До нас долетают слухи о деятельности партизан. Люди безгранично верят, что "черный орел" вернется с востока с обломанными крыльями.

Мать постоянно сожалеет, что я не хожу в школу, и докучает отцу просьбами отдать меня хотя бы в ученики к сапожнику, чтобы я не бил баклуши. Наконец отцу удается пристроить меня, и я посещаю тайные занятия у бывшего директора школы No 2 Марии Урбаньской.

Лето 1942 года оказалось таким же знойным, что и в прошлом году. Немцы вновь передвигают флажки на карте далеко на восток. Геббельсовская пропаганда захлебывается от восторга, сообщая о победах на Кавказе и под Сталинградом.

Однажды отец не возвращается на ночь домой. Мы долго его ждем, обольщаясь шаткой надеждой, что, несмотря на комендантский час, он придет. Ожидание оказалось напрасным. Утром я бегу на базу, где работает отец, и его коллеги сообщают, что отца забрали в полицию. Возвращаюсь домой с тяжелым сердцем. Мать в отчаянии, она плачет не переставая. Хождения в полицейский участок не дают никаких результатов. Причину ареста нам так и не объясняют. Полиция проводит в доме обыск, в ходе которого полицейские тщательно просматривают каждый предмет, а некоторые вещи просто ломают. Печь и кухонную плиту они разбирают по кирпичу. После себя "стражи порядка" оставляют разгромленную квартиру. Везде полно сажи и перьев из распоротой перины. Мать бессильно опускает руки. Наше горе безгранично. Вскоре, немного придя в себя, мать решительно заявляет:

- Иду искать работу.

Она обращается на биржу труда и получает место домработницы у фрау Киршибель, служащей городского сельскохозяйственного управления. Я уже больше не хожу на занятия. На это нет ни денег, ни времени. Желая как-то помочь семье, я пытаюсь заняться рыбной ловлей. Однако мои надежды не оправдываются: дневного улова едва хватает на скромный ужин. И все-таки я с гордостью сижу за столом и наблюдаю, как мать и сестра с удовольствием едят плотву или окуней. Но помощь моя слишком ничтожна.

Однажды около кинотеатра я встречаю своих школьных товарищей. Узнаю, что все они торгуют сигаретами. Стефан Баран сообщает мне секреты торгового ремесла.

- Видишь ли,- говорит он,- кто сейчас торгует, тот и живет. Мы все здесь торгуем чем только можно. Наибольшую прибыль приносит продажа сигарет. Я знаю: твой отец сидит. Присоединяйся к нам, и ты сможешь помочь своим.

- Может, это и так, но у меня нет денег. На что я куплю сигареты?

- Ну, это дело поправимое,- утешает Стефек.- Если хочешь, я одолжу тебе немного денег - и действуй.

Я колеблюсь, хотя соблазн велик. Присматриваюсь, как идут дела у других. Наконец решаюсь.

Толпой двигаемся в направлении железнодорожного вокзала. Баран объясняет "коллегам по профессии", что мой отец сидит в тюрьме и поэтому я буду работать вместе с ними. Чтобы придать больше значимости своим словам, он объясняет, что дело я начинаю с его деньгами, так как беден, как церковная мышь. Мне немного стыдно, но все весело смеются и утверждают, что начинали точно так же.

Стефек демонстративно вынимает пачку немецких марок. Отсчитывает десять бумажек и, отдавая их мне, говорит:

- Успеха тебе. Потом отдашь - и будем квиты. Согласен?

- Согласен,- отвечаю я.

Теперь "коллеги" объясняют мне принципы, которыми необходимо руководствоваться в торговле. Предупреждают, чтобы я их не нарушал.

- Если, конечно, не хочешь иметь дело с нами,- предупреждает самый старший Здзишек Хаустуг.

Я гляжу на его мощную фигуру и решительно соглашаюсь со всем.

Мы входим в железнодорожный вокзал. Сразу бросается в глаза, что ребята здесь частые гости. Приходят железнодорожники, и группка расползается по разным закоулкам заключать торговые сделки. Стефек продолжает мне покровительствовать. Без его опеки я бы мало что сделал: здесь каждый покупатель имеет своего поставщика. Мы приобретаем товар у машиниста Зелиньского, которому Баран представляет меня как новенького.

