Стрельба несколько приутихла, и снова наступила мучительная тишина - даже гармошки не слышно. По-прежнему пристально всматриваюсь в немецкий берег и вдруг замечаю, что кто-то ползет в нашу сторону. После долгих как вечность, томительных минут ползущая фигура достигает нашей цепи. Это один из дозорных, только кто именно - не могу различить.
Еще с полчаса ждем второго дозорного. Однако его все нет и нет. Ждать дальше бесполезно, и мы отправляемся в обратный путь. Достигнув середины реки, мы почти дома и идем уже не пригибаясь. Только теперь я замечаю, что среди нас нет старшего сержанта, повстанца.
Наконец добираемся до своей землянки. Хорунжий Рыхерт докладывает командиру батальона:
- "Языка" взять не удалось. Потеряли старшего сержанта...
- Плохо,- перебивает его майор Коропов,- завтра пойдете еще раз. А теперь возвращайтесь в роту.
Возле землянки собралась большая группа бойцов. Каждый хочет поподробнее узнать, что произошло.
- Чего пристали? - раздражается Рыхерт.-Идите сами - и все узнаете. Пошли, ребята!
Кровицкий по дороге рассказывает:
- До немецкого берега доползли вместе. Осторожно вскарабкались наверх и через несколько метров наткнулись на заграждения из колючей проволоки. Начали проделывать в них проходы. Оставалось совсем немного, и путь был бы свободен. Тогда старший сержант приказал мне вернуться и подождать вас. Я пополз назад. И вдруг зазвенел какой-то железный предмет, подвешенный к проволоке. А потом... Потом начался настоящий ад. От разрывов пуль и снарядов сразу стало светло как днем. Я лежал, прижавшись к земле, боялся даже пошевелиться. Когда стрельба немного утихла, добрался до вас. Наверное, убит старший сержант...
Больше мы уже к этой теме не возвращаемся. Молча шагаем в направлении Хенрикува. Около поселка нас догнала повозка, па которой ехал сержант Юзеф Немец. Попросили подвезти. Услышав, что мы возвращаемся с неудачной вылазки за "языком", он смеется:
- Как вы знаете, моя фамилия Немец. Считайте, что захватили меня в плен. А начальству скажете: "Задание выполнено. Ходили за немцем, а привели Немца".
Но нам не до шуток - один товарищ ранен в ногу, а другой остался на неприятельском берегу... Утешает только мысль, что следующая вылазка будет удачной.
В освобожденной Варшаве
Однако идти за "языком" нам больше не пришлось. Был получен приказ о перегруппировке войск, и в ночь на 6 января наш полк перебазировался в район Гоцлавка, передав свой участок обороны домбровщакам. Здесь почти в течение недели пополняемся всем необходимым для готовящегося большого наступления. Настроение у всех приподнятое. С нетерпением ждем приказа, чтобы двинуться на запад и окончательно изгнать немцев с территории Польши и победоносно закончить войну.
Наконец долгожданный день наступления пришел. Ночью покидаем скрытно Гоцлавек и, соблюдая все меры предосторожности, включая маскировку, совершаем ночной марш в направлении населенного пункта Колбель. От сильных морозов мерзнем изрядно, а костры разводить запрещено: недалеко Висла, а за ней немцы. Единственное средство, которое помогает хотя бы немного согреться,- это горячий суп из ячневой крупы и кофе на завтрак, обед и ужин. Котелки мыть негде и нечем, поэтому кофе наливают прямо в посуду из-под каши. Но никто не ропщет, с удовольствием запивая промерзший хлеб горячей черной жидкостью. Сожалеем только об одном - следующего приема горячей пищи придется ждать несколько часов.
На лесной тропинке чувствуется какое-то оживление. Бежим взглянуть, что там произошло. Хорунжий Роек ждет, пока соберутся все бойцы, и начинает:
- Сегодня с плацдарма под Баранувом началось наступление советских войск. Немецкий фронт на направлении главного удара прорван...
- Ура-а-а! -вырывается из наших глоток.
- Тише! - пытается перекричать нас заместитель командира батальона. И когда воцаряется относительная тишина, продолжает: - Освобождены многие населенные пункты. Их жители сердечно встречают советских освободителей. Со дня на день перейдут в наступление и наши войска.
