Мужчина еще раз посмотрел на каждого гостя. Проктор, сидящий рядом, выглядел растерянно. Но его растерянность была связанна больше с неожиданно открывшимися перспективами, нежели с происшедшим за ужином. Дальше восседал Павел Гордеевич. Он по-прежнему неподвижно подпирал ладонями опущенное лицо. Хлоя, размышляя, смотрела перед собой. Ее смуглое лицо казалось немного побледневшим. Рядом сидела Софа. Женщина нервно переводила взгляд с остатков еды на столе, на бокал, затем на своего мужа. Михаил же, казалось, полностью ушел в себя. Пережитое выражалось мелким и частым подергиванием головы. Еще немного и у мужчины мог случиться приступ. На противоположенном конце стола Надежда Владимировна продолжала делать вид, что находится без сознания. Ее выдавали беспокойные веки. Ваган, до сих пор смотревший на Ролана с нескрываемой злостью, изменил агрессивный настрой. После услышанного о преимуществах клуба «Мясоедов», в его взгляде мелькали хитроватые тени. Ксения без остановок вытирать салфеткой рот. Она выглядела отрешенно. Ее супруг, Николай, задумчиво протирал стекла очков. Уверенный, учитывая обстоятельства, вид указывал лишь на терзающие его сомнения.

– Итак, дамы и господа, ждем вас завтра в этом же часу, – торжественно объявил Талёр. – Не смею вас задерживать.

Не спеша, один за другим гости стали удаляться. Через полчаса за людоедским столом продолжали сидеть Ролан, Генриетта и Проктор.

– Мустафа, venez, mon ami! – прокаркал хозяин дома.

Из тени вышел огромный мужчина. Его размеры напугали Проктора, не меньше, чем покрытое глубокими шрамами черное как уголь лицо.

– Молодой человек, – заговорил Ролан, – вы не изменили своих намерений?

– Нет, – с дрожью в голосе произнес Прошка.

– Вы проведете девку домой. Вы скажите тетке, – мужчина кивнул наверх, – что девка у вас на глазах спуталась, положим, с конюхом. Добавьте, между прочим, что имеются опасения, что она намерена скоро бежать с ним.

Ролан смотрел на собеседника. Прошка растерянно кивнул.

– Ночью, наш друг Мустафа похитит ее и приведет сюда, – продолжил Талёр. – Вы понимаете зачем?

Глаза приказчика потупились, выдавая стыд. Он догадывался о дальнейшей судьбе Лидии. Тем не менее признаться в этом ему не хватило духу.

– Нет, – голос молодого человека по-прежнему дрожал.

– Перестаньте себе лгать, Проктор! – возмутился француз. – Скажите это вслух.

Прошка сглотнул. Ему не хватало смелости. Ролан понял это. Снисходительно улыбнулся и заговорил:

– Ладно, просто повторяйте за мной: «Нам нужна еда». Ну!?

Молодой человек молчал. Месьё Талёр смотрел на него, как смотрит отец на непонятливого ребенка.

– Проктор, вам необходимо решить. Здесь и сейчас. Вы волк или овца?

– Волк, – после долгой паузы дрожащим голосом ответил Прошка.

– Тогда повторяйте: «Нам нужна еда».

– Нам, – юноша сглотнул и шепотом продолжил, – нужна еда.

– Еще раз, – потребовал Ролан.

– Нам нужна еда.

– Громче!

– Нам нужна еда. Нам нужна еда, – голос Проктора звучал не уверенно, но он почти кричал.

– Хорошо, – подбодрил его француз. – Вы сделайте это?

– Да, – согласие, как показалось присутствующим, прозвучало более-менее убедительно.

– Вы перережете этой деревенской корове горло?

Прошка встрепенулся. Он с мольбой посмотрел на каждого. Но мясоеды оказались непреклонны. В их лицах читался одно: «Нам нужна еда!». Приговор вынесен, но имя не вписано. Если к завтрашнему ужину не подадут Лиду, значит подадут его самого.

– Да, – не уверенно согласился молодой человек.

– Я верю в тебя, мой мальчик.

Генриетта, наблюдавшая за сценой с бокалом в руках и с блуждающей улыбкой на губах, встала и потеребила прилизанные волосы юноши.

– Mon noble chevalier, – кокетливо произнесла она. – Я в вас верю!

