Он лишь пожал плечами.

– Какой в этом смысл? Ты мне поверишь? Ты станешь меньше ненавидеть магов, если я скажу, что не делал?

– Не стану! Потому что вы заслужили эту ненависть. Я лишь хочу понять… Почему? Зачем ты так поступил? Десять лет назад вы сотнями убивали рандаирцев – и солдат, и магов, и простых, мирных жителей. Тех, кто никак не мог дать отпор. Вы выжигали целые деревни, призывали на наши поля потопы и ураганы, уничтожали все на своем пути! Жизнь рандаирца не стоила ничего, легче перышка, мельче, чем пылинка под сапогами ваших великолепных магов. Ты, один из них, черный убийца, боевой маг, почему теперь ты приходишь сюда и спасаешь людей? Почему рискуешь собственной жизнью ради тех, кого так спокойно уничтожал еще несколько лет назад??

В тот момент ей казалось действительно важным – важнее всего на свете – понять, почему он так поступил. Байлар не заботило даже, что голос ее уже не был ровным и лицо ее не было спокойным. Просто все то, о чем она думала не один день – а может, не один год, – сошлось в одной острой точке и настоятельно требовало решения – требовало ответа на вопрос простой и жестокий: почему?

И он ей ответил. Впервые, кажется, вышел из себя, потому что в его словах была тихая и больная ярость:

– А почему я не должен был? Почему… как можешь ты знать, насколько спокойно я убивал людей? Что ты можешь знать? Отказывая мне в праве быть человеком лишь потому, что я аранский черный маг? Что ты можешь… Тогда была война. Я убивал рандаирцев. Потому что был магом и воином. А рандаирцы убивали аранцев. Потому что они были врагами. Глупо, жестоко, кроваво. Если тебе повезло родиться с зеленой магией, что ты можешь об этом знать?

Он не смотрел на нее, стиснув в руках край покрывала. Сегвия перебралась на подоконник, и оттуда печально и с сочувствием глядела на мага. Ярра сегодня мучил жар, и оттого его потемневшие глаза, обычно озаренные янтарным светом, лихорадочно блестели.

– Знаешь, почему аранцы победили? – еще тише продолжал он. – Потому что у нас было намного больше боевых магов. Сильных, хорошо обученных боевых магов. Никогда не задумывалась, откуда такой перевес? Все дело в аранской военной системе. Когда эта бесконечная война всем надоела, правительство Арана решило положить ей конец. Для этого нужны были маги. И потому всех детей, обладавших черным типом магии, в восемь-девять лет забирали из дому в военные школы. А к тринадцати их отправляли на поле боя, практически наравне со взрослыми боевыми магами… Особенно внимательно и жестко относились к тем ребятам, кто имел способности массового поражения. Понимаешь, Байлар? Все, что мы видели – это война. Все, что я видел… Все, что я помню о родном доме – война. И потом – война. Поле боя. Запах сожженных тел. Моя магия – огненная, Байлар. Та, что повинуется мне лучше всего… У таких, как я, в Аране не было детства. И не было права выбора. Были бесконечные битвы и враги, которые пытались тебя убить. И товарищи, погибающие рядом с тобой – иногда от рук противников, а иногда просто не вынесшие собственной магии. Было отчаянье и отвращение к своей судьбе. Мы воевали не потому, что мы так хотели. Не потому, что нам это нравилось. Байлар, я видел такое, что если это представишь, тебе будет страшно просто закрыть глаза. Я так жил. Всю жизнь. Я убил десятки рандаирцев и, проклятье, я не оправдываюсь. Просто ты хотела знать, почему я спас тех людей в святилище. И я тебе отвечаю. Спас просто потому, что мог. Потому, что я никогда не убивал людей спокойно.

На несколько долгих минут воцарилась абсолютная тишина. Только с крыши стекала струйками вода, и постукивали капли, что стряхивали с себя деревья у окна. Дождь на время притих, и тут же защебетали довольные птицы, серо-коричневые, в крапинку.

– Прости, – негромко сказал Ярр. – Я не должен был так говорить с тобой… Прости.

