Наташа выключила компьютер и свет. Оставила гореть лампу-ночник и собралась на балкон курить.

– Последняя сигарета и больше не курю, – сказала она себе в поисках зажигалки на полках над раковиной.

Но взгляд упал на скомканный листок.

– Скрепи договор, – произнесла Петрова вслух. – Это как. Поставить печать?

Внутренний голос молчал. Наташа молчала. В полутьме комнаты стало очень тихо. Девчонки сопели почти неслышно.

– Так поставить печать? – повторила Петрова, спрашивая это у себя. – Капнуть крови на заявление? О выдаче демонов.

Она улыбнулась. Смешно прозвучало. Обычно отвечал внутренний голос, но сейчас… похоже, уснул. И Наташа медлила. Было так глупо думать о том, что написав пару слов на бумажке, можно притащить кого-то из ада. Ещё глупее думать, что вообще можно кого-то призвать из ада. Это же чушь и бред. И уж совсем тупо не понимать, что призывая кого-то из ада, можно нарваться…

Петрова глубоко вздохнула.

Даже если не веришь в потустороннее, – а она-то верит, можно просто дать себе отрицательную установку, и потом вздрагивать от любого щелчка в квартире. Так работает симорон – человек программирует себя. Наташа прекрасно ориентировалась в вопросах психологии. Так что пользовалась ритуалами Симорона сама и вместе с подругами. Это была лишь игра – провести смешные процедуры, искренне посмеяться, расслабить нервную систему. Но одно дело – надеть на руки тапки и вползать в квартиру, надеясь, что сейчас не откроется дверь на площадке, и никто из соседей не начнёт смеяться над тем, что видит, и совсем другое сказать вслух: я требую к себе демонов из ада.

Наташа взяла скомканный листок и уверенно выбросила в мусорное ведро.

Да, она давно одна. Да, стала не способна на отношения с мужчинами, да, у неё проблемы. И пора обратиться к психотерапевту. Но это не повод окончательно тронуться умом и начать звать себе демонов любовников.

– Нет, – вслух сказала Петрова, чтобы закрыть гештальт. – Я отзываю заявление.

Она ещё покурила на балконе, умылась и почистила зубы, переоделась в ночную сорочку, и, наконец, улеглась на матрасе на полу. От количества выпитого алкоголя голова поплыла, и за закрытыми веками пространство наклонилось. Словно комната уже не была частью дома, а стала просто бетонным кубиком в безграничном, но светлом и сверкающем космосе. И этот кубик качало, будто на волнах.

Издалека, с необозримых границ вселенной тянулись к Земле золотые полосы. Словно мчались тысячи метеоритов, ведя за собой сверкающие шлейфы. Наташина комната-кубик наклонилась на невидимых волнах ещё сильнее, когда этот поток накрыл её. В окне, смотрящем в космос, было видно, что золотые шлейфы – полые, словно прозрачные трубы. И там, внутри них… есть что-то ещё.

Но Наташа не смогла рассмотреть. Не успела. Огромная белая рука, увенчанная короной жемчужных ногтей, вышла из пустоты космоса и взяла комнату-кубик. Изящные пальцы пролезли в окно и дверь, и остановили качание маленького домика. Голова Наташи перестала кружиться. И она наконец заснула.

***

Встали днём. Предусмотрительно оставленная в запас шестая бутылка шампанского пригодилась для спасения жизни умирающих с похмелья. Петрова откачала подруг и себя с помощью ледяного напитка и горячего супчика, и отправила девчонок по домам на такси.

А сама завалилась спать ещё часов до четырёх вечера. Впереди три выходных. Двенадцатое декабря выпало на понедельник. Пили вечер с пятницы на субботу. Так что сегодня первый день мини отпуска. Наташа ничего не делала и лежала перед телевизором до позднего вечера.

Новости подпортили лениво-счастливое настроение. Опять про маньяка.

– Твою ж мать, я думала все мудаки остались в девяностых, – выругалась Петрова, глядя в экран.

Информацию давали осторожно. Говорили, что убитые женщины были найдены возле мусорных баков в разных районах города. Тела были в мешках. Не говорили что расчленены, но Наташа поняла. Целые тела в пакете заметили бы быстрее, а говорили, что обнаружили случайно. То есть мешок был не большим и не имел формы тела человека. А значит, труп был в нём по частям.

