Раздался свист шлепковой пыли, затем шаги.

– Руби?

Это Джонс.

Он появился из прихожей и остановился на пороге кухни. Мальчик поглядел на чёрного пёсика, который смотрел на него снизу вверх.

– Джонс! Не выпускай его. – Руби заметила, что Джонс дрогнул, когда пёс зарычал. – Не такой уж он и большой, – сказала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Он не посмеет на тебя напасть.

Скакка рыгнул и стал вдвое больше.

Теперь это был пёс среднего размера, который легко мог причинить серьёзный вред. И собака прекрасно это понимала, сверкая глазами на Джонса. Мальчик осторожно положил руку в карман пальто и достал рогатку.

– Не стреляй в него, – прошипела Руби, когда Джонс вложил серебряную дробь в седло. – Я возьму его на сегодняшнее голосование. Чтобы показать всем, какая я особенная.

– Это скакка, Руби, – проговорил Джонс как можно спокойнее. – Нужна не одна неделя, чтобы выдрессировать такого зверя, если вообще получится. Возьмёшь его сегодня и можешь распрощаться с победой на голосовании.

– Джонс, я уже распрощалась с ней вчера. Ты бы знал, если бы удосужился прийти. Слуп сделал всё, чтобы я опозорилась перед всеми. Ты бы меня остановил. Всё было бы хорошо, если бы ты не бросил меня.

– Я не мог прийти. – Руби хотела возразить, но Джонс опередил её. – Руби, не стоило тебе выпускать этого пса. Его невозможно дрессировать. – Пёс оскалил зубы и зарычал. Он принялся царапать пол когтями, высекая искры на деревянных половицах. Джонс натянул рогатку. – Ты всего лишь девочка! Зря я тебе дал яйцо. Надо было оставить его себе и вылупить щенка самому и сделать всё правильно.

– Джонс, что ты несёшь? Как ты можешь такое говорить?

В ответ мальчик только заворчал. Руби вдруг пришла в голову блестящая мысль, она направилась прямо к скакке, намереваясь доказать Джонсу, что он ошибается. «И мне всё равно, если он ещё злится из-за вчерашнего, – подумала она, поднимая конец поводка. – Я ему покажу…»

– Джонс, сидеть!

– Что?

– СИДЕТЬ!

– Ты смеёшься надо мн…

– Садись, Джонс! – повторила Руби решительным и властным голосом, волшебные искры обвили пальцы её свободной руки.

– Но…

– Сидеть, я сказала! – рявкнула она на мальчика, и искры потянулись к нему, словно змеиные головы. – Я тебе покажу, на что способны девочки.

Джонс поморщился и проворчал что-то сквозь зубы, прежде чем медленно опуститься на пол, всё ещё целясь в пса из рогатки.

– А ты, – сказала она, сердито глядя на скакку, – ты останешься здесь!

Руби вспомнила, что советует справочник. Опустошитель должен показать, кто в доме хозяин, иначе скакка не станет слушаться. Но пёс не собирался признавать, что она главная.

– Сидеть! – велела она чертенятам, и они сразу выполнили приказ. Затем она подошла к скакке. – И ты тоже, сидеть. – Красные глаза упрямо таращились на неё, и пёс оскалился. – Сидеть!

Отсветы волшебных искр на кончиках её пальцев танцевали в глазах скакки. Он оглядел всех, кто был на кухне, и увидел, что все сидят, кроме неё.

И вдруг он понял. Недовольно заскулив, он повалился на пол, зевнул и стал часто и шумно дышать. Руби подошла на шаг ближе, затем ещё на шаг, и вот она уже стояла возле скакки.

– Молодец, – сказала она тихо. – Хороший мальчик.

Медленно она протянула руку – ещё немного, ещё чуточку, и потрепала пса по голове, и сердце её запело от радости.

– Видишь? Просто ему нужна твёрдая рука, – она сердито глянула на Джонса. Мальчик нахмурился и, казалось, смотрел сквозь неё. – В чём дело? На что ты смотришь?

– Мне нужно что-то тебе сказать.

– Так говори.

– Я приказываю тебе покинуть этот дом. Он больше не твой. Прочти это письмо, – сказал он, достал конверт из кармана пальто и положил на пол. – Прочти, и ты всё поймёшь, а у меня нет времени болтать с девчонкой.

– Джонс, что на тебя на…

– Просто прочти это чёртово письмо! И сделай так, как я прошу. Без вопросов. – Джонс вышел из комнаты, не добавив больше ни слова.

