– Одень доспехи, возьми меч и сразись с этой девицей, Райкаша! – сказал глава Цеха. – Можешь не щадить её. Покажи всё, что можешь.
– Но господин… – начал было привратник.
– Не спорь, а исполняй приказ! – твёрдым тоном распорядился Мелетист.
Райкаша повиновался.
– Начинайте, – приказал Айдел старший, когда соперники встали друг против друга.
Райкаша взмахнул мечом и быстро атаковал Кристу. Девушка успела парировать выпад цехового. Однако огромная сила удара привратника заставила Кристу пошатнуться и опустить меч к полу. Райкаша бросился на противницу и вновь обрушил на неё удар огромной силы. На этот раз Криста увернулась. Девушка хотела атаковать, но в этот миг привратник пнул соперницу ногой в живот и отбросил на несколько шагов. Стоявшая неподалёку Лорина издала вздох. Однако Криста мгновенно вскочила и уклонилась от нового выпада соперника. Райкаша быстро прыгнул вперёд. Цеховой принялся атаковал гостью быстрыми выпадами. Казалось, что сейчас огромный и сильный боец нанесёт сопернице сокрушительный удар. Но Криста уже прочувствовала движения цехового и теперь ждала… Уклонившись от очередного опасного выпада, девушка собрала все свои силы и ткнула привратника мечом в шею. Оружие ударило в незакрытое лёгким тренировочным шлемом место. Райкаша отпрянул в сторону и принялся судорожно глотать воздух, а затем встал на колено.
– Теперь ты уже не так уверен в том, что мне не место в вашем братстве? – проговорила Криста.
Райкаша сплюнул на пол и поправил шлем. Через несколько мгновений он уже стоял на ногах… Привратник издал яростный крик и бросился к Кристе…
– Довольно! – Айдел Мелетист старший сделал повелительный жест рукой. – Остановитесь и снимите доспехи. Кристанелла Кофина! Ты доказала, что достойна всяческих похвал за свою доблесть. Отныне ты – ратница Цеха! Будь же и впредь доблестной воительницей, и служи на славу нашего братства!
Глава 3. Жрец
После того, как юноша и девушка ушли куда-то и не вернулись их стали искать.
Кронус продолжал нести свои зеленоватые воды, листва маленьких прибрежных деревьев громко шумела, а кроны старых высоких сосен Румлонского леса лишь слегка шептали какие-то загадочные и тихие истории, даже когда на них налетал сильный порыв пахнущего речной водой ветра.
На третий день, люди из деревни наконец-то нашли пропавших влюблённых. У обоих были перерезаны глотки. Девушка лежала полностью обнажённой, а её руки и ноги пережимала чёрная верёвка, сплетённая из неизвестных местным мастерам нитей. Деревенская знахарка осмотрела её тело и сказала, что злодей много раз брал девушку «как обычным способом, так и противным святым заветам трёх богов». Юноша был мёртв, но злодей не взял даже небольшой кошель с деньгами, выпавший из кармана Вярки, и, возможно, вообще не прикасался к телу парня, после того, как перерезал тому горло. Нож юноши валялся рядом с его телом. Крови на ноже не было. Вероятно, Вярка не смог ранить напавшего на них злодея. Разрез забравший жизнь подмастерья сапожника был длинным и глубоким. Служивший когда-то в армии Княжества деревенский ключник клялся, что подобную рану можно нанести одним ударом достаточно длинного и очень острого клинка. Горло девушки было разрезано иначе – крест на крест.
Тела молодых жителей деревни принесли, под жалобное пение женщин, в небольшой храм трёх богов, сложенный из рядов брёвен и диких камней. Бог Солнца, бог Луны и бог неба, молча взирали на тела влюблённых, распростёртые перед их деревянными изваяниями. Статуя бога Солнца представляла собой высокого мужчину с длиной бородой: в руках его лучился маленький, блестящий позолотой, солнечный шар, больше похожий на свернувшегося жёлтого ежа, чем на великое небесное светило. Бог Луны был женщиной. В его длинных волосах, сделанных из соломы, покоился большой месяц, оплетённый соломенными косами и покрашенный серебряной краской. Бога неба представлял деревянный конус, отдалённо напоминающий фигуру человека. Статуя была покрыта множеством изображений восьмиконечных звёзд, окрашенных красными и жёлтыми красками разных оттенков. В воздухе храма чувствовались запахи благовоний и смерти.
