Оказавшись в конце концов после войны в американской зоне оккупации легче Комаровым не стало. В любой момент власти могли выдать НКВД как советских граждан, прецедентов было с избытком.

Почти чудом удалось добраться до Испании и при поддержке ее диктатора генерала Франко отплыть с пароходом, трюмы которого были набиты такими же беженцами как они, в Аргентину.

Здесь, в Буэнос-Айресе, семья Комарова осела и Виталий Георгиевич смог получить образование архитектора, закончив университет. Потом он уехал в США в поисках лучшей доли, долго работал там по специальности – даже получил американское гражданство. Впоследствии принимал участие в проекте НАСА по полету человека на Луну – проектировал и строил гигантские ангары для сборки ракетоносителей «Сатурн-5».

Вернувшись в Аргентину, он удачно купил у старой француженки эту усадьбу в Больсоне, занявшись выращиванием хмеля, на который в тот момент был высокий спрос.

Дети у Комарова были приемными.

Все бы ничего, но с возрастом у детей начались большие проблемы с психикой. У Юрия внезапно проявилась склонность к скандалам, диким выходкам, тяга к общению с маргиналами, употребление тяжелых наркотиков. А дочка Клава так и остановилась в своем умственном развитии на уровне восьмилетней девочки.

На следующий день после утренней молитвы и завтрака мы с Виталием Георгиевичем совершили прогулку по территории усадьбы, предаваясь обсуждению планов на будущее.

Территория усадьбы составляла около тридцати гектаров. Половина была под сельскохозяйственными угодьями, остальную занимал лес. Вся эта земля лежала под горным хребтом Пильтригитрон с высотами около двух километров, каменной стеной нависавшим над этим местом, называвшимся Лас-Голондринас.

Уже давно Комаров занимался выращиванием хмеля. Была и специальная сушилка, большое хранилище с машинами для переработки и конечной подготовки хмеля к поставкам на пивоварни.

Дело это было выгодное, что позволяло безбедно существовать семье в былые годы, на манер местной знати проводя здешнюю зиму в Европе, где было лето.

Но сытные времена канули в лету.

На аргентинском рынке уже как несколько лет появился североамериканский хмель, продаваемый по демпинговым ценам. Местные производители несли убытки, многие, как Комаров, разорились.

Теперь Виталий Георгиевич выживал за счет продажи своего леса и выпаса скота, часть земли собирался продать в счет погашения долгов.

Комаров, видя во мне крепкого батрака, предложил помогать ему по ведению хозяйства. Я и сам, собственно говоря, для этого сюда и приехал, предвкушая гонять рогатиной скотину и разбрасывать говно по полям.

Но необходимо было соблюсти некоторые формальности.

Мне был необходим длительный рабочий контракт на первое время – хоть туалетчиком. Это значительно упростило бы мою натурализацию в Аргентине, решив все вопросы с рабочей визой на ближайшие пару лет.

Увы, у моего нового хозяина не получалось с рабочим контрактом из-за каких-то там хронических неуплат налогов и невозвращении кредитов ввиду упадка в ведении хозяйства.

Договорились оформить меня по договору трудового найма. Это тоже давало право на визу, но временную, которую каждые три месяца необходимо было продлевать, что создавало массу неудобств. Укрепляло обещание Комарова на следующий год дать мне рабочий контракт.

На том и порешили.

Я быстро втянулся в новую для себя роль.

Ухаживал за местной живностью: гусями, утками, кабаном по кличке По́рки, роющим подкопы под изгородью свинарника со скоростью инженерной машины. Заготавливал дрова, работал на огороде и прочее, прочее.

Кроме надворной живности у Комарова имелась и домашняя – компанейский пес Шарик и козел-скандалист Фриц.

С последним субъектом возникали большие проблемы, особенно когда хозяйский сынок Юрий напаивал Фрица пивом и последний, презрев всякие приличия, лез драться, стуча безмозглой рогатой головой во входную дверь и просовывая внутрь свою козлиную морду.

Меня поселили в кабинете Виталия Георгиевича, представлявшим собой большую, мощеную хорошей каменной плиткой, комнату с массивным камином и книжными шкафами вдоль стен. Был и диван, на котором я и почивал.