Через мгновение Руби услышала свист шлепковой пыли. Он ушёл.

Скакка сладко спал после столь волнительного рождения, вытянув лапы на кухонном полу. Руби привязала поводок к серебряной ручке духовки, на тот случай если ему снова вздумается прорваться к двери. Но пёс выглядел таким довольным, что в это верилось с трудом. Руби осторожно обошла его, чтобы не задеть хвост, села и открыла письмо Джонса.

Дорогая Руби,

ВСЁ, ЧТО Я ГОВОРИЛ, – ПРИТВОРСТВО

Не могу тебе ничего сказать, зато могу написать. Мэйтланд вернулся. Не знаю как, но он преследует меня, как самый настоящий гаст, – только ещё хуже, потому что он способен контролировать меня. Вот почему я не смог прийти на вечеринку. Он следит за мной практически всё время (я пишу это письмо в туалете!), хочет, чтобы я бросил родителей и стал нормальным Опустошителем. Он злится за то, что я сделал, и на тебя тоже злится. Он не верит, что девочки могут быть Опустошителями. Мне запрещено разговаривать с тобой.

Я прошу тебя, приготовь зелье. Со страницы 356 в книге «Зелья и примочки», том 1. Надеюсь, мне удастся хоть ненадолго избавиться от него и придумать, что делать дальше. Приготовь зелье, как только прочитаешь письмо. Это единственный способ улизнуть от него, чтобы я смог сегодня проголосовать.

Пришли мне зелье ровно в 9 вечера. Я буду в ванной, у себя дома. Не пытайся связаться со мной, иначе Мэйтланд поймёт, что я что-то задумал, и помешает мне. Всё, что тебе нужно, ты найдёшь в доме.

Джонс Х

Руби дважды перечитала письмо, и каждый раз её пробирала дрожь. Когда на кухне что-то заскрипело, она подняла голову и подумала, что увидит Мэйтланда, как он хмурится. Но там никого не было. Всё равно ей никак не удавалось избавиться от неприятного чувства – в доме, который некогда принадлежал Мэйтланду. Она полюбила этот дом с того самого дня, как Джонс подарил его ей, потому что впервые, с тех пор как скиталась по приёмным семьям, почувствовала себя как дома. Она уже пустила здесь корни, словно молодой дубок. Теперь её снова охватило тревожное предчувствие, что нужно сниматься с места.

Она нашла «Зелья и примочки», том 1, на полке в кабинете и принялась готовить зелье под названием «Элементарное изгнание непокорного духа», смешивая ингредиенты в нужной пропорции, взбалтывая и встряхивая. Когда она закончила, смесь пахла как тёплая куча компоста под брезентом в саду, и она задержала дыхание, пока перелила её в стеклянный пузырь и закупоривала пробкой.

Как только она закончила работу, на неё снова нахлынули неприятные мысли, – что же будет этой ночью? Она надеялась, что зелье получилось достаточно мощным, чтобы помочь Джонсу: после того, что произошло на вечеринке, важен каждый голос. Если не хватит голосов за то, чтобы девочки стали частью Ордена, после неё никого не останется. Она будет первой и последней женщиной среди Опустошителей.

Поместив пузырёк в небольшой круг из шлепковой пыли, Руби отправила его Джонсу ровно в девять вечера. Он исчез, оставив пустое место. Она представила вместо него маленькую девочку – её ученицу, как она стоит и смотрит на неё. Кого-то, кто всегда мечтал быть необыкновенным и изменить мир, не зная, как это сделать. Руби закрыла глаза и загадала желание.

Джонс никогда не бывал в мотбэоре, но знал, что это священное место, где Опустошители собираются в чрезвычайно важные для Ордена времена. Особый свёрток шлепковой пыли, который должен был доставить его туда, прибыл неделей раньше, появился на его подушке однажды ночью, когда он готовился ко сну. Короткая инструкция указывала точное время прибытия – 1:05 утра – и точную дату. Если он опоздает, он лишится права голоса.

Стоя у себя в спальне и глядя на секундную стрелку на часах, Джонс старался не переживать из-за Мэйтланда. Зелье Руби превратило гаста в тёмное пятно, которое он сейчас наблюдал краем глаза. Он уже не слышал Мэйтланда и не ощущал деспотичную силу, которой мастер воспользовался прошлой ночью. Но Джонс понятия не имел, как долго длится действие зелья, и понимал, что рано или поздно ему придётся принять на себя гнев Мэйтланда, если, конечно, он не придумает, как изгнать его раз и навсегда.