***

Иса, притаившись под распряженной телегой, следил за переулком. Никак не решался забрать свой обувной ящик. Ему казалось, повар, точно также, как и он, следит за «сундуком». Или того хуже, поджидает с топориком в тени переулка. Но, француза видно не было. Мимо сновали прохожие. Никто ни на ящик, ни на самого Ису не обращал никакого внимания. «Ах, ах! – ругался татаренок. – Повар меня точно узнал. И убьет, как убил Андрюшку»

По брусчатке бодро процокала лошадка, впряженная в повозку водовоза. Конечно, можно плюнуть на инструмент и вернуться за ним потом. Но разве это прекратит преследование?

«Что же делать? – думал Иса, теребя подвернувшийся под руку прутик. – Вернутся к дяде Абдуле? Нет, без ящика нельзя. За ящик он меня точно прибьет» Следующая мысль привела пацаненка в отчаяние: «А, может француз знает где я живу? И сейчас, преспокойно поджидает у лавки-мастерской»

Он уронил палочку и спрятал лицо в ладони. Непослушная тюбетейка съехала на затылок и чуть не упала. Мальцу было не до нее. «Бежать? – ветерок надежды легонько пощекотал в груди какие-то струнки, который отдались замиранием дыхания. – Бежать! Куда? На Буджак! Точно!» Трепетный ветерок в груди превратился в ураган. От волнения тело само вдруг захотело выпрямиться. Иса сильно ударился головой об дно телеги. Поглаживая ушибленное место, мальчик продолжал размышлять: «Отец! Надо найти отца. Может Барбалык правду говорит? Батя жив? Чабанит себе где-то и знать не знает, что я есть на свете!»

На секунду вдруг стало тепло. Одна только мысль, что он не один, осчастливила и заставила забыть о смертельной опасности.

«Беда!» В толпе мелькнули закрученные кверху усы. Действительность обрушилась на мальчика как ушат ледяной воды. Под ложечкой страшно заёкало. Он снова лег на живот и впился в брусчатку. Рука сама по себе нащупала уроненный прутик, словно он мог послужить оружием. Шли долгие секунды. Коренастый усач стоял спиной и болтал с водовозом. Наконец мужик хлопнул ладонью по бочке. Повернулся.

«Уф! – облегченно вздохнул Иса. – Нет, это не француз» Мальчик снова приподнялся. «На Буджаке меня никто не найдет. Никто и никогда. Да и батя меня в обиду не даст. Батя … – мальчик улыбнулся и поправил тюбетейку. – Но как туда добраться?» Так всегда. Какими бы мощными не были волны мечты, могут разбиться о скалы воплощения. «Надо спросить у Барбалыка. Он точно знает. Мамалыга у меня есть, на дорогу хватит … – от мысли об еде заурчало в желудке. – А еда-то в обувном ящике!»

Иса горько вздохнул. Оглядел улицу. Причин для тревоги вроде нет. Все равно, он сидел бы здесь вечно. Еще раз обведя взором квартал от перекрестка до перекрестка, мальчик решился выбраться на тротуар. Подтянулся, оживляя затекшие мышцы. «Скоро стемнеет, – подумал он, опасливо шагая на соседнюю улицу, – а в темноте и черти злее».

Безопаснее обойти дом и зайти в переулок со двора. Если дверь парадной не заперта, он прошмыгнет во двор с обратной стороны. Пронзительный свист осадил Ису в нескольких шагах от цели. На противоположной стороне Харлампиевской, у кучи строительного бута, расположились знакомые – «базарные» пацаны.

– Эй, щепотный, ходь сюды! – окликнул пацана Слива, переросток с огромными веснушками на мясистом носу.

Татаренок глянул по сторонам. Не хватало угодить под какую-нибудь телегу. Вразвалочку перешел дорогу и подошел к приятелям. Щедро угощаясь из конусообразного газетного свертка, пацаны щелкали каленные семечки.

– Куда идешь? – спросил Слива, «по-братски» засыпая семечки в грязную ладошку чистильщика обуви.

– Да, так, – ответил Иса, деловито разгрызая лакомство. Сплюнув шелуху, добавил, – на Буджак собрался. Ехать буду, – иногда, от переживаний, русские слова путались с тюркскими, молдавскими и еще бог знает какими.

– На Буджак? – удивились пацаны. – Да ну. Когда?

– Когда, хм, – раздражаясь от глупости друзей, хмыкнул мальчишка, – прямо сейчас. Ящик Абдуле верну и айда! Барбалык где?

– На базаре, – ответил Слива. – Зачем он тебе?

– Да, так, – сплевывая очередную порцию шелухи, пожал плечами Иса, – дорогу хочу спросить.

– А, что ее спрашивать? – успокоил дружка Слива. – На Кэларашском тракте к любому подойди. Покажут, кто на Буджак идет. А что ты там делать будешь?