На тот момент Джеки предполагала следующее: Аманда припарковала свою машину на спуске к воде, тормоза отказали, и машина скатилась в реку. Пятьдесят лет назад с Джеки едва не произошло то же самое, когда она со своим мужем привезла детей на берег реки. Они припарковались по направлению спуска, и Джеки показалось, что тормоза вот-вот сорвутся. Она сказала мужу:

– Мне страшно. Мне страшно. – И тот откатил машину назад. Быть может, Аманда не смогла поднять автомобиль обратно; быть может, она оказалась в ловушке, а ее дети тем временем сумели выплыть. Джеки верила в свою теорию вплоть до ареста Аманды. Следователи Обер и Маккосланд уже тогда знали, что эта теория ложная. Расследуя убийства, они привыкли к выдумкам, за которыми люди прячутся от очевидной истины. Хозяйство Стоттов являло собой идиллию жизни представителей среднего класса; вот только убийство, будто брошенный в окно кирпич, застало его обитателей врасплох, нарушив привычный распорядок жизни. Стандартные вопросы следователей – Аманда пила? Принимала наркотики? – продвигали следствие в поисках фактов настолько же, насколько подготавливали людей к их новому представлению о случившемся.

Но Джеки понятия не имела, насколько новому. Несколькими неделями ранее Аманда оставила свое любимое кольцо на ее камине. Джеки долгое время восхищалась колечком из перегородчатой эмали, украшенным сапфиром и зеленым топазом. Потом она сказала Аманде о забытом кольце, но та, взяв украшение в руки, просто положила его обратно. Джеки тогда и не вспомнила о том, что люди, которые хотят совершить самоубийство, порой раздают свои вещи. Вот только Аманда убила не себя; она решила убить детей, и, возможно, когда Джеки сообщила, что не встречала никого более самовлюбленного и эгостичного, чем Аманда, следователи подумали, что у этой женщины противоречивое представление о собственной внучке.

Кэти и Майк Стотт вернулись домой вечером, в седьмом часу. Обер и Маккосланд побеседовали с ними в гостиной Джеки. Они, по словам следователей, были «эмоционально взвинчены» и просили прощения за то, что совершила их дочь. Кэти Стотт сообщила, что в жизни Джейсона и Аманды было много домашнего насилия. Сказала, что Джейсон встречался с другой женщиной и уже оформил опеку над детьми. Аманда всю весну ходила подавленная из-за того, что ее жизнь разрушилась; по настоянию Кэти она три раза лечилась от депрессии и расстройства пищеварения. Еще Кэти добавила, что в эти выходные Аманде не терпелось в очередной раз увидеться с детьми. Она уже купила их любимые хлопья и подготовила три кровати в отведенной им комнате.

Джеки не стала вмешиваться со своим замечанием по поводу утренних событий: в семь часов она направилась на половину Кэти как раз потому, что увидела в новостях сообщение о двух детях, найденных в реке. Джеки заглянула в спальню с тремя заправленными постелями, не увидела там правнуков и подумала: «Не может быть! Не может быть!»

До 23 мая 2009 года семья Стотт казалась сплоченной и совершенно безобидной. Майк и Кэти любили друг друга со старшей школы. Майк работал в компании, которая занималась изготовлением бумажной продукции. Кэти сначала была управляющей, а когда их с Майком дочки подросли, устроилась медсестрой. Аманда и Шантель росли в двухквартирном доме на ранчо в Милуоки. Джеки жила в западной части дома. На обеих половинах царили уют и гостеприимство: на ковровом покрытии не было ни пылинки, а на кухонном столе всегда можно было найти кексы. Майк мог починить что угодно: и детский мопед, и семейный автомобиль; девочки восклицали «Папа, почини!» настолько часто, что это превратилось в семейный напев. Стотты молились в небольшой внеконфессиональной христианской церкви в двух милях от дома; Джеки годами выполняла в ней роль секретаря. Когда дети выросли и завели собственных детей, семьи порой дружно отправлялись в город Линкольн-Сити на побережье штата Орегон. Гостиница «Нордик Ошенфронт Инн» предлагала номера с практичными кухнями или с джакузи и видом на море.