На заработанные деньги я покупаю шпик, который мне удается передать отцу через шуцмана Яшку Залуцкого. Нам уже начинает казаться, что все со временем уладится. И вдруг мы получаем официальное уведомление о смерти отца. Горе, в которое оно нас ввергает, долго не позволяет нам прийти в себя. Глаза матери навсегда теряют блеск. Я плачу в одиночестве, не могу примириться с мыслью, что шершавая отцовская ладонь никогда уже не ляжет на мое плечо...

Филателия и обучение стрельбе

Жизнь в оккупированной стране каждый день одевает в траур новые и новые семьи. Но она выдвигает и свои прозаические требования. Заглянув однажды в пустой кошелек, мать говорит:

- Сыночек, кончились деньги. Иди, может, немного заработаешь...

И я иду. В тот же день я несколько раз курсирую по Железнодорожной улице, от кинотеатра до вокзала. Внезапно раздается крик: "Серый!"

Заслышав его, мы улепетываем в разные стороны. Он означает, что в районе нашей торговли появился немец или шпик. На этот период мы обычно прячем товар в каких-нибудь закутках, позднее кто-нибудь выходит на разведку, и только после того, как опасность минует, торговля начинается снова.

На этот раз все было иначе. Смотрю из-за угла и вижу, как "разведчики" спокойно разговаривают с немецким солдатом. Подхожу и я. Слышу, как немецкий обер-ефрейтор говорит на чистейшем польском языке:

- Ребята, я пришел не за сигаретами. Я филателист, меня интересуют почтовые марки. Может, у кого-нибудь из вас они есть? Я бы с удовольствием их посмотрел, а еще охотнее купил.

Слушаю его и в первый момент не могу поверить, чтобы человек, облаченный в немецкий мундир, хотя он и говорит на моем родном языке, отличался от палачей в тех же самых мундирах.

Солдат не перестает заверять:

- Пожалуйста, не бойтесь меня. Поверьте, вам ничего не грозит.

И я решаюсь показать ему немного марок. Подхожу как можно ближе и неуверенно говорю:

- У меня есть красивые марки. Если вы пойдете ко мне домой, то я покажу...

- Охотно,- просиял он.

- Тогда я попрошу подождать меня у костела. Я продаю последнюю пачку сигарет и подхожу к ожидающему меня солдату.

- Стефан Спендель, из Катовиц,- представляется он.

По дороге он рассказывает мне, что его семья живет в настоящее время в Богучицах, а он - административный работник в комендатуре лагеря для военнопленных офицеров.

Мы входим в квартиру. Мать с порога встречает нас полным беспокойства вопросом:

- Что этот шалопай натворил?

Обер-ефрейтор в первый момент, вероятно, не понимает, что означают этот вопрос и слезы матери, так как какое-то время с удивлением смотрит то на мать, то на меня.

Я быстро объясняю, в чем дело. Мать успокаивается, взмахом руки приглашая гостя в квартиру. Мы входим. Спендель садится, вынимает из кармана лупу и пинцет. Незамедлительно просит:

- Ну, давай показывай свои марки.

Я приношу несколько конвертов. Вижу, как дрожат его пальцы, когда он разглядывает марки. С интересом жду его оценки.

- Это прекрасные марки! Где ты их достал, мальчик? - наконец спрашивает он.

- Видите ли, я уже давно собираю марки,- нахально вру я.

- Если хочешь их уступить, я куплю все. Сколько они стоят?

- Трудно назначить цену. Я не слишком хорошо знаю стоимость этих марок,объясняю я и сразу же добавляю: - А не могли бы вы заплатить мне сигаретами, сахарином или другими продуктами?

- Хорошо,- без колебаний соглашается Спендель.

Он быстро уходит, обещая скоро вернуться. До комендатуры лагеря на Кафедральной недалеко, поэтому он возвращается через полчаса. Приносит двадцать пять пачек сигарет, десять пакетиков сахарина и три килограмма сахара. Я показываю ему еще несколько серий. Вероятно, возбуждаю ими аппетит опытного коллекционера. Прощаясь, он просит мать:

- Вы разрешите мне приходить к вашему сыну за марками?

С этого времени он появляется у нас в доме через каждые несколько дней.

- Ты знаешь, у меня есть коллега. Он тоже филателист,- говорит он однажды,- и хотел бы приобрести немного марок таким же образом, что и я. Могу я привести его сюда?