Литмир - Электронная Библиотека

– А его лицо… Он всегда ходит в маске?

Я задавала этот вопрос многим слугам, но все они только мялись и ничего не могли ответить. Как будто на них проклятие немоты наложили.

– Что говоришь? Устала? – спросил Никколо, то ли не расслышав моего вопроса, то ли не желая на него отвечать. – Ничего, уже недолго осталось.

Странно, что слуги не говорят о внешности хозяина. Может, привыкли? Или боятся?

Кучер дернул вожжи и снова замолчал, а я смотрела на его толстый, обтянутый зелеными штанами зад и раздумывала над сказанным. Выходит, раньше герцог в «Томалли» на охоту ездил. Но ведь для охоты нужны помощники, всякие там доезжачие, егери и прочие. А Абьери взял с собой только меня и двух кучеров – Никколо и Витто. И что мы будем там делать? Вернее, что будет делать герцог?

– Слышь, Алессия, а ты сама откуда? – повернулся ко мне Никколо. Его круглое лицо лоснилось от пота, длинные волосы слиплись сосульками, а маленькие глазки светились любопытством и той особой житейской хитростью, что была присуща большинству деревенских жителей, перебравшихся в город.

Я попыталась прикинуть возраст кучера, но сделать это оказалось непросто. Тридцать пять? Сорок? Или больше? Толстый живот и лоснящиеся бугристые щеки сбивали с толку. Увы, за два года я так и не научилась определять возраст местных жителей. В Ветерии взрослели рано, и дородная матрона, похожая на мать большого семейства, вполне могла оказаться восемнадцатилетней девушкой, а крупный усатый мужчина – вчерашним мальчишкой.

– Издалека небось? – не дождавшись ответа, уточнил Никколо.

– Из Саритии.

– Ишь ты, куда от дома забралась! А город какой?

– Калон.

– Из столицы, значит? А родные там остались?

– Нет.

– Что ж ты такая неразговорчивая, обычно ньоры все поговорить горазды, а из тебя каждое слово тянуть приходится, – хмыкнул Никколо. – А ребятенок чей? Муж был или так родила, без брака? – не унимался он.

Я промолчала.

– От полюбовника, значит, – сделал вывод кучер. – Ну, девка-то ты красивая, оно понятно, молодая, опять же.

Он о чем-то задумался, а я невесело усмехнулась. Молодая… Иногда, в минуты отчаяния, казалось, что мне не двадцать шесть, а все сорок и что в жизни уже не будет ни любви, ни счастья, ни долгожданного возвращения домой. И что все мои усилия, все надежды напрасны. Нет, это бывало нечасто, так, временами, когда отчаяние хватало за глотку холодной рукой и жизнь поворачивалась совсем уж темной стороной. Но потом я смотрела на Беттину, и тоска отступала, сменяясь надеждой. Я справлюсь, у меня получится. Ради Бетти…

Вспомнилось вчерашнее прощание, маленькие ручки, обнимающие меня за шею, бледные щечки, похудевшие за время болезни, большие темные глаза, в которых светился недетский ум. И жалобный плач, доносящийся из домика ньоры Арелли. Каждый раз, когда я уходила из него, этот плач переворачивал мне душу. Беттина не хотела меня отпускать, цеплялась крохотными пальчиками, что-то лопотала, по ее лицу горошинами катились слезы, а я собирала их губами и не могла заставить себя оторваться от своей крохи.

– Ну вот, гляди, сейчас через лес проедем, а там до виллы рукой подать, – вернул меня в настоящее голос кучера.

Карета свернула с широкого тракта на узкую лесную дорогу, Никколо причмокнул, понукая лошадей идти по ней, и наша повозка покатила между старыми, высокими соснами.

Я посмотрела по сторонам и подняла глаза к виднеющейся между темными кронами полоске неба. Она была яркой, синей, с белыми барашками облаков. И в душе при виде бескрайней красоты проснулось что-то давнее, забытое, беззаботное. И остро захотелось вернуться туда, где не нужно было тяжело работать, чтобы получить свой кусок хлеба, где жизнь воспринималась если не легкой, то хотя бы понятной и привычной.

Лес расступился неожиданно. И так же неожиданно впереди показалась небольшая вилла. Она стояла посреди выложенной каменными плитами площади, окруженная исполинскими дубами, и на стеклах ее окон весело блестели солнечные блики. Справа от особняка белело здание конюшни. Над яркой клумбой в центре двора беззаботно кружили разноцветные бабочки, а в воздухе стоял запах скошенной травы и тонкий аромат растущих чуть в стороне от дома олеандров.