В один из уже летних дней Комаров предложил мне прокатиться с ним в поселок Эль-Ожо, находившийся в двенадцати километрах по шоссе, идущем на юг Аргентины.

Автомобиль Виталия Георгиевича давно был на ремонте. Поэтому мы поехали на тракторе без кабины, только с защитными дугами. На манер коммунаров первых советских колхозов мы с Клавой чинно расселись на крыльях трактора по бокам рулившего Комарова, в мотоциклетных очках и крагах напоминавшего городского сумасшедшего. В сизом дыму, столбом валившем из трубы ревущей машины, мы неслись по дороге, распугивая редко встречающиеся легковушки.

Я обратил внимание на тяжелогруженые фуры, преимущественно с чилийскими номерами, медленно идущими по шоссе группами по две–три. Выехав из-за поворота, мы перешли на затяжной спуск перед Эль-Ожо и справа, в глубоком кювете, увидели еще одну, опрокинувшуюся на бок, с логотипами «Кока-колы» на борту.

Непонятно откуда взявшиеся местные креолы, которых я замечал бредущими вдоль обочины шоссе из неоткуда в никуда, уже деловито суетились около грузовика и внутри оного. Они, словно муравьи, растаскивали упаковки с драгоценной «Кока-колой», гора которой уменьшалась прямо на глазах.

Около фуры с совершенно спокойным лицом ходил водитель. По-моему, его совершенно не интересовал процесс разграбления товара.

Остальное мы не успели досмотреть, с шиком промчавшись мимо.

Проехав за Эль-Ожо, оказавшимся ничем не примечательным поселком с пару десятков домов и бензоколонкой, мы свернули налево и, двигаясь по грунтовой дороге с широким каналом слева, остановились около деревянного моста через него.

Стоял полдень.

Нещадно палило солнце, хотя ветерок присутствовал.

Напротив, на большом поле, недалеко от канала кипела стройка. Уже возвели фундамент странной шестигранной формы, слева от которого среди стройматериалов виднелась времянка. А справа высилась внушительная куча винных бутылок самых различных форм, для перевозки которой, наверное, понадобился бы грузовик.

На стройке копошилось несколько работников.

Когда мы с Комаровым подошли, с нами поздоровались по-русски.

– А что это тут столько бутылок? – удивленно спросил Виталий Георгиевич.

– Да вот, попили с недельку, – хмуро ответил один крепыш с обгоревшим от солнца лицом, представившимся мне Андреем, и, видя недоумение Комарова, рассмеялся.

– Они нужны для фундамента вместо подушки. Устанавливаются горло́м вниз. Здесь почва болотистая, это чтобы фундамент не просел и был легким, – пояснил другой работник с залысинами, назвавшимся Сергеем.

Третьего звали Шахназар или коротко Шах.

Три российских семьи, приехавших ранее в Буэнос-Айрес, решили осесть в Эль-Ожо.

Московские предприниматели, семья интеллигентов с Урала и ингуши из Москвы.

– Как там, «Кока-колу» уже разобрали? – спросил у Виталия Георгиевича Андрей Кузнецов, имея в виду виденный нами опрокинутый грузовик. – А то сосед тут заскакивал, поляк Пеппи, все звал на грузовик сходить, да времени нету.

– С этим поворотом перед Ожо вечная проблема, – стал рассказывать Комаров уже во времянке, сидя за столом, куда мы переместились отдохнуть от жары. – Там все время происходят аварии.

– А почему водитель не защищал груз от грабежа? – спросил я.

– По этой дороге в основном идут грузы на юг и с юга Чили, – начал объяснять Виталий Георгиевич. – По их территории дороги нет, путь преграждают ползучие ледники – глетчеры. Поэтому все фуры идут тут и груз застрахован. А при аварии грузовика упаковка груза повреждается, бывает, повреждается и сам груз. Транспортной компании очень трудно и невыгодно его реализовать. Тем более, что груз застрахован. Но все, конечно, зависит от типа и заявленной стоимости груза.