И раз уж зашла речь о всех участниках этой истории, то надо рассказать и еще об одном. Так вот, что касается Влада…

Влад верен себе. Мой бывший шеф всё так же блистательно красив, очаровательно гламурен и гармонично одинок. По-прежнему ведет образ жизни светского льва, мелькает на страницах собственного журнала, беспорядочно тратит деньги на все свои прихоти и прожигает время в компании одноразовых пассий. Иногда мы с ним даже сотрудничаем, как в старые добрые времена. Когда его журнал подходит для определенного типа статей.

Не скажу, что мы часто общаемся — всё-таки моя жизнь изменилась кардинально, а вот Влад свою категорически менять не хочет — его всё устраивает. Но общаемся. Общаемся в той степени близости, которой достаточно для того, чтобы выдернуть его из суеты столичной глянцевой жизни к нам на выходные.

Первое время Петя был совсем не в восторге от визитов Влада, да и Федор не сильно его чествовал. Но запретить общаться с Владом Петя мне не мог — Артемьев слишком большую роль сыграл в моем спасении, а Петр таких вещей не забывает. И, если честно, мне казалось, что поначалу Влад вообще соглашался приехать в гости только для того, чтобы позлить этих двоих.

Но, знаете, со временем острые углы стачиваются, и прошлое становится неактуальным, забиваясь новыми впечатлениями настоящего. А после пары бутылок совместно распитого виски внезапно еще и находятся общие темы для разговоров, так что… Постепенно Влад стал… м-м-м… своим? Во всяком случае, точно тем, кого нельзя не пригласить на мой день рождения.

Как, например, сегодня. Когда за одним столом собрались самые близкие и дорогие мне люди — бабуля и дядя Вася, Федя и Лина, Влад. Собрались, чтобы поднять бокалы в честь моего три… А, впрочем, какая разница — сколько мне исполнилось лет, не правда ли? Главное, что на улице прекрасная погода, вовсю цветет сирень, оглушая ароматами поздней весны, на гриле томится новая порция мяса, в бокалах плещется вино и разговоры не прекращаются.

Через двадцать минут вернулся Петр, уже толкая перед собой разложенную коляску, в которой сладко сопел Митя. Не то чтобы наш сын любил сидеть в коляске и она нам сильно была нужна, но в некоторых случаях просто необходима — когда у Мити внезапно заканчивался заряд батарейки, и он мог отрубиться буквально стоя. Буквально на бегу! Поэтому мы всё еще повсюду таскали ее с собой и держали в холле на всякий пожарный — для таких вот моментов.

— Может, я с ним прогуляюсь? — заволновалась ба, подрываясь из-за стола. — Пока он спит. Чтобы ни ему, ни вам не мешать.

— Татьяна Александровна, не беспокойтесь, — мягко остановил ее Петя. — Никто никому не помешает, — и он откатил коляску под сень цветущих яблонь. Затем вернулся к столу и сел рядом со мной, обняв за талию.

— Ба, ты же знаешь, что его ближайшие полтора часа пушками не разбудишь, — напомнила я.

— Ну ладно, ладно, — сдалась ба. — Я так. На всякий случай.

— Митя такой хорошенький, когда спит, — умилилась Лина, безотрывно глядя на нашего безмятежно сопящего в две дырки сына.

— Скоро у тебя будет такой же, и тогда ты узнаешь, что ключевое в этой фразе — когда спит, — с легким злорадством пробормотала я. — Террорист маленький, — добавила я уже с нотками нежности. Митька и правда такой сладкий, когда дрыхнет — так и хочется потискать и за попу покусать. Впрочем, когда не спит, тоже.

— Сейчас он, кстати, больше на тебя похож, — заметил Влад, осторожно покосившись на Митю.

Скажем прямо, Артемьев в ужасе от нашего ребенка. И в первую очередь потому, что Митя отчего-то решил, что этот дяденька — крайне интересный дяденька, с которым классно играть. Даже если дяденька ни во что играть не хочет. И вообще его боится. Но Митя отказов не принимает, поэтому самое ржачное, что мне когда-либо приходилось видеть, так это Влад, который пытается понять, что от него хочет трехлетний ребенок. Пытается и не угадывает, чем вызывает этакое снисходительное выражение лица у Мити: мол, боже, какой глупый этот взрослый. Один раз Влад у меня даже уточнил: «На каком языке разговаривает этот ребенок? Не могла бы ты научить его всё-таки русскому — пригодится».

