Я обнимаю ее за талию с благодарностью большей, чем могу выразить словами. Мы стоим рядом, обнявшись, как две детали головоломки, которую уже не сложить полностью. Но я впервые вижу то, чего не видела раньше: моя маленькая сестренка — кладезь силы. И она помогает мне проснуться от кошмарного сна, от которого сама я избавиться не в состоянии.

Соня

Я переодеваюсь в спортивный костюм и сую в уши наушники. Сейчас шесть часов вечера. После разговора с Тришей мне нужно хорошенько проветриться.

Я выхожу из дверей больницы и, всей грудью вдыхая свежий воздух, начинаю пробежку по дорожке вокруг больницы к Стэнфордскому студенческому городку. Сначала я бегу медленно, чтобы разогреть мышцы. Солнце клонится к закату и уносит за собой раскинувшееся над городом теплое покрывало.

Сперва я обегаю кругом студенческий городок, а потом пробегаю сквозь него. Здания, в которых я занималась, площади и дорожки кампуса манят меня к себе. Как это странно! Когда-то мне становилось тошно от одного их вида, а теперь они кажутся такими родными! Я стряхиваю с себя это ощущение, не желая давать воли эмоциям. Я включаю музыку погромче, чтобы прогнать ненужные мысли, и бегу еще полчаса, пока тело не начинает просить передышки. По лицу течет пот, рубашка тоже вымокла. Я перехожу на неторопливую трусцу и возвращаюсь к больнице приблизительно через два часа после начала пробежки.

Я иду прямо в душ, где каскады теплой воды расслабляют мои напряженные мускулы, и перебираю в уме события последних дней: беду с Джией, разговоры с Дэвидом и с Тришей. Я прислоняюсь головой к кафельной стене, мечтая, чтобы сердечная боль исчезла, рассеялась, как окутывающий меня пар. Но это детское желание никогда не сбудется. Я возвращаюсь к реальности, выключаю воду и одеваюсь в пустой раздевалке. Отбросив назад влажные волосы, я выхожу оттуда.

— Хорошо пробежалась?

Услышав голос Дэвида, я замираю. Подняв глаза, я вижу, что он стоит в помещении, разделяющем мужскую и женскую раздевалки. На нем нет белого халата, рукава рубашки засучены до локтей. Вид у него усталый, на лице беспокойство.

— Извини, я не хотел потревожить тебя, — говорит он, видя мою реакцию. — Я просто заметил, что ты собралась побегать, и надеялся перехватить тебя, когда вернешься.

— Ты следишь за мной? — спрашиваю я резко.

— Да, — отвечает он, не колеблясь, и легкая улыбка трогает его губы. — Я только притворяюсь доктором. Моя настоящая работа — следить за каждым твоим движением, — он подмигивает мне и понижает голос: — Но, пожалуйста, не говори об этом пациентам. Это подорвет мою репутацию.

Он поставил меня на место, и я не могу не усмехнуться в ответ:

— Хорошо. Твоя тайна умрет вместе со мной.

— Буду тебе весьма признателен, — повернувшись к кофеварке, он видит, что на дне контейнера осталась только кофейная гуща. — Если я заварю свежую порцию, ты выпьешь кофе со мной?

Я отрицательно качаю головой:

— Мне пора домой.

— Ладно, — он поворачивается ко мне, забыв о кофе. Глядя мне в глаза, он мягко произносит: — Я надеялся, что смогу поговорить с тобой, поэтому и следил.

Ощущая привычную неловкость, я делаю шаг к двери.

— Нам не о чем говорить.

Когда я прохожу мимо него, он протягивает руку и ласково удерживает меня.

— Можем ли мы обсудить то, что ты сказала вчера? — он нежно привлекает меня к себе и наклоняется к моему уху: — Почему ты хочешь, чтобы твой отец умер?

— Это не важно, — отвечаю я и отнимаю руку. Я продолжаю чувствовать тепло от его прикосновения. Я непроизвольно тру это место, пытаясь избавиться от будоражащего покалывания. Он следит за моими движениями, а потом бросает вопрошающий взгляд. — Ты не поймешь.

— Попробуй объяснить.

— Нет! — почти выкрикиваю я. Уровень кислорода в комнате снижается, и я задыхаюсь. — У тебя есть все, — говорю я, жестом обводя комнату. — Твоя жизнь и так полна.

