Через две минуты он вошёл в кабинет генерального директора на последнем этаже здания. Кабинет был настолько огромным, что в нём бы разместился весь его департамент с сотрудниками. Мужчина бывал здесь и раньше, но каждый раз поражался. Сквозь огромные стекла во всю стену кабинет заливало светом. Вдоль стены напротив выстроились кожаные кресла, в центре стоял массивный стол чёрного цвета с ослепительно белым монитором. Человек в синем бархатном пиджаке, с вытянутым лицом и прилизанными волосами оторвался от монитора и поднял взгляд на вошедшего.

– Надеюсь, вы довольны результатами работы нашего отдела за эти годы, – мужчина в сером костюме решил нарушить тишину первым.

– Результаты нормальные, втыкать почти и не за что, – вальяжно, словно нараспев, протянул генеральный и снова замолчал.

– Удалось добиться значительного развития, – мужчина развёл руками, не зная, что сказать ещё. «Ну вот ухожу ведь, – зло подумал он про себя. – А всё равно вот это: лебезить, что-то изображать».

– И что будете развивать теперь? – лениво продолжил директор.

– Ничего, – коротко ответил мужчина.

– Ответ достойный, Кирилл, – директор расплылся в улыбке. – Ответ достойный.

«Как же ты отвратителен. Как вы все отвратительны», – подумал мужчина и перевёл взгляд в окно. Перед зданием офиса простирался живописный пруд, слегка качались на ветру деревья. «Ну почему такие виды – всегда для таких, как ты? Ты ведь даже в окно никогда не смотришь».

– Вы приказ подпишите, пожалуйста.

– Подпишу, подпишу. Если так спокойно уходишь в никуда, значит, неплохо вытянул из моего кармана.

– Я не вытянул, а заработал, – нервно ответил Кирилл. – И не только я. Много людей, вся моя команда.

– Ну да, ну да, – флегматично ответил директор. – Команда, без которой мне не жить.[1] А чего бросаешь команду-то? Слышал, ты уезжаешь.

– Слышали? От кого? – Генеральный молча показал на свои уши и вновь расплылся в улыбке. – Мне надоел Петербург. Теперь буду жить в другом месте.

– И что за место? Не секрет ведь? – директор нарочно тянул с подписью: занёс ручку над приказом и выжидающе смотрел на Кирилла.

– Оно называется Голландия.

– Голландия? – генеральный присвистнул. – Что ж, тогда ты и вправду можешь здесь слать всех на хуй. Даже меня. Ты ведь этого хочешь, я знаю, – он шутливо пригрозил пальцем. Кирилл никак не отреагировал. – И куда же? Утрехт? Гронинген? Гаага? Или твой выбор банален, как у большинства? А знаешь, – он снова отодвинул приказ и положил ручку. – Теперь ведь так не говорят, Голландия, они официально отказались. Теперь только Нидерланды. Без пяти минут европеец должен такое знать.

Кирилл замялся, словно раздумывая, продолжать ли разговор.

– Видите ли, в моём случае это немного не так. Голландия – так называется район города Севастополя. Я там родился, но никогда не бывал в нём взрослым. И вот со мной что-то случилось, знаете, перемкнуло. Решил провести отпуск в Севастополе и посмотреть то место, где родился. И так влюбился, что захотел там жить. Представьте, я, возможно, нашёл ту самую квартиру, в которой когда-то жил, просто не помню этого. Мне говорили родители, но я сам никогда там не был. А они уже… их давно, к сожалению, нет.

На лице генерального застыло выражение крайнего удивления.

– Стоп! Стоп, подожди. Ты отдыхал в Севастополе? Это с моей-то зарплатой?

– Не с вашей, – мягко поправил Кирилл. – Со своей.

– Но ты мог поехать в настоящую Голландию!

– Это настоящая. Только другая. Скорее, как петербургская. Когда Пётр закладывал город, он создал Новую Голландию, где строили корабли. И то же самое построили в Севастополе, только значительно позже, а назвали по аналогии.

– И что там, кофешопы есть? – прищурился директор.

– Там мало чего есть. Институт, набережная, пляж, маленький парк, кипарисы. Но там очень спокойно и очень красиво. В общем, я купил там квартиру.

В кабинете повисла тишина, и Кирилл снова задумался, как прервать её, но вдруг директор рассмеялся – громко, раскатисто, долго.

