А маленький домик обнимали невысокие деревья, то ли дикие яблони, то ли что-то еще. И в их ветвях суетливо сновали маленькие, серо-коричневые птички, и щебетали звонко, самозабвенно, радостно.

А у окна на кровати сидел маг и молча смотрел на эти сосны, это небо и этих крапчатых птиц.

Байлар уже знала, что он может глядеть на них часами, не произнося ни слова. Этот странный маг. Его было очень тяжело лечить, а еще тяжелее выносить его присутствие в своем доме, хотя Ярр никогда ей ничем не докучал. И оттого временами злил еще больше.

Просто за много лет Байлар привыкла ненавидеть ему подобных. А Ярр… А Ярр никак не укладывался в ее схему. Ненавидеть его было слишком трудно. С его яркими глазами. С его неизменным дружелюбием. И еще… За время его болезни Байлар уже дважды успела побывать в деревне. Первый раз она шла с тайным страхом – в сознание въелись слова Сегвии про уничтоженные города. Байлар действительно боялась услышать подобные новости. И, не услышав, на обратном пути невольно задумалась: а что бы она делала, окажись Ярр именно таким человеком. Как бы она поступила? Байлар не знала.

Зато во второй раз, в то время, когда в деревне была ярмарка, пока девушка рассматривала ассортимент лудильщика, до нее вдруг донесся жаркий спор. Вернее, сначала был даже не спор. Какой-то приезжий круглый торговец возбужденно пересказывал столпившимся вокруг селянам, как в Ирш заявился боевой маг и взорвал главное городское святилище. Байлар, похолодев внутри, от неожиданности чуть не выронила из рук симпатичное зеркальце в медной оправе, которое было ей не слишком нужно, но заинтересовало тонкостью работы. Благодарные слушатели торговца охали и ахали в положенных местах и призывали разнообразные кары на голову дерзкого злодея (который, справедливости ради подумала Байлар, и так вполне страдал, в полубеспамятстве валяясь у нее дома). В рассказе торговца все было, очевидно, самым наглым образом приукрашено, и тем не менее, Ярра при желании вполне можно было узнать. Однако пожалеть о своей помощи магу Байлар не успела: внезапно торговца перебил худенький черноволосый паренек, который заявил, что маг ничего не взрывал, а вместо этого спас всех людей в святилище. Эта версия толпе понравилась гораздо меньше. Вокруг поднялся настоящий гвалт, на паренька посыпался град насмешек, но он, красный, будто помидор, продолжал стоять на своем: "Я там был! Я видел!" Байлар хотела было пробиться к нему и расспросить, но вовремя опомнилась и ретировалась прочь. А потом всю дорогу до дома думала об этом. Неужели именно потому рандаирцы раскрыли Ярра? Из-за этого он и пострадал? Стал бы боевой маг Арана спасать рандаирцев, своих заклятых врагов, зная, отлично зная, что за этим последует? И почему… почему он не убил своих преследователей? Судя по тому, что показала Сегвия, этот человек был очень сильным магом. И наверняка мог без единой царапины выйти из этой истории…

На сердце почему-то скреблась странная, беспокойная тоска. Когда Байлар вернулась домой, Ярр спал. И она, повинуясь непонятному чувству, неслышно подошла к его постели и долго смотрела на спящее лицо израненного мага. "Почему?"

Почему? Она так и не набралась смелости спросить. Только корила себя за необъяснимый интерес к врагу. Да. Все правильно. Когда он поправится и перестанет быть ее пациентом – он снова станет ее врагом. Об этом нельзя забывать.

"Может быть, даже помощь такому, как он – словно предательство по отношению к ним".

К погибшим в последней войне людям.

"К моей семье".

Зато Сегвия не стеснялась ничего. Байлар вообще сомневалась, доступны ли ей подобные чувства. С магом колдовское создание общалось до противного легко и, кажется, прониклось к нему определенной симпатией.

– Эй, Ярр, о чем думаешь?

– Хмм… Сегвия, а ты когда-нибудь пыталась сымитировать вон тех серых птичек?

– Они слишком мелкие! Но птицей я была много раз. Неужели ты об этом думаешь, глядя в окно?

– Я думал обо всем сразу, Сег. Знаешь… Если кто-то может обратиться в птицу, он сможет тоже затеряться в этих зеленых ветвях, и увидеть мир, как птица. И понять… И почувствовать… Это, должно быть, совсем не то, что быть человеком.