Он смеется, но смех его звучит глухо.

— Зачем мне все это? — он качает головой. — Мне нужна ты.

— Не говори так, — прошу я его. — Забудь обо мне, — я умолкаю, боясь проговориться. — Пожалуйста, Дэвид, оставим все как есть, — я ухожу, не оглянувшись. Но точно знаю, что он не пойдет за мной.

Марин

После ареста Адама прошло несколько дней. Джия сидит в своей комнате, ест только тогда, когда ей приносят еду, и принимает душ через день. Она отказывается говорить с нами, даже с Раджем. Горе отгораживает ее от самых близких людей. Марин так и подмывает войти к ней, сорвать с нее одеяло и приказать встать и вернуться к нормальной жизни. Но она сдерживается. Она даст Джии пять дней, а потом потребует, чтобы та отправлялась в школу. Пять дней — это великодушно, это больше, чем необходимо. Собственно, на этом настоял Радж. У Джии целая неделя, чтобы оплакать человека, который ее бил.

В последний день своего добровольного заточения Марин сидит за рабочим столом, когда раздается звонок. Сон ускользает от нее. Вместо того чтобы метаться в постели, она проводит ночи за работой. Когда ей требуется передышка, она ложится на диван в своем кабинете и закрывает глаза на несколько минут. Но мысли о Джии заставляют ее сердце колотиться, адреналин побеждает изнеможение, и ей приходится вернуться к работе, чтобы избежать приступа паники.

— Да? — произносит Марин, не позаботившись взглянуть, кто звонит.

Это полицейский детектив. Он спрашивает, когда ему лучше прийти, чтобы задать Джии несколько вопросов. Она отвечает, что годится любое время, и договаривается о встрече после ланча. Откинувшись назад в своем кресле, Марин смотрит на мерцающий экран компьютера. Голубое свечение окутывает стол. Мысль об Адаме, сидящем за решеткой, немного успокаивает ее.

— Радж? — она выходит из кабинета, чтобы разыскать мужа, и находит в его кабинете в другом крыле дома. Войдя, Марин закрывает за собой дверь.

— Сегодня придет детектив, чтобы задать Джии вопросы.

— Какие?

Он раз десять пытался поговорить с Марин с глазу на глаз о том, что произошло. О том, как случилось, что Адама арестовали в школе, а Джию отправили в больницу на освидетельствование. Марин уклонялась от разговора, отвечая кратко и неопределенно. В конце концов Радж сдался, но от его молчания стена между ними стала еще толще.

— Я не знаю, Радж, — резко говорит Марин. Недостаток сна заставляет ее терять терпение. — Я не медиум.

— А я думал, у тебя на все есть ответ, — бормочет Радж, возвращаясь за письменный стол.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ничего. Я только удивляюсь, что ты решила рассказать мне о детективе, хотя и не подумала посвятить во все остальное.

— Если ты таким образом собираешься поблагодарить меня за спасение нашей дочери от парня, который избивал ее… что ж, не стесняйся!

Марин со стуком закрывает дверь и выходит. Перешагивая через две ступеньки, она распахивает дверь в комнату Джии и включает свет движением более энергичным, чем необходимо.

— Вставай! — приказывает она и срывает с Джии одеяло, как ей хотелось уже несколько дней.

— Что?

Золотисто-каштановые пряди волос спутались в клубки. Лицо Джии опухло от слез, она исхудала. Взгляд пуст, будто она ищет что-то, но ничего не находит. Марин, отшатнувшаяся при виде дочери, не знает, как ей следует поступить. Однако многолетняя привычка берет верх, и она идет напролом.

— Сюда придет детектив, чтобы задать тебе несколько вопросов, — Марин роется в гардеробе Джии и вытаскивает подходящий топ и джинсы. Затем проходит в ванную и включает нагреватель. — Тебе надо принять душ и одеться.

— Я не хочу ни с кем разговаривать, — говорит Джия, укладываясь обратно в постель и натягивая одеяло на голову. — Оставьте меня в покое.

Ее слова вызывают у Марин реакцию, которую она от усталости не в силах сдержать. Откинув одеяло прочь, она повышает голос: — Вставай сейчас же! — каждое слово она выговаривает ясно и четко, не оставляя места для возражений. — Не зли меня.