– Но… зачем? Ты хочешь уехать в детство? Нет ничего глупее, чем страдать по детству – всем известно, что это удел неудачников.

– Я не могу скучать по детству, потому что совсем его не помню. Но мне сорок лет, и я давно живу не той жизнью, которой хочу. Вернее, жил, – резко сказал Кирилл. – Подпишите приказ, пожалуйста. Мне нужно идти.

Генеральный провёл по бумаге ручкой, протянул лист.

– Ты вот вроде шаришь во всём этом – все эти СМИ, тексты, как чего там подать, объяснить, убедить. Но не зря ты мне всегда казался странным. Голландец, бля. Летучий. Держи уже – и дуй в свою Голландию. Свободен.

Кирилл выхватил лист.

– Знаете что, Вячеслав Сергеич.

– Ну давай, ну давай же, – глаза генерального заблестели, он потирал руки. – Смелее. В этом кабинете звучало всякое.

– Посылать вас, как вы предложили, я совсем не хочу, – сказал Кирилл. – Я потратил огромную часть своей жизни, работая на вас. За вашу идею, за ваши проекты, за вашу продукцию, за ваше место на рынке – не за себя. Вместо того, чтобы по-настоящему жить, делать что-то полезное для людей, для себя. Я не принадлежал себе, а бился за то, что лично для меня не имеет никакой ценности, никакого значения. Но бился хорошо – и побеждал, а значит, и вы побеждали. Вот такие дела.

– Так и что же? – генеральный перевёл взгляд на монитор, давая понять, что теряет интерес к разговору.

– Как вы думаете, зачем я рассказал вам про Голландию, зная ваши шуточки и то, как вы станете издеваться? Ведь мог же не говорить – ну, уезжаю и уезжаю.

– Кирилл, – директор откинулся на спинку кресла. – Ты всерьёз думаешь, что мне хочется всё это знать?

– Я сказал это затем, чтобы вы знали, что есть и другая жизнь, люди, и можно любить другое и стремиться к нему, хотеть другого. Понимаете? Я полюбил это место всем сердцем, и мне не стыдно сказать это, отстоять, потому что я теперь представитель не вашей компании, а самого себя. Я даже страницу на «Фейсбуке» удалю. И «Инстаграм» этот грёбаный, который так ненавижу. А прежде всего отпишусь от вас.

Кирилл шумно выдохнул. На лице генерального расползлась широкая улыбка, а затем тот заговорил, медленно и спокойно.

– Да ничего не изменится. Ты будешь принадлежать себе ровно до тех пор, пока не кончится последняя зарплата. А потом побежишь… Кстати, кому ты будешь там принадлежать, в своей Голландии? За кого будешь биться? Ты всегда останешься таким же – хоть в Голландии, хоть в Новой Зеландии. От себя не убежишь, не скроешься. – Он поднял руку и описал презрительный жест в воздухе, словно от чего-то отмахиваясь, а затем ухмыльнулся и смерил Кирилла холодным взглядом. – Так что иди давай. Деревянко!

г. Севастополь, набережная, сквер у памятника Создателям метода размагничивания кораблей

День (выходной). Ветер с моря.

На скамейках оживлённо переговаривались люди. К каждому подходил мужчина в кепке с якорем: приветствовал, перекидывался парой слов, затем отходил, доставал мобильный. Приходили новые люди, и вскоре на маленькой набережной собралась внушительная толпа. Мужчина подсчитал пришедших и, закончив, хлопнул несколько раз в ладони, прося внимания.

– Пятьдесят один человек, поздравляю! – громко объявил он. – Это немало.

– Это очень немало, – ответила женщина из толпы. – Мы никогда так не собирались.

Люди одобрительно зашумели: да, такое впервые, действительно.

– Знаете, и это здорово, – с энтузиазмом подхватил мужчина в кепке. – Микросообщества, локальные коллективы, например, жители небольшого района, которые собираются вместе, чтобы решить насущные проблемы – это тенденция всего мира. Люди должны понимать, что от их воли, от их решения многое зависит. И хотя, как вы все давно знаете, меня вряд ли можно заметить где-то кроме нашего района, – по рядам пронеслись смешки, – я отлично знаю, что это давно работает в Европе, да и, пусть и со скрипом, в нашей с вами стране. Всё это похоже на какую-нибудь предвыборную речь, правда?