Литмир - Электронная Библиотека

Уильям Шекспир, ″Король Лир″ акт 1, сцена 4. ″ в переводе с англ., звучит как: ″Это вздор, дурак! ″

У профессора были и другие ответы, но все они несли в себе только сострадание и боль за то, что ученый мир не хочет понимать суть проблемы, а тем более нарушать свое комфортное существование в науке. Следы профессорских работ теряются в тех далеких 80 годах двадцатого века. За это время и в начале двадцать первого века, ученные углублялись в изучение микромира. Были построены и запущены мощные коллайдеры. И самый крупный из них на границе Франции и Швейцарии. Но ответа на природу гравитации он так и не дал. На пороге половины двадцать первого века, ученные всего мира, бьются над проблемой происхождения гравитационной силы безуспешно.

Леонид вздохнул, взгляд его остановился на стройном Кипарисе за окном. Было уже 20 часов 10 минут. Еще сияло солнце, испуская угасающие вечерние лучи заката на верхушку кроны. Выключив свой компьютер, он перевел взгляд на рыжую копну крашеных волос Людмилы Петровны, видневшейся из- за библиотечной стойки.

– Людмила! – окликнул он библиотекаря.

– Да! Я знаю. – Поспешила ответить женщина, – Что, Вы мне скажете?

Это озадачило Леонида: ″Что она хочет этим сказать? И на что надеется? ″, – подумав, он нашелся: – А что вы бы хотели услышать?

– Ну, – игриво, закатывая глаза, начала говорить библиотекарь. – Что время позднее. Ну, что рабочий день у меня до восемнадцати ноль, ноль.

– Но, библиотека в вечернее время работает до двадцати ноль, ноль. – Сделал попытку возразить Леонид. Людмила Петровна залилась краской. Не нашлась, что сказать. Он встал из- за стола, подошел к стойке.

– Спасибо, Людмила. – Коротко ответил и вышел в коридор. Закрывая за собой дверь, услышал в след: – Какая я ему Людмила? Я Люда…

Глава пятая

Кразимов не топясь, следовал аллеей еще освещенной заходящим солнцем. Из головы не выходила Людмила Петровна с ее комплексами одинокой женщины бальзаковского возраста, которой было уже далеко за этот возраст. И только появившаяся, словно не откуда новенькая медсестра, шедшая навстречу, прервала ход его мыслей вертевшихся вокруг стареющей женщины. Он с любопытством осматривал приближающуюся фигурку стройной девушки в коротких шортиках. Взгляд уловил колыхание упругих сосков под легкой блузкой. Ее каштановые пряди, тяжелыми волнами ниспадавшие на узкие плечи, эффектно оттеняли правильный овал лица, подчеркивая длину черных ресниц и росчерк тонких, чувственных бровей. Девушка, приблизившись, почувствовала его взгляд и густо покраснела. В этот момент стала еще привлекательнее, еще ярче вспыхнула ее юная красота.

– Здравствуйте. – Поравнявшись с Леонидом, вдруг вымолвила она чуть слышно.

Не ожидавший приветствия, Леонид, растерянно ответил: – Здравствуйте. Но, мы же уже здоровались? – промямлил он вслед удаляющемуся юному существу, оторопело, застывая на месте. Блеск юной красоты сверкнул в это мгновение, как удар молнии, как мгновенье, как прекрасный миг. И вдруг нахлынувшие чувства вспыхнули строчками:

″…Я помню чудное мгновенье,

Передо мной явилась ты!

Как мимолетное виденье,

Как образ чистой красоты! ″

Он стоял, не двигаясь с места, околдованный юным созданием, и только бессмертные строчки Пушкина пульсировали у виска, сочетаясь с учащенным биением сердца.

Леонид, оставшейся отрезок пути, не помнил, очнулся лишь у ступенек входа в жилой корпус. За столиком дежурной сидела знакомая медсестра, что–то , записывая в регистрационный журнал.

– Валя, скажите, а новенькая давно у вас работает?

– Практикантка из медицинского факультета космической медицины.

– Нет такой профессии. – ответил Леонид.

– Что–то я не поняла, Леня, – медсестра, как и библиотекарь, работала в реабилитационном центре давно и была уже не первой молодости. Но, в отличие от Людмилы Петровны, Валентина Сергеевна позволяла себе фамильярное обращение с пациентами, ей многое прощалось. – Ты что собрался в медицинский?

