я протянула руку, легонько касаясь пальцев Крейна, – это не повторится. Слышишь? – наклонив голову, пыталась заглянуть в глаза Осириса.– Просто одно навалилось на другое. Я гораздо сильнее, чем была раньше, Эрик. Все хорошо.

– Ты совсем ничего не помнишь?

Я отрицательно помотала головой.

– Бак рассказывал больше какие-то собирательные вещи, ничего конкретного. А все, что осталось в моей памяти, это размытые ощущения. Больше образы, чем конкретные воспоминания, – невольно пожав плечами, я отдернула руку, но Эрик не дал, сжав мои пальцы.

– Расскажи о них.

Зажмурившись, я тряхнула головой. Та часть памяти, куда я старалась никогда не возвращаться. Слепое пятно, навсегда скрытое от моего сознания. Но если это важно.

– Шум воды. Исида постоянно будто окружала меня, а я пыталась вынырнуть. Очень часто она становилась красной и горячей, будто пыталась сжечь меня. А когда удавалось вынырнуть ненадолго, ощущала аромат цветов. Этим моментам очень радовалась. Глотку воздуха и нежному теплу солнца на лице, – разведя руками, я открыла глаза, – как-то так. Конечно, были еще голоса сквозь толщу воды, но я никогда не могла их разобрать.

Эрик задумчиво посмотрел в окно. Пальцы Смотрящего все еще сжимали мои, отчего тело невольно плавилось. Спокойно. Даже сейчас, вспоминая время безумия, я не нервничала. Так странно.

– Когда потеплело, – голос Эрика хрипел, отчего Осирис закашлялся, – я постоянно выводил тебя в сад. Там ты охотнее ела и легче засыпала на свежем воздухе. Часами могла смотреть на небо, повернув лицо к солнцу и зажмурившись, – грустная улыбка на лице Крейна зацепила что-то живое, больно потянув внутри. – В такие моменты ты почти была нормальной. Даже иногда что-то бормотала про себя, улыбаясь.

С беспокойством глядя на Эрика, я наклонилась вперед.

– Я навредила тебе? – голос не поддавался.

Крейн посмотрел на меня. Так теперь всегда будет? От каждого его взгляда внутри что-то будто отрывается и начинает бешено колотиться в груди. Как же мне нравилось, когда он смотрел на меня. Эрик прищурился, будто снова понимал, о чем я думаю.

– Нет, Вел, – протянув руку, Крейн убрал прядь волос с моего лба, – ты не сделала ничего плохого.

Сердце перевернулось, а я сжала свободную руку в кулак. Рядом с ним невозможно держать себя в руках. Кто же думал, что все это превратится в какую-то пытку? Так было хорошо и плохо одновременно, что я отвернулась, пытаясь за что-нибудь зацепиться взглядом.

– Почему записка, Вел? – я вздрогнула от вопроса. – Почему ты просто не могла сказать мне это в лицо?

Внутри все дрожало. Голос не поддавался, а пальцы тряслись в лихорадке. Он должен знать. Это не может так продолжаться.

– Наверное, потому, что я всегда знала, что это неправда, – рука Эрика дернулась, а мне показалось, что пальцы хрустнули в этот момент.

Не сводя взгляда со стены, я подбирала слова, не находя подходящих. Как оправдать собственную глупость? Как объяснить, что не было тут виновных, кроме меня самой?

– Что?

Вдохнув поглубже, я закрыла глаза.

– Ты не Чудовище. То, что произошло в лесу, спасло жизнь целым поколениям людей. А я лишь пыталась перекинуть на тебя всю вину, которую испытывала сама. Ведь гораздо проще найти крайнего, чем признать, что весь мусор в себе. Я ненавидела себя, Эрик, а не тебя, – сглотнув ком, вставший в горле, продолжила: – Никогда в жизни я не ненавидела тебя. Я просто слабая дура, не знающая, как справляться с обычной жизнью. Мне нужна была драма, события, движение. Страдания, Эрик, – вдохнув еще раз почувствовала, что сердце встало где-то в горле, – вот я и создала себе их. Чем не супер-миссия – положить свою жизнь на исправление ошибок? Знаешь, в секунду, когда я увидела, как первый некромант упал на землю, я поняла, какая же дура. Когда же кинжал коснулся твоей груди, – рука снова дернулась, – я поняла, что дура я еще большая, чем мне казалось, – покусывая кончик пальца, я слышала, как противно громко тикали часы.

Снова. Что за надоедливый предмет. Я тут вопросы жизни решаю, а они упорно напоминают о ее скоротечности. О том, сколько лет живут Осирисы. О том, что буквально через десять лет я буду стареть, а он останется таким же, как сегодня. Если мы, конечно, разберемся с этим тревожно-серым пятном на его волосах.