Он поднимает руку и указывает пальцем в грудь раненому. Там, внутри, жжение становится невыносимым, и Эрвин впивается пальцами, силясь выцарапать из тела огонь…

– Проснитесь, проснитесь!

Свет. Джемис крепко держит Эрвина за руку.

– Вы повредили швы, открылось кровотечение. Придется наложить заново.

– Холодная тьма…

– Сочувствую.

Джемис берется за иглу.

Темнота…

Свет…

Темнота…

Мир, возникший из темноты на этот раз, чем-то отличался.

Потолок из замшелых бревен, сырая земля вместо пола, свет сквозь оконце во входном щите. Все прежнее… только на полтона ярче.

Эрвин встал – ноги удержали его. Отодвинул щит, вышел в лес.

Сквозь перекрестье ветвей стреляло солнце, рассыпая повсюду искры росы. Ближний куст покачивался, встревоженный ветерком, и ронял блестящие капли. Запах хвои и смолы вливался в легкие. Прохладный воздух щекотал спину, трава ласкала ступни. Эрвин растворился в ощущениях, пораженный: все ново! Все иначе! Не та поляна, не тот лес… не тот мир!

Рыжая тень бесшумно скользнула со ствола, метнулась меж кустов, замерла мордочкой к человеку. Глазки из темного бисера, кисточки на ушках, распушенный хвост, выгнутый, как буква S. Эрвин смотрел на белку, она не трогалась с места, и он смотрел… и в этот самый миг пришло осознание.

Рана больше не болит!

Эрвин София Джессика никогда не считал, что судьба несправедлива к нему. Он знавал множество радостных дней. Испытал любовь, пробовал успех на вкус, заводил умных друзей, бывал в центре внимания, наслаждался красотою в разнообразнейших ее обличьях. Умел ценить терпкость вина, остроту фразы, изящество мысли, искру девичьего смеха. Его жизнь – особенно годы в столице – была полна прекрасного, тонкого, сладкого, драгоценного…

Эрвин глядел на белку, в бисерные ее темные глазки, и точно знал: сейчас – лучший миг его жизни. Такого не было в прошлом и никогда не будет впредь. Все радости, пережитые прежде, – тусклы, крохотны, смешны. Он не хотел шевелиться, боялся даже дышать, чтобы не спугнуть этот миг вопиющего, бесстыдного, умопомрачительного счастья.

Да пошлют боги когда-нибудь еще хоть один такой же миг!

Когда Джемис вернулся с охоты, неся на плечах тушу олененка, лорд Эрвин Ориджин сидел возле горящего костра. У воина даже челюсть отвисла.

– Как вам удалось?..

– Пункт первый: я поднялся на ноги. Пункт второй: нашел сухих веток. Пункт третий: разжег огонь. Знаете ли, мне по вкусу масштабные планы.

– Вы… – Джемис сбросил тушу на землю и оглядел Эрвина с ног до головы. – Вы здоровы?..

Эрвин искривил губы.

– Ни капли не здоров. Задыхаюсь после десяти шагов и с трудом поднимаю хоть что-то тяжелее собственной руки. Но я больше не умираю, вот в чем штука.

– Рад это слышать, милорд.

– Рады?.. – переспросил Эрвин.

– Вы сомневаетесь, милорд?..

– Садитесь, Джемис. Есть разговор.

Воин сел возле лорда, пес улегся между ними.

– Кое-что нам с вами нужно прояснить. Я выскажу свои догадки, вы ответите, прав ли я.

– Слушаю, милорд.

– Вы шли за нами, чтобы убить меня, верно?

Джемис глубоко вдохнул.

– Да, милорд.

– Но вас опередили. Вы услышали звуки битвы, а когда пришли на место, увидели братскую могилу. Вы решили, что я тоже погиб?

– Сперва – да, милорд. Но позже нашел ваш меч, и рядом с ним не было вашего тела.

– Тогда вы сочли, что я бежал с поля боя.

Воин не смотрел ему в глаза.

– Милорд…

– Не смейте лгать. Вы не кайр, но все еще дворянин!

– Да, я решил, что вы сбежали.

Эрвин кивнул.

– Благодарю за честность. Дальше вы поняли, что вам не составит труда нагнать меня и убить – ведь с вами был Стрелец, он легко взял бы след. Однако вы не двинулись в погоню сразу же, а провели еще несколько дней на месте сражения. Похоронили тела – тяжелое и благородное дело. Чем еще вы там занимались?