– Да нет. Просто специальность по этому направлению медицины называется несколько иначе.

– Ну, как не называй кашу с маслом, а маслом ее не испортишь.

– Что верно то верно.

– А Варя, еще месяц отдежурит, а затем в Москву на зачет по практике. – При этом у Валентины Сергеевны блеснула в глазах искорка улыбки, которую она попыталась спрятать, наклоняя голову над журналом, – Вот отчет за нее пишу, забыла, наверное.

Но Леонид ее не слышал, он подходил уже к палате №12. На столе, под букетом пион, Леонид обнаружил клочок бумаги с надписью. Два лепестка успели опасть с цветка и лежали на записке. Леонид смахнул их на стол, беря в руки листок: ″Меня не жди. Ушел провожать жену. Буду утром″. Женам и посетителям, проведывавших пациентов центра, не разрешалось оставаться на ночлег. Неожиданное одиночество и утраченная возможность обсуждения открытия профессора Колесникова, которое он с нетерпением хотел проанализировать с товарищем, внесли сои коррективы в запланированный вечер. Было уже двадцать один десять по Московскому времени. Леонид подошел к журнальному столику, включил настольную лампу. В сумрачную комнату хлынул свет, осветив два мягких кожаных кресла, столик и полку на стене с книгами. Усевшись поудобнее в одно из кресел, Кразимов начал листать записи, в толстой кожаной записной книжке, пытаясь, сосредоточится на содержании. Но сквозь стройную вязь формул, как наваждение, проступал образ девушки. Миловидное личико в обрамлении волнистых каштановых прядей волновало воображение. Ее облик всплывал над рядами букв и формул, смешивая понятия и смысл прочитанного. Вконец измучившись в бессильной борьбе с воображением и желанием сосредоточиться на записях, он захлопнул книжку. Он несколько минут просидел в кресле. Затем решил выйти и пройтись перед сном, подышать свежестью вечерней прогулки. Освещенные аллеи парка, встретили его тишиной вечерних сумерек, надвигающейся прохладой и легким шелестом листвы на стройных тополях, обсаженных вдоль аллей. И тишина, и вечерняя прохлада, и этот шорох, вечного шуршания тополиной листвы, даже в безветренную погоду, остудили разгоряченное сердце Леонида. Постепенно в порядок пришли мысли и покой. Как хорошо иногда пройтись в одиночку по тихим аллеям, побыть на едине с самим собой. Острота чувств в эти мгновения одиночества приобретает, какую- то особенную яркость и обостренное, и чуткое, восприятие действительности возрождает в реальность фантастически воображаемые, до этого мгновения, картины прекрасного. И Леониду уже казалось, что Варю он, знает очень давно, что практически чувствует ее дыхание, даже на расстоянии. И как хорошо, что именно та девушка, его идеал, чистый и прекрасный, здесь, именно рядом, стоит только дождаться ее следующего дежурства, чтобы окончательно и навсегда утвердится в знакомстве с ней… Собинов пришел около восьми утра. Процедуры в центре начинались проводиться в девять часов утра, на это время назначили и друзей. Еще было время для разговоров.

– Привет. Как дела с походом в библиотеку? – едва переступив порог, начал Петр.

– Привет. Знаешь, все переворачивается с ног на голову.

– Любопытно?

– Профессор Колесников, ну знаешь его учебник, перевод, Эйнштейна по Теории относительности, мы изучали в академии, помнишь?

– Ну да. Конечно, я тогда еле на тройку вытянул, а ты брат молодец.

– Сейчас не обо мне. Он сделал открытие, о котором постарались побыстрее забыть. А знаешь, какое? – Леонид сделал умышленную паузу, хотел посмотреть на реакцию друга. Но, тот, сгорая от любопытства, выпалил: – Да говори же?

– Открытие природы силы гравитации. Что сила гравитации ни что иное, как сила выталкивания материи пространством.

– Это, что же получается, что пространство, как жидкость, выталкивает все, что легче. Но, по- моему, до сих пор никто еще не взвешивал пространства. По– моему оно на ощупь даже не ощущается.

– А ты не задавал себе вопрос, почему мы до сих пор ничего не знаем об открытии?

5
{"b":"721275","o":1}