За те дни, что были связаны с преступлением Аманды, Стоттам не позволили посетить Тринити в больнице. Их не подпускали к заключенной Аманде. Лишь оповестили, что Кристин Дункан добилась от суда решения, которое запрещает им появляться на похоронах Элдона. Уполномоченным лицам были выданы ордеры на обыск, и те изъяли у ближайших родственников Аманды все компьютеры и мобильные телефоны. Неделя еще не завершилась, а Стотты уже собрали вещи, погрузились в автомобили и уехали на север. Теперь между ними и обломками их портлендской жизни было девяносто миль. Они больше не обсуждали то, что называли словом «инцидент». И покидали свои комнаты, только чтобы поесть. Джеки размышляла, не был ли поступок Аманды своеобразным видом самоубийства и не забрала ли она с собой часть их жизни. Кэти Стотт дневала у телефона, разговаривая с адвокатами. Джеки пыталась отвлечься книгами, однако то и дело ловила себя на том, что не читает – а сидит, устремив пустой взгляд на океан.

Через три дня после того, как Аманде предъявили обвинения, я отправилась к мосту Селлвуд. Мужу я сказала, что иду покупать арбузы, но вместо этого поехала к мосту. Мне необходимо было увидеть место, куда Аманда привезла своих детей, прежде чем, насколько нам известно, сбросить их в реку.

Река Уилламетт делит Портленд на две половины, восточную и западную. В 2009 году в черте города над рекой протянулись десять таких мостов. Я добиралась до моста Селлвуд с восточной стороны, через Такома-бульвар, проезжая мимо одноэтажных домиков с неогражденными дворами. Припарковалась напротив стрип-клуба «Риверсайд Коррал», который когда-то был баром для моряков. Может, именно здесь остановилась в тот день Аманда?

Я прошла по длинному жилому кварталу до самого входа на мост. И нашла там импровизированный мемориал, посвященный детям, об участи которых стало известно общественности. Там были тряпичные кролики и плюшевые мишки, надувной шар с надписью «Помним» и белая доска с фломастером, на которой люди могли оставить слова прощания и благословения. Одно из посланий было написано крупным, неровным детским почерком («Самой смелой девочке в мире! Мы скорбим о твоем братике!»). Среди увядших букетов были записки, на одной из которых значилось: «Надеюсь, в следующей жизни у тебя все будет хорошо».

Я шагнула на мост. Ширина тротуара составляла около четырех футов. Велосипедистам приходилось сигналить пешеходам; на такой дорожке и двое разошлись бы с трудом. Для автомобилей были выделены две противоположные полосы движения. По другую сторону моста тротуара не было вовсе.

Вряд ли Аманда припарковалась прямо здесь, она пришла пешком. Останови она машину посреди моста, могла бы возникнуть и пробка, даже в ночное время; кроме того, нашлись бы свидетели – водители с противоположной полосы, которые заметили бы ее с детьми. Пусть ночь была темной, а мост освещался плохо – кто-то все равно мог увидеть ее и подумать: что за чертовщина?

Представьте двух детей, четырех и семи лет. Они ведь маленькие. Их можно запросто подхватить и перекинуть через невысокие перила. С двумя, конечно, сложнее, особенно если они пинаются и кричат. Вынуть их из машины спящими, пока они сладко посапывают, – совсем другое дело.

Только я подумала, что вряд ли дети спали, потому что (как я думаю) Аманда никак не смогла бы припарковаться, вынести детей из машины, сбросить их с высоты в семьдесят пять футов, а потом уехать – и при этом остаться незамеченной. Обычно на мосту полно машин. Аманде пришлось бы перекинуть через перила сначала одного, а потом сразу второго ребенка, у нее не было времени на паузу.

Посмотрела ли она вниз? Увидела ли их в воде? Слышала ли крик дочки? Уж не знаю, как долго она там ждала, сбросив детей, и ждала ли вообще? Если бы она остановила автомобиль прямо на мосту, у нее не осталось бы на это времени. Ей пришлось бы вернуться в машину и дать газу.

Скорее всего, Аманда пришла с детьми на мост пешком. Предложила ли она детям эту «прогулку» как некую игру? Вряд ли. Сценарий, в котором Аманда искренне (или с затаенным коварством) говорит своим детям: «А пойдемте-ка сыграем!», выглядит неправдоподобным. Да и мне не хотелось бы представлять детей, скачущих по узкому тротуару в час ночи. Даже взрослому человеку средь бела дня здесь перехватывает дух от проносящихся вблизи машин, так, что возникает желание поскорее взяться за низкие перила; но один взгляд на воду – и ощутишь в животе что-то вроде электрических разрядов при виде пугающей высоты.