— Наверное, — пожала я плечами. Мы с Петей бросили гадать, в кого внешностью уродился наш сын, год назад — потому что Митя постоянно меняется, становясь похожим то на Петю, то на меня. Видимо, это станет окончательно ясно, когда черты его лица полностью сформируются. Я просто надеюсь, что он взял всё лучшее от нас обоих. И в плане внешности, и в плане ума и характера.

— Главное, чтобы здоровеньким рос, — вставил дядя Вася. — Остальное — неважно, — и перекрестил коляску, что-то про себя пробормотав.

— Новая порция шашлычка! — прервал любование Митей Федор.

— Я — пас, — Петр прикрыл свою тарелку рукой. Я тоже покачала отрицательно головой.

— Слабаки, — бросил Федя. — Зайка? — это он уже жене.

Лина кивнула и пальцами показала, что ей совсем чуть-чуть.

— Моя девочка, — похвалил Федя. Накинул мяса Владу на тарелку, ба, дяде Васе и потянулся за бутылкой вина. — Кто в этот раз скажет тост в честь нашей именинницы? — бодро уточнил он.

— Я, — отозвался Петя и подставил свой бокал под тугую рубиновую струю.

— М? — я выгнула бровь. — Есть еще что-то, что ты мне не сказал? — и улыбнулась. Петр сегодня произнес три или четыре тоста в мою честь. И каждый был особенным — посвященный тому, что он во мне любил и ценил.

— Да, — серьезно ответил Петя и встал. — На самом деле, это не просто тост. Это подарок. Ради которого мне пришлось приложить усилия. По правде говоря, немало усилий.

В этот момент Федор с Алиной понимающе разулыбались, и я сообразила, что они в курсе, о чем речь. Заинтригованная я замерла, в ожидании уставившись на Петю.

— Сейчас я уже знаю, что перед нашим с тобой знакомством, Мила, судьба успела пару раз столкнуть нас, — немного торжественно начал Петр. — Первый тот, когда я заметил девицу за рулем, которая умудрялась при этом еще красить губы. Я и не вспомнил бы этот случай, если бы ты мне не рассказала. Но как только рассказала, я сразу припомнил забавную блондинку с помадой, размазанной по всему лицу.

— Это твоя вина! — со смехом воскликнула я. — Ты меня испугал! Своей сигналкой!

— Прости, но не посигналить в той ситуации было выше моих сил — слишком уж анекдотическая ситуация, — фыркнул Петя. — Второй… В ночном клубе. Я увидел девушку, которая так самозабвенно танцевала, что какое-то время не мог оторвать от нее глаз. Я стоял, смотрел на нее и думал: «Сколько же в ней энергии! Сколько в ней жизни!» И впервые пожалел, что не умею так же свободно и классно танцевать, что не могу спуститься к ней, чтобы составить компанию. Но так уж вышло, что в итоге я всё-таки стал ее партнером. Другом. Мужем. Надеюсь, любимым.

— О, не сомневайся, — пробормотала я, тронутая до глубины души его признаниями.

— А еще я стал отцом ее сына. Эту девушку зовут Мила, теперь она носит мою фамилию, и я по-прежнему радуюсь, как дурак, когда она представляется Мила Горская. Она сделала меня счастливым, — Петр выдержал трогательную паузу. — Ты сделала меня счастливым, Мила. Я очень долго думал, чем я могу тебя удивить. Как еще я могу сказать, что люблю тебя… — он поставил бокал на стол, протянул мне руку и спросил: — Потанцуешь со мной?

— Сейчас? — я привстала, удивленно округлив глаза.

— Сейчас, — кивнул Петр, и в этот момент зазвучала музыка…

Нежными переборами гитарных струн, плавными переливами фортепиано, проникновенным, страстным женским голосом. В четком ритме вальса.

Всё еще не понимая, что происходит, я вложила ладонь в Петину руку и позволила себя вывести в центр просторной крытой беседки, в которой неожиданно зажглись таинственными сигнальными огнями сотни диодных микролампочек.

Замерла, растерянно глянув на друзей и ба, перевела взгляд на Петю — он же, не сводя с меня смеющихся глаз, положил руку на талию, выждал нужный такт и вдруг закружил меня в стремительном танце, заставляя следовать за ним, ловить каждое его движение… Тонуть, захлебываясь восторгом, сиять мокрыми от слез глазами, глупо улыбаться, чтобы затем, закинув голову, восхищенно расхохотаться.