Мы точно также склонны считать, что летописный материал в части Вещего Олега должен рассматриваться совместно с «Сагой об Одде Стреле» (хотя это далеко не единственная сага, в которой упоминается Орвар-Одд) и прочими источниками. Между прочим, как сообщает сага, после смерти отца, возмужав, «сыновья Одда (Асмунд и Херрауд) стали управлять страной (Гардарики). Сейчас существует большой род, который произошёл от детей Одда и Силкисив» (Örvar-Odds saga, X.4.14).
Б.А. Рыбаков не ставит перед читателем проблемы: «Куда же исчез со страниц истории другой сын Одда и Силькисив – Херрауд/Геррауд Младший, если Асму(н)д появляется в летописных известиях под 945 и 946 годами?» Но мы высказали на этот счёт свои предположения в статьях (Гаврилов, 2012, 2013) и более полное обоснование им приведём в последующих разделах настоящего издания. Суть идеи состоит в тождестве Игоря «Рюриковича» и Херрауда Оддсона.
Вещий Олег, или же Орвар-Одд, – отнюдь не мнимый основатель государства, не оставивший потомков! Он – самый настоящий правитель, положивший начало могуществу Руси (а может, и всей правящей династии так называемых «Рюриковичей»), воспетый и речистыми былинниками, и древними скальдами.
Боян. С картины В.М. Васнецова
«Эстафету» приняли поэты первой величины сравнительно недавнего прошлого – А.С. Пушкин, К.Ф. Рылеев, Н.М. Языков, М.Ю. Лермонтов, Ф.И. Тютчев (Гаврилов Н., 2014). Это – культурный герой, уже при жизни ставший легендой, что не противоречит основам традиционной культуры и мифологическому типу мышления предков. Мы с вами, вольно или невольно, тоже в немалой степени приверженцы такого мировосприятия и его наследники.
…Ах, было время, время боев
На милой нашей стороне.
Где ж те года? прошли оне
С мгновенной славою героев.
Но тени сильных я видал
И громкий голос их слыхал:
В часы суровой непогоды,
Когда бушуя плещут воды,
И вихрь, клубя седую пыль,
Волнует по полям ковыль,
Они на темно-сизых тучах
Разнообразною толпой
Летят. Щиты в руках могучих,
Их тешит бурь знакомый вой.
Сплетаясь цепию воздушной,
Они вступают в грозный бой.
Я зрел их смутною душой,
Я им внимал неравнодушно.
На мне была тоски печать,
Бездействием терзалась совесть,
И я решился начертать
Времен былых простую повесть.
Лермонтов М.Ю. Олег, 1828)
Об эпических и фольклорных дополнениях к образу Олега Вещего
Основным источником сведений о Вещем Олеге являются русские летописи и, как уже говорилось выше, скандинавские саги. Однако стоит рассмотреть и другие, малоизвестные и фрагментарные источники.
Нам хотелось бы обратить внимание читателей на множество «сопутствующих обстоятельств», также отчасти проливающих свет на жизнь нашего легендарного князя.
Мнение о том, что в былинном образе Волха отразились некоторые черты биографий древнерусских князей, поддерживал ряд отечественных учёных. Даже Д.С. Лихачев писал:
«Образ Вольги, князя-кудесника, весьма древний… К таким князьям-кудесникам в сравнительно уже позднюю эпоху причислялись двое князей – Олег Вещий в X веке и Всеслав Полоцкий во второй половине XI века. Их обоих, а может быть и еще кого-нибудь третьего, и соединил в своем образе былинный Вольга» (Лихачёв, 1953, с. 200).
Известны и возражения на этот счёт В.Я. Проппа:
«Большинство ученых с полной уверенностью утверждало, что Волх этой былины не кто иной, как Олег. Такая точка зрения должна быть признана совершенно фантастической. Поход Волха на Индию отождествлялся с походом Олега на Царьград, хотя в походе Волха, описанном в былине, нет, как мы увидим, буквально ничего похожего на поход Олега, каким он описывается в летописи. Легендарная смерть Олега от змеи сопоставлялась с рождением былинного Волха от змеи, хотя и здесь ровно никакого сходства нет, кроме того, что в том и в другом случае фигурирует змея. Были и другие теории, но данная теория преобладала. Несмотря на её полную и очевидную несостоятельность, она была повторена и некоторыми советскими учеными» (Пропп, 1958, с. 70).
Пропп здесь, конечно, несколько лукавит. Дело вовсе не в змее, точнее, не в ней одной. Один от Змея рождён, а другой якобы змеёй «уклюнут».
Во-первых, дело в особом, чудесном, языческом даре Волха-Вольги, предугадывающем опасности подобно Вещему Олегу и добивающемся своего примерно теми же способами, как и Олег. Указание на волхование недвусмысленное.
Во-вторых, в сходстве имён. Например, «женский вариант» имени Олега (именительный падеж Ольг) – «Ольга» – в той же Лаврентьевской летописи заменён на «Вольга» в сообщениях 945, 946, 947 годов, точнее, используется параллельно с первым как равнозначный.
В-третьих, по некоторым сохранившимся вариантам былины Волх-Вольга как варяг призывается пахарем Микулою для правления, они вместе объезжают города, устраняя несправедливости. Чем вам не знаменитое «земля наша велика и обильна, да нарядника в ней нет»?!
Наконец, в-четвёртых, уже в поговорку вошла забота былинного богатыря о своей храброй дружине, которую он мудро бережёт для ратного дела, спасая от житейских забот.
Например:
Дружина спит, так Волх не спит:
Он обернется серым волком,
Бегал, скакал по темным по лесам и по ра́менью,
А бьет он звери сохатыя,
А и волку, медведю спуску нет,
А и соболи, барсы – любимый кус,
Он зайцами, лисицами не брезговал;
Волх поил-кормил дружину хоробрую.
Обувал-одевал добрых молодцев, —
Носили они шубы соболиные,
Переменныя шубы-то барсовые.
Дружина спит, так Волх не спит:
Он обернется ясным соколом,
Полетел он далече на сине море,
А бьет он гусей, белых ле́бедей,
А и серым, малым уткам спуску нет;
А поил, кормил дружинушку хоробрую,
А все у него были яства переменные,
Переменные яства сахарные.
А стал он, Волх, ворожбу чинить:
«А и гой еси вы, удалы добры молодцы!
Не много не мало вас – семь тысячей.
А и есть ли, братцы, у вас таков человек,
Кто бы обернулся гнедым туром,
А сбегал бы ко царству Индейскому,
Проведал бы про царство Индейское,
Про царя Салтыка Ставрульевича,
Про его буйну голову Батыевичу?»
Как бы лист со травою пристилается,
А вся его дружина приклоняется,
Отвечают ему удалы добры молодцы:
«Нету у нас такого молодца,
Опричь тебя, Волха Всеславьевича».
Оказавшись на вражьей земле и подслушав в зверином обличье разговор правителей той земли, Волх и тут прозревает предстоящие трудности, упреждает опасности, кои предстоит испытать его воинам.