– А удержим ли власть?!
Не послушали.
Василий Лукич не напрасно переживал. В том же году он окажется в Соловецком монастыре. В яме, где проведёт несколько лет на хлебе и воде, в темноте и холоде. А в 1739 году вообще будет обезглавлен.
Но, пока, утром в Кремле члены Совета объявили собравшимся про избрание Анны. Про "Кондиции" предусмотрительно умолчали. Ведь они ещё не были подписаны у Анны.
Переворот выглядел как спецоперация "по зачистке" недружелюбных сел на Северном Кавказе. Москву закрыли. Обложили кордонами. Всех впускали, никого не выпускали. Даже весть о смерти императора в города не направили. Такую секретность обеспечили.
Анна была изолирована в Митаве. В ночь на 20 января делегация в составе князя Василия Лукича Долгорукова, князя Михаила Михайловича Голицына младшего и Михаила Ивановича Леонтьева выехала в Митаву. Эта делегация должна была, как снег на голову, обрушить на курляндскую герцогиню новость и подсунуть бумажки.
План прост. Анна подписывает "Кондиции", якобы предъявленные обществом, а потом обществу предъявляют "Кондиции", добровольно подписанные Анной.
По существу, Долгоруковы и Голицыны задумала олигархический переворот, в результате которого вся власть должна была сосредоточиться в их руках.
28 января 1730 года Анна подписала "Кондиции".
Что же было в них?
А вот что.
Без одобрения Совета Анна не могла:
1. Объявлять войну или заключать мир.
2. Вводить новые подати и налоги.
3. Расходовать казну по своему усмотрению.
4. Производить в чины выше полковника.
5. Жаловать вотчины.
6. Без суда лишать дворянина жизни и имущества.
7. Вступать в брак.
8. Назначать наследника престола.
Внимательный читатель, а других у нас нет, спросит, где же вездесущий Остерман?
Хороший вопрос!
Остерман уклонился и от участия в создании "Кондиций" и от прямого противоборства с Советом. Он сказался больным, как делал во всех острых моментах истории.
Анна Иоанновна под присмотром, читай, под арестом, Василия Лукича катилась по зимним российским дорогам в обозе на Москву. Общаться в пути ей не позволяли.
А в это время в Москве было неспокойно.
Скрыть деяния Совета оказалось химерой. В Москве начались волнения среди высоких дворянских кругов.
Развязка наступила в период с 25 февраля по 01 марта 1730 года. При поддержке дворянских кругов и гвардии (императрица сама себя назначила полковником Преображенского полка) "Кондиции" были разорваны, а самодержавная власть восстановлена в полном объёме. Возвращению единоличной власти Анне способствовал "серый кардинал" вице-канцлер Остерман, который появился в нужный момент.
Таким образом, после непродолжительной борьбы за власть, как водится, между «нашими» и «немцами» победила группировка немцев во главе с Остерманом.
Правление Анны Иоанновны, если обратиться к манере имажинистов, можно представить так:
– левая рука императрицы чешет плешивую голову под париком, решая, что делать с положением крестьянства (извечный вопрос, который временно решил Советский Союз, создав колхозные артели, а точку поставил Ельцин – нет крестьянства, нет проблемы), как восстановить умирающий петровский флот, как казну пополнить;
– правая рука при этом подмахивает расширение репрессий, при Анне активно заработала Тайная канцелярия розыскных дел (потомок Преображенского приказа, упраздненного Петром II); Андрей Ушаков, нацепив очки и читая Акафист, убеждал в пыточной "пациентов" говорить "слово и дело государево"; в этот период получило распространение правило направлять в ссылку под именем "я – Иван, родства не помнящий" тысячи людей, не имевших права называть свое имя даже на Камчатке; они исчезли на огромных зауральских просторах бесследно, о них мы ничего не знаем до сих пор и вряд ли когда узнаем;
– а по широко расставленным жирным ляжкам увивались не самые умные фавориты, как сперматозоиды, стараясь первыми доставить наслаждение "курляндской бабище", попутно пользуясь этим обстоятельство в своих целях.