Кто-то запевает "Роту", все подхватывают. Огрубевшие от морозного ветра, заросшие щетиной, солдатские лица серьезны и сосредоточенны. Песня кончается, и снова нас охватывает неистовая радость по поводу успехов советских войск. Теперь мы уже уверены, что недалек тот час, когда и мы вступим в бой за освобождение Варшавы, за освобождение еще оккупированной территории Польши.
А пока, радостные и возбужденные, возвращаемся в расположение роты. Долго не умолкают разговоры и веселый смех. Но день клонится к вечеру, и наиболее предусмотрительные начинают готовиться ко сну. Следую их примеру и я. Ломаю ветки и укладываю их на землю, предварительно очистив это место от снега. Сверху сооружаю что-то наподобие шалаша. Старший сержант Белецкий и капрал санитарной службы Ян Бонк раздобыли где-то немного мху и старательно затыкают им дыры в крыше, будто это спасет их от холода. Подъезжают полевые кухни. Поторапливаем поваров, просим поживее орудовать черпаками. После каждой ложки густого крупяного супа по всему телу растекается тепло. На небе уже зажигаются первые звезды. Снег скрипит под ногами. Забираемся в шалаш, опускаем на уши отвороты конфедераток и поднимаем воротники шинелей. Но тепло куда-то быстро улетучивается.
- Бр-р, холодно,- бормочет кто-то в темноте.
- А может, разжечь небольшой костер? - предлагает Олейник.
- Ничего, выдержим,- отзывается хорунжий Скренткович.- Надо только скорее укладываться спать.
Я выбираю себе место подальше от края, накрываю голову затвердевшей на морозе плащ-палаткой и пытаюсь хотя бы согреться дыханием, однако и это не помогает. Мои товарищи тоже никак не могут заснуть, все ворочаются от холода, и опять наши мысли возвращаются к костру.
- Ладно, разводите,- соглашается наконец хорунжий.- Только небольшой...
Замерзшими руками бойцы пытаются добыть огонь с помощью отсыревших спичек. Одна из них вспыхивает ярким пламенем, и вот уже весело потрескивают сухие еловые ветки. С каждой минутой огонь разгорается все сильнее. К нему со всех сторон тянутся руки, жаждущие тепла. Шалаш наполняется едким дымом, но никто не обращает на него внимания. Нашему примеру следуют другие, и спустя некоторое время в расположении роты горят уже несколько костров. Откуда-то сверху с востока доносится хорошо знакомый каждому фронтовику нарастающий гул "кукурузника". Самолет пролетает над нами, летчик выключает мотор и кричит изо всех сил:
- Гасите костры! Не демаскируйте себя!
Кровицкий с Олейником пытаются натянуть над костром плащ-палатку, чтобы дотошный летчик не увидел сверху огня. Костер на какое-то время затухает, но, как только плащ-палатку убирают, снова вспыхивает ярким пламенем.
- Убавьте немного огонь,- распоряжается хорунжий.
Колеблющееся пламя согревает наши лица, руки, колени, но по спине по-прежнему бегают мурашки от холода. И так все три ночи, проведенные в лесах под Колбелем. Наши манипуляции с костром закончились трагикомически - у командира роты обгорела в нескольких местах пола шинели, а капрал Олейник прожег брюки и теперь в дырку виднелось голое колено. Однако пострадавшие не унывают: они, как и все, живут мыслью о наступлении.
И вот 16 января все приходит в движение - наш полк выступает. Откуда-то из района Погожели Варшавской доносится грохот артиллерии. Построившись в колонну, движемся в направлении Вислы. Узкая дорога забита танками, орудиями и прочей военной техникой. Наш батальон следует в авангарде полка. Прошли деревню Косумце. Висла совсем рядом, а за нею, в Гуре Кальварии, немцы. Огонь нашей артиллерии усиливается. Возле дамбы бойцы из роты хорунжего Францишека Раута устанавливают минометы и начинают обстрел неприятельских позиций. На немецком берегу поднимаются вверх столбы огня, земли и снега.
Приближаемся к скованной льдом Висле. Советские и польские саперы советуют нам идти гуськом, на расстоянии пяти-семи шагов один от другого. Временами лед угрожающе трещит, и тогда шагающие впереди на минуту останавливаются. Слева, вверх по реке, слышен гул танковых моторов и видны вспышки огня. Наконец взбираемся на немецкий берег. Прибавляем шагу. Вскоре появляются первые дома Гуры Кальварии. Выставив вперед автоматы, даем па всякий случай несколько коротких очередей и осторожно, крадучись входим в поселок. В зареве пожаров высится баррикада, а возле нее - груда фаустпатронов.
