Литмир - Электронная Библиотека

— Нет, новостей нет… — начинает Рани, и в этот момент входит Дэвид. — А, вот джентльмен, которого я ждала, — доктор Форд.

— Приятно видеть вас всех, — говорит он с улыбкой.

— Спасибо, что пришли! — Рани оглядывает палату. — Сони еще нет. Можно нам подождать еще несколько минут? Она сказала, что придет.

Все кивают в знак согласия.

— Где Радж? — спрашивает Рани у Марин.

— Ждет внизу, — Марин бросает взгляд на Джию, а та опускает глаза. Рани сразу понимает: Радж привез их в больницу, чтобы быть рядом с дочерью. — Поскольку ты звала только меня и Джию, он не стал подниматься сюда.

Рани кивает:

— Это очень деликатно с его стороны.

В палате воцаряется тишина, и в эту минуту появляется Соня.

— Извините, я опоздала, — произносит она, обводя взглядом комнату. Когда она видит Дэвида, ее лицо становится напряженным. Рани смотрит на доктора, который не сводит глаз с ее младшей дочери. Удивленная Рани снова переводит взгляд на Соню, которая быстро опускает глаза. — Похоже, все собрались, — говорит она.

— Да, — соглашается Рани, отложив на будущее размышления о своем открытии. — Я попросила вас всех прийти сюда, чтобы обсудить, что нам делать с вашим отцом.

— Я не понимаю, — говорит Соня, выражая общее недоумение. — Разве что-то изменилось?

Не успев подумать, она машинально поворачивается к Дэвиду.

— Я хочу отключить его от аппаратов, — отвечает Рани. — Пусть он уйдет.

В палате становится очень тихо, все обдумывают неожиданное предложение Рани. Она внимательно смотрит на каждую из трех женщин, которых родила и воспитала. Как много ошибок она совершила, как много неверных решений приняла, и единственное ее оправдание состоит в том, что она не знала, какой из путей правильный. Смерть Брента ничего не исправит, она не сотрет их прошлого, но даст им шанс начать жить заново.

— Почему сейчас, мумджи? — первой нарушает молчание Джия.

— Чтобы мы могли выздороветь, бети. Все вместе, — отвечает ей Рани, стараясь не сказать лишнего в присутствии доктора. — Что ты об этом думаешь?

Рани знает, что Джия любит своего дедушку. Он давал ей то, чего не давал никому другому, — беззаветную любовь.

— Да, — отвечает Марин, опережая дочь. — Если нам надо решить этот вопрос, то я говорю «да».

Ее голос звучит четко и уверенно.

— Да, — тихо произносит Триша. — Если отец каким-то образом может слышать нас, он должен знать, что время настало.

Соня берет Тришу за руку.

— Я согласна, — говорит она. Рани не спрашивает почему. Это не имеет значения. Соня проголосовала — они все единодушны.

— Пожалуйста, доктор, скажите, что мы должны делать дальше.

Прежде чем Дэвид успевает ответить — объяснить, как забрать жизнь у человека, который подчинил себе жизни стольких других людей, — в разговор вступает Джия. Она говорит громко, чтобы все ее слышали:

— Я еще не голосовала. Я не хочу, чтобы он умер.

— Джия, — произносит Марин, но дочь не слушает ее.

— Он мой дедушка. Он хороший. Я его очень люблю! — кричит она. — Почему все вы хотите сделать это? Он еще может выйти из комы. Он может вернуться к нам, и все опять будет хорошо.

_____

Рани сидит рядом с Брентом. Марин увезла Джию домой. Из-за ее вспышки вопрос о Бренте так и остался нерешенным. Триша обняла Рани и сказала, что поговорит с ней позже. Соня просто ушла, а Дэвид остался.

— Родным трудно принять такое решение. Если я могу чем-нибудь помочь… — говорит он, но Рани прерывает его.

— Вам нравится моя дочка, — произносит она с глубоким убеждением в голосе. — А ей нравитесь вы.

— Нет, — неохотно возражает Дэвид. — Она не хочет иметь со мной ничего общего.

— В ее глазах я вижу совсем другое.

Рани умолкает, ступив на незнакомую ей почву. Она редко обсуждает чувства своих дочерей и с ними самими, и с посторонними. В глубине души она боится услышать их откровения, узнать, как их детство повлияло на их взрослую жизнь.