– Но внутри ты все равно оставался бы собою, Ярр.

– Да, – он еле заметно вздохнул и снова посмотрел в окно. – Мне очень нравится этот лес.

Он говорил очень искренне. И Байлар от этого стало немного приятно: она большую часть жизни прожила в лесу. И даже до гибели родителей частенько гостила у дедушки в этом самом маленьком домике, где теперь жила одна в компании лишь Сегвии. Байлар никогда не боялась леса. Здесь ей было лучше, чем в городах и селах. Но почему-то почти никто не разделял ее чувств. Люди боялись легендарного леса. Видели его величие, но не видели его доброты. Словно то главное, живое и теплое, что так радовало Байлар, ускользало от их взора. Они боялись… А Ярр – нет.

А Ярр шел к нему с открытым сердцем, будто ребенок, не ведающий страха. Смотрел спокойно и с интересом. Может быть, он приглянулся Великому Лесу, и потому тот направил мага к дому целительницы Байлар? Подарил ему шанс на жизнь?

– И здесь очень спокойно, – добавил Ярр чуть погодя.

– Потому что здесь нет надоедливых магов, от которых одни проблемы, – не удержалась от колкости Байлар.

Но Ярр вместо того, чтобы обидеться, с интересом посмотрел на нее. Байлар редко заговаривала с ним, так что он не желал упускать случай.

– Но, Байлар, ты ведь и сама маг.

– Не сравнивай меня с собой! – она сама удивилась внезапной злости. – Не смей! Моя магия дает жизнь, твоя же может только разрушать. Посмотри! – она сгребла первое попавшееся семечко в кулак. Брызнул изумрудный свет, и, когда девушка разжала пальцы, на ее ладони распустился нежный, светло-зеленый, покрытый прозрачным пухом росток. – Понимаешь?

Наконец остыв, она осторожно посадила росток в горшок с землей и поставила на подоконник. Крошечные листики все еще слабо светились отсветом магии.

– Я бы тоже предпочел родиться с зеленой магией, а не черной, – очень тихо произнес Райярр.

Байлар застыла на месте, не зная, что сказать. А потом молча вышла из дома, в который раз сердито хлопнув дверью.

Когда она лечила Ярра, когда пыталась просто не дать ему умереть, как-то раз она ухватила часть его эмоций, с сильными зелеными магами так иногда бывает. Тогда чужие чувства захлестнули ее с головой. Всего на миг – и это было очень, очень больно. Этот человек прожил не ту жизнь, которой можно было позавидовать.

И сейчас Байлар злилась не на него. На себя.

– А еще, – сказал маг, оставшийся в одиночестве, когда и Сегвия куда-то испарилась, – а еще даже моя проклятая магия "силы" не так уж бесполезна. Твоя магия дает жизнь, Байлар. А моя может эту жизнь защитить, – Райярр протянул здоровую руку к горшку с ростком, и очень осторожно пошевелил пальцами. Вспышка магии – росток чуть покачнулся и выпрямился, вытянулся ввысь, ставши больше, крепче и сильнее. Райярр быстро развеял ладонью черную подпись и, удовлетворенно улыбнувшись, устало сполз на подушки.

Жизнь хрупка. Так страшно хрупка. Но даже маг-разрушитель может попробовать ее защитить.

                        ***

Дорога не то чтобы убегала из-под копыт коня – лениво ускользала, вилась усталой грязно-желтой змеей. Инис пришпорила скакуна, оставив позади и повозку со скарбом даанийцев и самих докучливых северян, которые поглядывали на менестреля с интересом и опаской. Двое из них еще недавно пытались приставать к девушке, но товарищи быстро довели до их сведения все, что касалось топорика Игрейны… да и ножа Инис тоже. Хотя топорик здесь сыграл, несомненно, главенствующую роль.

Инис догнала Игрейну, беспечно скакавшую впереди своих людей, наплевав на все правила безопасности, как оно и было ей свойственно. Потому, вероятно, она и была королевой Дааная, отвоевав свое право на этот пост своей силой. У Игрейны еще было некоторое количество выживших братьев, которые могли бы претендовать на трон, но никто из них даже не смел бросать ей вызов (видимо, совершенно отчаявшись). Так что королева обладала своего рода неоспоримым авторитетом – а так же горячим нравом, что даанийцами также весьма почиталось.