– Вот и приехали, – сказал Никколо и натянул вожжи, останавливая лошадей.

Карета герцога подкатила к самым ступеням и тоже остановилась. Я видела, как из нее выскочил Гумер, следом за ним спрыгнул с подножки Абьери и, быстро взбежав по лестнице, потянул на себя дверь.

– Ты долго сидеть собираешься? – заставил меня оторваться от наблюдения насмешливый голос Никколо. – Иди, ньор герцог ждать не любит.

Я еще раз окинула внимательным взглядом дом, подхватила узелок и спустилась на широкие, нагретые солнцем плиты.

* * *

Внутри особняка оказалось темно, и после яркого солнца, брызжущего за окнами, в первый момент мне почудилось, что я ослепла. А потом зрение вернулось, и я разглядела небольшой холл, старые фрески на стенах, потрескавшийся мрамор пола, бронзовую люстру с оплывшими свечами – совершенно простую, немагическую. Обычно в домах богатых ветерийцев много всяких приспособлений, будь то кристаллы для подогрева воды или вечные светильники, но вилла «Томалли», похоже, жила глубоким прошлым, в котором не было места магическим и механическим изобретениям.

Я повернула голову, рассматривая остальную обстановку. Резные консоли вдоль стены, потрескавшееся зеркало в позолоченной фигурной раме, огромный темный портрет пожилого мужчины в длинной черной мантии. Я подошла ближе, рассматривая надменное лицо и пытаясь отыскать в нем сходство с Абьери, но не нашла его и перевела взгляд дальше. Большая кадка с пальмой, небольшой плетеный коврик в центре, резной деревянный шкаф. На противоположной от портрета стене висело большое распятие, а под ним стоял бронзовый подсвечник с толстыми витыми свечами. В воздухе едва ощутимо пахло ладаном и воском.

– Чего на пороге встала? Проходи давай, – послышался из-за моей спины резкий скрипучий голос.

Я оглянулась. Прямо передо мной стояла невысокая сухонькая старушка с пышными седыми волосами, собранными в низкий узел, и с тонкой кружевной шалью на плечах. Черные глаза ньоры смотрели въедливо, тонкие губы были сердито поджаты, а маленькое сморщенное лицо напоминало печеное яблоко.

– Чего застыла? – прищурившись, спросила старушка и цапнула маленькой, похожей на птичью ручкой сверкающий на темной ткани платья крест. – Ты с ньором герцогом? Служанка? Устала с дороги?

Я отрицательно качнула головой, не зная, на какой вопрос отвечать.

– Ну, иди за мной, комнату покажу, – сказала ньора и посеменила к боковому коридору. – Меня ньора Ноэлья зовут. А ты кто?

– Алессия.

– Ишь ты, защитница, значит? Хорошее имя. Сильное. Что ж, женщинам сила нужна, без нее никак.

Старушка шустро неслась вперед, мимо закрытых комнат, и ее черные юбки тихо шуршали в такт шагам. Выкрашенные охрой стены были пустыми, их разбавляли только темные деревянные двери и редкие канделябры с оплывшими свечами.

– Тут будешь жить, – толкнув одну из дверей, заявила ньора. – Места хватит. Пустовато, конечно, давно никто не останавливался. Где-то у нас на чердаке старое кресло было, я сейчас Винченцо пошлю, он от ньора герцога вернется и найдет. Винченцо – это мой муж, – пояснила она. – Мы с ним, почитай, больше полувека вместе прожили, семерых сыновей на ноги поставили. Все как один красавцы, – с гордостью сказала ньора Ноэлья и распахнула решетчатые деревянные ставни, впуская в комнату солнечный свет.

Я огляделась. Обстановка была скромной. Узкая кровать, маленький коврик, у противоположной от кровати стены – старый облупившийся комод, на котором стояли кувшин и таз для умывания. Окна закрывали легкие батистовые занавески. Что ж, обычная комната. Вот только отчетливый запах ладана казался здесь неуместным, как и большое распятие, висящее прямо над изголовьем.

– Что-то ты худая какая, – ворчливо сказала ньора Ноэлья, окидывая меня быстрым взглядом. – Хворая, что ли?

12
{"b":"721428","o":1}