Через какое-то время созерцания пламени, впав в оцепенение, я заметил, что оно неоднородно и внутри его обособленно перемещались, словно живые, некие небольшие вихри плазмы.

Средневековые алхимики называли их огненными саламандрами, а маги – элементалями огня. На Руси они известны были как огневицы.

Скосив глаза вбок, я увидел, что сидящий рядом кот с интересом следит за этими же образованиями.

Тут я уловил боковым зрением перемещающееся свечение у елей.

Посмотрев туда, увидел летающие между раскидистых лап деревьев небольшие, размером с мелкое яблоко, голубые и оранжевые светящиеся шары. Они иногда кружили скопом, словно играющие бабочки.

Так продолжалось некоторое время.

Мы с Момо, как зачарованные, во все глаза глядели на это представление, сидя у потрескивающего костра с улетающими ввысь к звездному небу искрами….

Уже в предутренние часы кот ушел, а я, слившись с лесом, просто бездумно смотрел в темноту.

Понемногу стали проступать очертания развилки лесных дорог на поляне и стоявший впереди на бугре могучий олень-самец с ветвистыми рогами, уставившийся на еще светящиеся угли кострища.

Я немного пошевелил затекшие части тела.

Олень встрепенулся, проревел и бросился напролом через заросли между елей.

Днем меня зашел проведать Кирилл.

– Как ты? – поинтересовался он. – На таких посиделках в лесу с непривычки кондрашка может хватить. Были случаи, когда и с гномами встречались.

– На той же поляне? – поинтересовался я.

– В Шварцвальде хватает мест с повышенной энергетикой, а то и с явным проявлением геопатогенности, – неопределенно ответил мой друг. – Горы, геологические разломы на большой глубине, подземные реки способствуют таким проявлениям.

Музыка играет важную роль в жизни человека.

Руководство нашей школы помнило об этом и решило приобщить своих студентов к прекрасному. Занятия по музицированию должны были проводиться в доме «Хаус ам Бюль» на склоне горы Престенберг, недалеко от въезда в Рютте.

Мы вошли группой в залу на втором этаже здания, полной различных музыкальных инструментов. Они лежали на стеллажах и большинство из них было экзотического вида, которым я и названия не знал.

Я в юности занимался несколько лет по классу аккордеона, поэтому чувствовал себя вполне уверенно, собираясь сыграть какую-нибудь мелодию, если потребуется.

– Ты уже подобрал себе что-нибудь, на чем будешь играть? – спросила меня наш преподаватель Ингрид Шмидт, наблюдая как я роюсь в завалах различных струнных и щипковых, надеясь откопать клавишное. – Возьми себе вот этот сита́р8.

– Я на нем играть не умею, – смутился я. – И вижу его в первый раз.

– А это не важно, – отмахнулась Ингрид и обратилась к остальным студентам. – Не стесняйтесь, выбирайте для музицирования что вам приглянется.

Присутствующие недоуменно уставились на ведущую занятие.

– Мы с вами не будем учиться играть на инструментах, – сообщила нам Шмидт. – Мы будем пытаться извлекать из них ритмические звуки, а это принципиально иное.

Наступило замешательство.

Наконец, кто-то взял парные тарелки, другой маракасы, третьи предпочли дудки и африканские барабаны.

– А сейчас мы все вместе станем извлекать из инструментов звуки, стараясь попасть в ритм соседа, хотя бы в некое подобие, – продолжила объяснения Ингрид. – Это и будет темой нашего занятия.

Четверть часа из нашей залы доносилась наружу жуткая какофония, но потом совместное помешательство дало таки свои плоды. Не представляю как это произошло, но у нас сложился примитивный ансамбль, уверенно издающий ритмическую музыку.

В дальнем от Рютте углу Тодтмоса власти Баден-Вюртемберга проводили чемпионат мира по гонкам на собачьих упряжках-нартах. Естественно, я с Кириллом не могли обойти вниманием это знаковое событие в нашей заурядной, не богатой на разнообразие повседневной жизни.