Юношу и девушку облачили в белые одежды и положили пред ликами богов на огромную каменную плиту, вырезанную из розового песчаника. Руки мертвецов были соединены. Тела лежали в тишине не менее часа. Считалось, что таким образом умершим дали последний раз побыть вместе и души их танцуют над телами. По прошествии этого времени в храм вошёл жрец, одетый в жёлтую мантию. На шее его красовались три цепи из жёлтого метала, а к каждой из цепей был прикреплён круглый медальон. На одном из медальонов красовалось изображение Солнца, на другом Луны, третий вмещал россыпь целого множества восьмиконечных звёзд.
Жрецу предстояло не менее двух часов творить молитвы, прося богов принять души влюблённых и соединить их вместе, а затем вернуть назад на землю, чтобы их следующая жизнь стала лучше и счастливее предыдущей.
Кроме молитв за умерших и специального обряда посвящения трём богам, который творили для младенцев, жрецы молились об урожае, а также произносили свадебные стихи и брачные клятвы. Но трём богам каждый человек мог молиться сам, даже не приходя в храм и не встречаясь со жрецами. Потому в храме трёх богов не было служб, как в столичном Храме Блестящих крестов, где поклонялись одному богу – создателю мира.
Для новорожденных детей жрецы выбирали имя, спрашивая о нём всех трёх богов по очереди и вынимая из чёрного мешка, наугад, кости с написанными на них буквами. Буквы складывались в имя, и жрецы называли его родителям ребёнка, потому имена жителей Княжества обычно ничего не значили. Нередко родители подправляли выданные жрецами имена, ибо боги могли пошутить и сложить буквы в самые причудливые сочетания. Ребёнок мог получить в качестве имени ругательство или слово, которое невозможно было выговорить. Бывало, что образованные литоны брали имена из разных древних наречий. Но так как большинство жителей Княжества поклонялось трём богам и люди приходили за именем к своим жрецам, имена зачастую были лишь бессмысленным набором звуков, более или менее благозвучных.
Жрец деревни Солонук имел неважную репутацию. Говорили, что он весьма любит оставаться в храме один, но с телами мертвецов, и делает это по какой-то странной причине, о которой в деревне шептались, хихикая, молодые девушки. При этом девицы корчили на своих милых личиках гримасы отвращения. Старики и мужи деревни тоже не обходили стороной тему странной любви своего жреца к чрезмерно длинным бдениям с мертвецами. Жрец не был женат, хотя служителю трёх богов дозволялось иметь три жены – по одной в честь каждого из богов. Таким образом людей привлекали в братию жрецов. Обычным людям, и даже низшим представителям знати, не полагалось больше одной жены. Князья имели право взять себе две жены. Подобно мужчинам высокородные девицы княжеского достоинства могли взять двух мужей. Правда, случалось такое крайне редко. Члены семьи великого князя, и сам правитель, не были ограничены какими-либо рамками и могли брать столько супругов сколько хотели. Однако в случае рождения в семье великого князя большого количества детей только первые трое, в независимости от пола, признавались наследниками престола, и только в случае их смерти остальные дети получали титулы великокняжичей и могли претендовать на трон. Дети жрецов наследовали родителям даже если были десятыми или двенадцатыми в семье (случалось, что жрецы имели по двадцать детей). Таким образом, служители богов, являясь представителями, в основном, самых бедных слоёв населения, получали немалые привилегии, обладая правом на брак с тремя женщинами и, кроме того, любого жреца должны были кормить и обеспечивать жильём жители тех мест, в которых он служил. Однако за все несомненные блага жрец должен был рассчитаться: он постоянно прибывал в опасности, которой подвергался из-за ненависти членов Цеха Чистого Разума. Этот цех давно был объявлен вне закона, но его члены прятались в глубоких подземельях, сокрытых под городами Княжества. Кроме того, мятежный цех имел резиденцию в Хитровой пустоши. Встретив жреца любой религии, члены братства безжалостно убивали его, превратив таким образом статус слуги богов в опаснейшую метку, способную отправить её обладателя на встречу с господами молельщиков, если, конечно, боги действительно ждали души своих служителей в ином мире.