Петрова переключила канал. Не хотела впасть в ужас. Действительно, в последние годы маньяки стали чем-то вроде пережитка прошлого. Или устрашающими персонажами фильмов. А в нынешнем времени, их не должно быть. Но новостные передачи утверждали обратное.

Наташа сходила в душ и снова завалилась в постель. День с похмелья – это день тишины и сна.

За окном стемнело рано. Петрова оставила гореть ночник, убавила звук телевизора и задремала. Почему-то вспомнился её сон. Квартира-кубик в космосе, золотые трубы, летящие к Земле, и рука, остановившая качание. Смешной сон… и жуткий. Наташа внезапно осознала это. Почему-то вчера страшно не было, а сейчас…

Она вздрогнула, открывая глаза. Что-то щёлкнуло. Но как-то… не так.

Наташа села на кровати. Оглядела комнату, пытаясь понять, что её разбудило. Кажется, ничего не изменилось. Приглушённый свет, тишина. Блики от экрана телевизора играли на гладких поверхностях кухонных шкафчиков и в зеркалах.

Но всё-таки, это странный щелчок. Словно рядом…

Петрова сглотнула. Да, рядом с ухом щёлкнули пальцами. Громко. Как будто… для того, чтобы разбудить.

Наташа медленно встала. Понятно, что показалось, приснилось. Что ещё может быть? Но менее жутко от этого не стало.

Петрова глубоко вздохнула, заставила себя выбросить странный щелчок из головы, и пошла в туалет. Пошла… бы. Шага два сделала от дивана. Боковым зрением взглянула на телевизор, но не увидела его, потому что… на диване кто-то сидел, загораживая экран и полкомнаты.

Наташа отскочила, снесла столик, ударилась о дверцу шкафа, и замерла, прижавшись к ней и глядя перед собой. Но уже никого и ничего. Светил экран телевизора, шёл какой-то фильм, и на постели никого не было.

– Та-а-ак, – Петрова глубоко вздохнула, – так, всё нормально. Мерещится. Боковым зрением всегда что-то мерещится. Норма.

И побежала в туалет. Бегом. Глядя только вперёд. Успела включить везде свет. В комнате, в коридоре. Она вышла через минуту, собираясь также пробежать до дивана, лечь, завернуться в одеяло и спрятаться под ним. В детстве всегда помогал такой манёвр. Но, уже сделав шаги, замерла.

Страх, пока страх, ещё не ужас, но столь же не приятный и удушающий, схватил грудь. Свет в комнате не горел. А когда она уходила – было светло. Наташа стояла на пороге, глядя на свой диван, примятую постель. Смотрела на телевизор и лампу-ночник. Они работали. Но свет не горел.

– Может, лампочка? – спросила Петрова сама себя дрожащим голосом. – Сгорела. Вот просто так. Взяла и сгорела. Надо проверить.

Наташа уверенно шагнула в комнату, протянула руку к выключателю, чтобы пощёлкать. И от внезапного треска отпрыгнула от него.

У Петровой была слишком маленькая квартира, чтобы делать резкие движения без ущерба для здоровья. Так что она встретила спиной стенку, больно ударилась затылком.

Треск мягко рассеялся в тишине комнаты. И этот звук точно не имел ничего общего с треском электричества. Это похоже на…

Страх сдавливал горло Наташи всё крепче. Это похоже на треск погремушки на змеином хвосте. Такой характерный.

Мягко погас экран телевизора, сам по себе. Медленно, медленно, чуть мерцая, будто от падения напряжения в сети, потух свет в коридоре, в ванной…

Петрова стояла неподвижно, глядя перед собой.

Тело онемело. Казалось, всё в нём замерло. Сердце и каждый орган заледенели. И только в животе будто разгоралось пламя, больно обжигая внутри.

Перед Наташей, на противоположной стене, горел ночник. Один огонёк в тёмном пространстве комнаты, в которой… есть кто-то ещё.

Петрова поняла это. Почувствовала взгляд, направленный прямо на неё. И страх, сжимавший грудь, словно раздавил.

Наташа отчаянно открывала рот, но воздух не шёл. Грудь не поднималась, и тупая боль растекалась в ней. А шею резало что-то острое, при этом сжимая. И внезапно по ночной сорочке потекла тонкая капля крови.