– Тут главное, с восприятием не переборщить, – резонно заметил мне мой друг на предварительном обсуждении нашего возможного похода.

– А с помощью чего мы перейдем в измененное состояние сознания? – поинтересовался я предстоящими деталями задуманного.

– С помощью чего…? – задумчиво произнес Кирилл. – Вино зимой в мороз на свежем воздухе не катит. Здесь требуются крепкие напитки, причем такие, чтобы зашли прямо из горла́ без закуси и прочих интеллигентских штучек.

С горными ликерами опасно было связываться по причине их коварной мощи.

Поэтому мы обратились к французской водке «Ельци́н», настоянной на кровавых апельсинах сорта тарокко. Продукт пился на ура, правда был дороговат, продаваясь в зеленушных бутылках призматической формы.

Ее название ассоциативно связывается с Россией и именем ее первого президента. На самом деле права на бренд принадлежат крупнейшему частному винодельческому концерну Les Grands Chais.

Пришлось взять с собой солнцезащитные очки для предохранения глаз от повышенного ультрафиолета.

На гонках собралась огромное количество народа со всего мира. Параллельно проводилась выставка аэрографии – картин на бортах джипов на тему отношения человека и собаки. Выступали многочисленные команды из разных стран, в том числе и из России.

Разыгралась нешуточная спортивная борьба между участниками заездов, следующих друг за другом на небольшом расстоянии. Требовательный лай животных в упряжи, громкие команды своим питомцам каюров-погонщиков, крики разогретой публики в ярких горных куртках, слепящая белизна снега под ярким солнцем, девственная природа Шварцвальда, барражирующий над нами в небе экскурсионный дирижабль из Фрайбурга запомнились мне надолго.

Уже после гонок я с Кириллом неторопливо пешком возвращались к себе в Рютте. Конечно, за полдня на морозе мы выпили предостаточно спиртного для сугреву и радости. Проходя Хинтер-Тодтмос, приложились еще раз по очереди.

И тут случилось непредвиденное.

Мой друг отключился и стал оседать на дорогу.

Взвалив его на плечи, я кое-как доволок его до дома, где мы в додзе обычно вдвоем занимались кунфу, благо было рядом, и усадил Кирилла на широкую деревянную скамью у входа в здание.

Ситуация стала патовой.

Нас запросто мог кто-нибудь из проходящих мимо знакомых заложить в секретариат школы.

Спасла пролетарская смекалка.

Вольготно откинувшись на скамье и придав такое же положение телу моего временно-немощного друга, я решил переждать опасную пору, имитируя принятие солнечных ванн, что было на здешних горных курортах заурядной процедурой.

– Загораете? – доброжелательно окликнул нас шедший по дорожке мимо первый потенциальный стукач.

Я лишь вежливо улыбнулся в ответ, как и Кирилл, застывший рядом в солнцезащитных очках с улыбкой на лице. Меня питала надежда, что мой друг скоро очухается на свежем воздухе и морозе.

Через полчаса сидения я порядком подзамерз. Приплясывать или делать согревающие гимнастические упражнения было опасно, так как это могло раскрыть наш загул.

Посему пришлось применить на практике полученный мною в «Рютте» тибетский дыхательный метод в совокупе с ритмичным напряжением и расслаблением мышц тела.

К счастью, Кирилл в течении часа немного пришел в себя, и мы смогли отлежаться в спортзале до вечера.

Руководство школы «Рютте» решило, что я должен пройти курс антропософии для расширения моего профессионального кругозора. Учение Рудольфа Штайнера напомнило мне европеизированную версию восточных духовных доктрин о реинкарнации души и различных планах сознания.

Для закрепления пройденного материала меня и еще пару студентов центра наш преподаватель повез на своем здоровенном «мерседесе» через границу в Швейцарию, благо рядом, в городок Дорнах во всемирный центр антропософского движения. У нас имелись пограничные карты на посещение сопредельного государства.