– Угощайтесь, детки дорогие! Хлебушек свежий, маслице, а щи-то сегодня какие – с мясцом! – хлопотала хозяйка, разливая суп по тарелкам.
– Где же вы, матушка, мясцо нынче раздобыли?! – удивленно воскликнула Наталья. – Базары-то пустые!
– Бог послал нам вчера одного крестьянина, что товар по дворам предлагал: вот и сладился сытный обед сегодня, – рассказала хозяйка.
– Подумать только: еще с год назад мясом спокойно кормили собак, – вздохнул, поддерживая разговор, Михаил Семенович: – А теперь людям за радость в щах косточку найти! Слава Богу, Господь нашу семью и град милостью не оставляет!
– Слава Богу! Не оставляет, хранит нас Господь! – закивали головами, соглашаясь, женщины. – Верою только и спасаемся!
– Хорошо бы с верой и мир в губернии сохранить! Слышал? – обратился к сыну хозяин: – Никон, епископ наш, смуту на губернские власти снова нагнал? Прости, Господь, за осуждение, но не доброе это! Время без того неспокойное, военное, нам только сильной вражды церкви и властей не хватало…
– Так Гололобов полгода как на посту, чем успел провиниться-то перед владыкой? – удивился сын.
– Никон объявил зачем-то Гололобова виноватым в майских погромах на базарах, хотя все знают, что губернатор здесь совсем ни при чем, больше того: делал всё, чтобы эти пьяные беспорядки в городе прекратить!
– Возможно, это только мнение лживой прессы, которая теперь способна исковеркать даже доброе и разумное, прикрываясь новомодной свободой слова? – отреагировал Михаил: – Недавно довелось читать нелицеприятную статью о епископе, где его называли лицемером и паникером, но я счел такое неуважение к нему за голословность тех мелких писак, что уже и священство не страшатся открыто унижать.
– Уважать-то, конечно, священство надо, – задумчиво пробубнил в ответ старший Каргополов. – Только истинное христианство, сын, оно ведь в делах, а дела, понимаешь ли, не спрячешь от людей. Настораживает то, что в защиту епископа нет активных действий даже в среде священнослужителей… Ну да Господь разберется! А нам своё дело знать и выполнять полагается! – подытожил свои рассуждения уже слегка разомлевший в своем уютном кресле Михаил Семенович и тут же дружелюбно поинтересовался у сына с невесткой: – Детей-то причастили сегодня, а сами к Чаше чего не пошли?
– Вчера в Торгашино порядки наводили: вернулся поздно, сил на молитву совсем не было, – объяснился младший Михаил. – Да и вот только, на Троицу, все причастились,
– Что в Торгашино?
– Крестьяне землю чужую захватили. Казаки пока на войне, их наделы с краев подергали, да еще и скотину в чужой огород пустили. Другим завидно стало, что не их коровы в том огороде, поспорили, а затем и ножи с вилами в ход пошли, – рассказал историю подъесаул, а затем, грустно усмехнувшись, добавил: – Вот в таких, отец, вопросах нам в дивизионе приходится разбираться нынче.
– Ну а кто еще жену казака и детей его защитит коли не казаки?! – с метким взглядом, ищущим поддержки у присутствующих женщин, бойко заметил на это полковник в отставке. – Порядок в тылу – дело важное! Особенно сейчас, когда мы, наконец, наступаем по всему Юго-Западному фронту, и, судя по сводкам, наступаем успешно! Попляшут теперь эти союзнички германские! Правильного человека государь, наконец-то, поставил командовать: Брусилов – это вам не штабная марионетка, а боевой генерал! Враз закончит эту затянувшуюся проблему!
– Боевым генерала Брусилова сделал опыт военных сражений, – многозначительно посмотрев на отца, заявил Михаил. – А вот енисейский казак, что с юности на коне и с винтовкой, для войны оказывается в итоге не подходящим.
– Опять ты за своё! – воскликнул обреченно старший Каргополов. – Да кто тебя держит?! Тебе же уже не шестнадцать, как тогда – в русско-японскую! Езжай, воюй! Можно подумать, я лично твои рапорты отклоняю! – устало взмахнул он рукой и привстал из-за стола: – Пойдем перед чаем воздухом подышим. Дети, непоседы, уже убежали во двор – надоело наши скучные разговоры слушать.