Байлар молча подошла к его постели и, озабоченно заглянув в лицо, не спрашиваясь, с короткой вспышкой влила в его тело порцию своей исцеляющей магии. Присела на край кровати и, потеребив косу, сказала:

– Это ты меня прости. Мне все же не следовало… Просто я действительно ненавижу боевых магов. Десять лет назад один такой отряд стер с лица земли деревню, где я тогда жила… и всю мою семью вместе с нею. Они не были воинами и не были даже магами, но все погибли страшной смертью. Мне… повезло, хотя в таких случаях иногда уже не понимаешь, действительно ли повезло больше именно оставшемуся…

– Да, – он закрыл глаза. – Я знаю это чувство. Мне жаль твою семью, Байлар… Неправильно, когда страдают мирные жители.

– И когда воюют дети – неправильно тоже, – горько усмехнулась она. – Что теперь делать, Ярр? Что нам делать?

– Ты можешь убить меня, если тебе станет от этого легче. В конце концов, я бы все равно умер, если бы не ты.

– Не станет. В конце концов, я очень старательно тебя лечила.

– Боевого мага…

– Просто потому, что могла, – улыбнулась Байлар, и улыбка вышла грустной, но все-таки это была улыбка.

В то лето за изнурительной жарой вдруг пришли дожди. Каждый день был серым и влажным, каждый день отсыревшее небо низвергало на землю бесконечные потоки воды, и дороги повсюду превратились в хлябь, а поля – в болота. Байлар топила печь, не жалея дров, хоть и было лето, и за печью пряталась Сегвия, которой никакой дождь был не страшен, но, поскольку она все-таки была книгой – хоть и магической – воду она не любила. Принципиально.

Ярр посмеивался над ее капризами и подолгу смотрел на дождь, и не похоже было, чтоб дурная погода надоела ему хоть чуть-чуть. Еще он тайком наблюдал за Байлар, но только когда был уверен, что девушка не узнает, и поскольку он был так ненавязчив, Байлар не злилась, даже когда замечала.

На жалобы Сегвии насчет погоды маг как-то сказал, что, хоть ему и удивителен такой долгий летний дождь в Рандаире, однажды он был в стране, где дождь непрерывно идет два месяца в году.

– Это в Фииранде, за великим озером Кальнаш. Когда стихия особенно свирепствует, люди там говорят, что морской бог Буурнун, который раньше повелевал всей планетой, должно быть, разгневался и решил снова утопить сушу в океане.

– Наверное, в этот раз Буурнуну чем-то насолил Рандаир, – подала голос Сегвия из-за теплой печки. – И он решил временно оставить в покое Фииранд и заняться вплотную нами.

Байлар тихонько хмыкнула, покосившись на окно. Лило как из ведра; такими темпами неведомый Буурнун вполне мог бы добиться успеха и превратить Рандаир в Рандаирское море, из которого, наверное, только местами торчали бы верхушки гигантских сосен бывшего Билланорского леса.

– А ты много где побывал, да, Ярр? – высунувшись наружу, Сегвия уставилась на мага одним любопытным глазом с почти птичьей головы.

– Да не то чтобы так уж много… Но кое-что за последние восемь лет посмотреть успел.

"Когда война закончилась и государству больше не было особой надобности в живой машине для убийства…"

– Я видел море, прошел Фииранд до самой пустыни, был в Миранде и в Лирии. И на востоке чуть-чуть.

– А в Рандаире тебе бывать приходилось? – спросила Байлар.

– Приходилось, конечно, – его голос мгновенно изменился, и уголки губ чуть дернулись в едва заметной грустной усмешке. "Тогда, с войной и смертью, в сполохах черного пламени. Конечно, мне приходилось здесь бывать, и это ведь очевидно, зачем же ты спрашиваешь, Байлар", – вот что она прочла в его напряженном взгляде. – Правда, это было далеко отсюда. В этой области я впервые. И Леса раньше не видел никогда.

Байлар тихонько вздохнула от облегчения. И отвернулась, чтобы он вдруг не увидел этого неожиданного чувства на ее лице.

Сегвия тем временем все-таки решила покинуть свое убежище и, встряхнув белыми крыльями, совсем прозрачными по краям, через всю комнату пролетела к Ярровой постели и, описав над ним круг, приземлилась к магу на колени.

– Могу я задать тебе еще вопрос, Ярр? – спросила она. Байлар, не удержавшись, скептически изогнула бровь. С чего бы такая вежливость от той, кто только и делал, что расспрашивал раненого мага, и если бы вопросы Сегвии имели материальную форму, то, наверное, несчастного Ярра давно бы погребло под их невероятной массой.