Восемнадцатый век – век безудержного распутства! А ведь в этом веке пишутся труды эпохи Просвещения, это время Моцарта, на секундочку. Но повсеместно императоры и императрицы, короли и королевы, графы и графини, бароны и баронессы, их двор, их подданные, в России и в Европе увязали в любовных интригах и беспорядочных связях.
Кончится это, или, по крайней мере, приобретёт приличные очертания в веке девятнадцатом.
Важно сказать, что власть, верховная власть того времени, была намного ближе к простому народу, чем мы можем себе представить из дня сегодняшнего.
К примеру, когда мы читаем об императрице Анне Иоанновне, то знаем, что она любила проводить время, сидя у окошка Зимнего Дворца и глядеть на улицу. И могла запросто кого-нибудь прохожего подозвать к себе и спросить что-нибудь.
Понятно, что стоят солдаты, есть посты, охрана. Но, тем не менее, давайте представим. Вот площадь перед дворцом. По ней ходят люди, причем самого разного состояния, как в ту пору говорили. Может пройти крестьянин, может пройти горожанин, может пройти офицер.
Вот, к примеру, увидела скучающая Анна – несет что-то человек. Может остановить, спросить:
– Чего несешь, мил человек?
Может, конечно, и другая ситуация произойти.
Дело в том, что Анна была любительницей пострелять из ружья или лука. И тем и другим владела превосходно. Обычно стреляла в птиц. По этой причине окна во Дворце были открыты постоянно, в любое время года и погоду. Анна, как женщина, во всех отношениях крупная (поговаривают, могла корону на грудь положить, и та лежала, не сваливаясь!) холода и сквозняков не боялась. В опочивальне у нее всегда лежало заряженное ружье и лук со стрелами. Вот она из окна и стреляла. Била метко, это известный факт. В те времена дичи летало много, даже в районе современной дворцовой площади (это представить несложно, если знать, что Анну Иоанновну, когда она после коронации возвращалась из Москвы, губернатор Петербурга встречал … у реки Фонтанки, там граница города проходила, а дальше все: леса да болота). Тем более, что императрица одним из первых указов повелела не бить дичь в округе Петербурга на сто верст.
Бывало, за день набивала по несколько десятков животины.
К чему «speech»?!
К тому, что иногда и по людям императрица тоже стреляла.
Прям, как мы в диком советском детстве восьмидесятых, бросали из окон всякую летающую ерунду на головы прохожим.
Увлекся.
Возвращаемся.
Стреляла, значит, по прохожим. Калечила, иногда убивала. Такое вот развлечение. Чтобы было понимание, сразу стоит оговориться. Подобные эксцессы к недовольству и, тем более, бунту привести не могли. Императрикс (по Пикулю) – богоизбранная правительница. Народ – ее подданные, сиречь рабы. Делай, что хошь, матушка-царица. В Петербурге в то время на рынках людьми торговали, правило «первой ночи» было, как говорят у нас в Берлине, «selbstverständlich», женщины вообще бесправные пока что (до Владимира-свет Ильича и Александры Коллонтай еще ой как далеко, это ведь благодаря ей женщины получили права – к примеру, разводиться по своему желанию!), рекрутов до смерти секли за невыполнение артикулов. Те еще времена…
В общем, застрелить десяток-другой подданных не казалось из ряда вон выходящим.
В этом смысле соприкосновения с народом было гораздо больше. Сейчас без иронии.
Потом, вот эти солдаты, которые стоят на карауле во дворце.
Давайте пофантазируем вместе.
Вот гвардеец сменился. Пошел в кабак, что тогда (как и сейчас) было делом обычным. С ним за столом гуляют какие-то случайные люди. Причем, этот самый солдат в своей повседневной жизни постоянно общается с самыми разными людьми в городе. Помимо того, что он в кабак ходит, он где-то квартиру снимает в каком-то доме, там соседи есть. Далее, солдаты, зачастую, это люди семейные. Так разносятся слухи, истории про императорский дом.