– Спускался в ложе Дара.

– Из любопытства? Я понимаю.

– Не только из любопытства, милорд. Я нашел ваш меч, когда бродил по краю ложа. Видите ли… вы все-таки Ориджин, и я подумал…

Эрвин усмехнулся:

– Вернее сказать, понадеялись, что я все же не спасся бегством, а был убит и упал в пещеру.

– Да, милорд. Подумал: вдруг так и было. Тогда я смог бы найти в ложе ваше тело и доставить его светлости.

– Доставить моему отцу?!

– Да, милорд.

Эрвин ужаснулся:

– О, боги! До Первой Зимы два месяца пути, тело превратилось бы в жижу. Герцог стерпел бы, но бедная матушка лишилась бы рассудка от такого зрелища!

– Да, милорд, я немного поразмыслил и решил поступить иначе. Подумал, если найду останки, то похороню здесь, а доставлю его светлости только ваш меч. Позже его светлость сможет прислать за вами людей.

– Если сочтет меня достойным места в родовой усыпальнице, вы это хотите сказать?

– Милорд…

– Отвечайте!

– Да, милорд.

– Прекрасно. Ваша честность радует все больше. Итак, вы полезли в ложе и не нашли там никакого тела.

– Верно, милорд.

– Вы вернулись к изначальной версии: лорд-неженка бежал из боя.

– Да, милорд.

– Тогда вы пустили по следу Стрельца, и пес легко привел вас сюда. Вы нашли меня полумертвым, лежащим на этой вот поляне, и весьма удивились тому, что я ранен. Недолго поколебавшись, решили помочь мне, что и выполнили со старательностью, за которую я вам весьма благодарен.

– Да, милорд.

Воин выглядел хмурым и напряженным. Пес, всегда понимающий его настроение, тревожно навострил уши.

– Полагаю, понятия о чести не позволили вам зарезать раненого. Вы решили подождать, пока моя хворь отступит. И вот мы подходим к самому насущному вопросу: что вы намерены делать теперь, когда я способен стоять на ногах?

Джемис опустил голову и долго, долго молчал.

– Я выполню то, что вы скажете, милорд.

Эрвин усмехнулся. Какая странная привычка выработалась: реагировать смехом на угрозу смерти.

– Хотите сказать, у меня будет выбор между мечом, кинжалом и арбалетом? Премного благодарю.

– Нет, милорд, вы ошибаетесь.

– Ошибаюсь?

– Не во всем. В большинстве правы. Да, я пришел ради мести. Лишиться плаща – никто в моем роду не знал такого позора. Да, я не убил бы раненого. И действительно я хотел дождаться, пока заживет ваша рана. Вы все поняли правильно, милорд. Кроме одного: я раздумал мстить.

– Неужели?

– Я сделаю то, что прикажете, милорд. Захотите – останусь с вами, буду служить всю дорогу до Первой Зимы. Дорога нелегка, вам пригодится помощь. Захотите – уйду сейчас, и больше вы меня не увидите. Сомневаюсь, что вы потерпите рядом с собою такого вассала. Я бы не терпел.

Эрвин озадаченно свел брови.

– В чем причина столь разительной перемены?

– Я был к вам несправедлив от самого начала. Вы не таков, каким кажетесь. Мне стыдно за все, что думал о вас.

– Как вы пришли к такому мнению?

Джемис закатал рукав рубахи. Вдоль предплечья шел глубокий порез.

– Изо всех своих поединков я выходил победителем, – сказал воин. – Мне не доводилось быть тяжело раненым. Глядя на вас, я захотел узнать, каково это.

У Эрвина отвисла челюсть.

– Вы порезали руку и посочувствовали мне?! Что за чушь! Вы – Джемис Лиллидей или Праматерь София?!

– Нет, милорд. Я влил в рану несколько капель сока змей-травы. И понял одно: тот человек, каким я вас считал, не дожил бы до моего прихода.

– Ах, вот оно что!..

Они помолчали.

– Мне бы пригодился спутник на обратном пути, – сказал Эрвин. – Если готовы служить лорду-неженке, у вас есть такая возможность.

– Рад служить Дому Ориджин, милорд.

– Имейте в виду, – отметил Эрвин, – я не верну вам плащ, пока не уверюсь, что вы его достойны.

– Ничего другого и не жду.