– Помнишь, Миша, громкие стачки и революционные волнения пятого года? – спросил вдруг отец, когда они с сыном закурили в уютной беседке в саду.
– Кровавое воскресенье?
– Да, именно оно было тем спусковым крючком недовольства правительством, что привело к серьезным беспорядкам. И на мой взгляд, ситуация в стране сейчас очень похожа на тот ужасный одна тысяча девятьсот пятый год: и война, и нужда, и инфляция со спадом производства, и крестьяне по-прежнему недовольны наделами. Близко по накалу! А это плохо, Миша!
– Проблем всегда хватает, – пожал плечами молодой казак. – Даст Бог, война до конца года закончится, и разберется государь с накопившимися проблемами в стране, как и в пятом году. Сейчас сложно ему везде успеть. Правда, не понятно, чем там его министры и депутаты в Российской Думе занимаются?! Народ-то у нас понимающий в основной массе, просто потерпеть надо!
– Правильные слова говоришь, сын! – редкая похвала отца приятно удивила младшего Михаила. – Радуется мое сердце, что смогли мы с матерью воспитать достойного мужественного человека для отчизны! Если бы все наши соотечественники так рассуждали, то жили бы мы спокойно и никакой враг России был бы не страшен! Только люди-то в стране очень разные, сын, чаще слабые, и маловерные, а враги не дремлют…
– Надо скорей этим врагам хвосты накрутить, и враз всё успокоится: народ займется привычным хозяйством, и дальше будем жить у Христа за пазухой.
– Ох, молодой ты ещё: думаешь, враги только в бою из пушек стреляют?! Самые страшные враги те, кто, в глаза глядя, улыбается и поддакивает, а в кармане уже тридцать серебряников держит.
– Известно, что такие Иуды плохо заканчивают, – спокойно отреагировал подъесаул. – Я одно знаю: Бог всегда на стороне правды, и на этой правде вся Русь до сих пор стояла и стоять будет!
– Дай Бог! Дай Бог… – задумчиво пробубнил Михаил Семенович, замолчал, закрыл глаза и направил свое лицо вверх навстречу яркому июньскому солнцу, вдыхая полной грудью родной красноярский воздух.
Увы, лето в Сибири скоротечно. Не успеешь оглянуться: вот уже и сенокос заканчивается, и сбор урожая в разгаре.
Подъесаул Каргополов теплым августовским утром привычно раздавал служебные наряды вверенной ему казачьей сотне.
– Почему на построении отсутствует хорунжий Сотников?! Вахмистр, доложите по форме! – заметив отсутствие подчиненного, строго прикрикнул командир.
– Заявлений об увольнительных мне от него не поступало! – в легком замешательстве отрапортовал вахмистр, выйдя из строя на шаг вперед.
– Ваше Благородие, так у него жена рожает с ночи! Не успел поди!– раздался вдруг возглас среди служивых, и легкая волна дружелюбного хохота пронеслась в строю.
– Отставить смешки! Вахмистр, выяснить и по необходимости оформить отпуск как положено! Остальные – разойдись по нарядам!
Сотников появился в штабе дивизиона к вечеру, подтвердив факт своего новоиспеченного отцовства:
– Ваше Благородие, Михаил Михайлович! Не откажите в трапезной поднять бокалы за новорожденного казака. Все наши собрались уже, только Вас и командующего ждем!
– Сын? – с легким прищуром и улыбкой уточнил начальник.
– Сын, Эраст, – радостно подтвердил родитель.
– Многая лета, новорожденному Эрасту! – громко провозгласил командующий Могилёв, когда в трапезной зале собравшиеся уже разливали красное вино, выставленное Сотниковым в честь праздничного события.
– Многая лета! – тут же разнеслось ответное под звон стекла бокалов.
Могилёв после первого же выпитого им бокала откланялся, а Каргополов поддержал второй тост за здоровье родителей малыша, и, закусывая, он уже неформально по-дружески поинтересовался у Сотникова: – Имя сыну, поди, супруга выбирала?
– Она, – кивнул тот. – Я согласился: Эраст Александрович – хорошо звучит! Я, конечно, предлагал назвать, как моего деда – Киприян, но в итоге уступил жене: роды были непростые, потому спорить было неправильно.
– Ну и славно: значит, так Бог благословил! Надо иногда и традиции освежать, иначе цепочка из Александров и Киприянов никогда не закончится! Согласны, Александр Александрович?!