— Простите, если я лезу не в свое дело, но я знаю, что говорю. Моя дочь влюблена в вас, я уверена в этом. А вы? Вам она очень дорога?

— Да, — тихо отвечает Дэвид. Он смотрит в окно. Пользуясь случаем рассмотреть его в профиль, Рани глядит на того, кого полюбила ее дочь, и видит его силу, его характер — все то, чего не было и не могло быть в Бренте.

— Тогда почему вы не вместе? — смущенно спрашивает она.

— Об этом надо спросить вашу дочь, — Дэвид отворачивается, но в его тоне звучит уважение и к Рани, и к Соне. — Я не могу взять на себя смелость говорить за нее.

— Я понимаю, — Рани умолкает, наблюдая, как ровно вздымается и опускается грудь Брента. — Должно быть, наше голосование вас удивило, — произносит она наконец. — Жена и дочери так быстро решают освободиться от человека, который их воспитывал и обеспечивал. Одним-единственным словом они определяют его судьбу, — привычным жестом она тянется к мангалсутре, которая много лет висела у нее на шее, и снова, лишь коснувшись обнаженной кожи, вспоминает, что сняла ее. — Разве во всех семьях такие вопросы решаются настолько просто?

— Нет, — отвечает Дэвид со всей искренностью. — Но Соня рассказала мне, как он обращался с вами. Как он избивал вас всех. Я представить себе не могу, каково это.

Рани опускает голову, стараясь скрыть свое потрясение. Все они так долго хранили свою тайну, а теперь Соня, зная человека всего несколько месяцев, открыла ему то, от чего хотела убежать всю свою жизнь.

— Это уничтожило ее, — говорит Рани, начиная осознавать: Соня отказывается любить Дэвида, отказывается принять то, что он ей предлагает. Рани признает свою вину, понимает, что натворила. Дочь ведет себя так из-за многолетнего бездействия матери. — Но я тоже виновата, — Рани, как и Соня, доверяется этому человеку. — Я заставила ее поверить, что она была нежеланной, нелюбимой.

— Я не думаю… — начинает Дэвид, но Рани поднимает руку, чтобы прервать его.

— Моя дочь должна узнать правду. Она никогда не освободится от гнета, пока не узнает. До тех пор она никогда не признается в своей любви к вам и никогда не примет вашу любовь.

— Почему же вы не расскажете ей то, что хотите?

— Потому что у меня нет на это права, — отвечает Рани. — Она — единственный мой ребенок, которому я не сумела стать матерью, — она замечает галстук доктора, на котором изображены разные супергерои из мультфильмов. — У вас есть дети, Дэвид?

— Да, у меня есть дочь.

— И вы все сделаете для нее, — убежденно говорит Рани.

— Конечно. Как и любой родитель, — говорит Дэвид.

— Нет, не каждый. Например, не я, — Рани ерзает на стуле, у нее ломит кости. — Соня думала, что она была не нужна мне, что я родила ее против своей воли. Я сказала ей, что хотела сделать аборт. Она была права.

Рани ждет, как Дэвид воспримет ее признание, прежде чем продолжить:

— Но Соня ошибалась насчет причины. Я не хотела рожать ее, потому что не могла защитить. Я знала, что отец будет издеваться над ней, а я не сумею остановить его. Но лишь моя, а не Брента, вина была в том, что я не любила Соню так, как она заслуживала, что она не слышала от меня слов, которых так жаждала, — говорит Рани, глядя на Брента. — И я потеряла ее, потому что не знала, как я ее люблю.

— Тогда почему вы не скажете ей об этом? Почему вы говорите об этом мне?

Рани вспоминает день Сониного окончания университета. Она знала, что Брент никогда не позволит Соне самой решать свою судьбу. Соня должна была получить свободу, поэтому Рани сказала вслух правду, которая заставила ее дочь вырваться на волю.

— Потому что я уже сказала ей правду, — говорит Рани. — И ничему другому она не поверит. Вы бы поверили?

Дэвид смотрит на нее с бесстрастным выражением лица. Потом растерянно качает головой:

— После всего, что я услышал, не знаю, что и сказать.

Рани понимающе кивает.

— Вероятно, нам с дочерью уже поздно выяснять отношения, но для нее не поздно принять вашу любовь, — Рани печально улыбается. — Но мать не может дать жизнь ребенку и не отдать ему какую-то часть себя. Сердцем ли, душой, мать и дитя остаются навеки связаны друг с другом.

73
{"b":"721542","o":1}