Я никогда не испытывал энтузиазма в отношении этого режима и с радостью открыл для себя еще в молодости, что есть левое движение, которое критически относится к советской модели. Мы называли себя «демократическими социалистами» и решительно отвергали точку зрения, что Советский Союз является социалистическим обществом. Но люди, разумеется, спрашивали: где же существует ваш демократический социализм? На этот вопрос было трудно ответить и тогда, и сейчас.

Конечно, мы могли указать на Скандинавские страны, и, действительно, несколько десятилетий назад Швеция и Дания казались гораздо более пригодными для жизни, более гуманными и достойными обществами, чем любое другое государство по обе стороны «железного занавеса». Они были и остаются демократиями. В них всегда существовало мощное рабочее движение. Они достигли такого уровня социальной справедливости и равенства, который невозможно было представить в тех же Соединенных Штатах. Но эти страны оставались капиталистическими, и социал-демократические партии, которые руководили ими на протяжении многих десятилетий, не особенно стремились к тому, чтобы преобразовать их во что-то большее, чем приличная и гуманная форма капитализма.

В поисках более передовой модели демократического социализма наши взоры могли обратиться к опыту движения кибуцев в Израиле. Кибуцы восприняли социалистические идеалы и воплотили их в жизнь так полно, как никто до них. Общественные столовые и прачечные, коллективное воспитание детей, прямая демократия, когда все решения принимаются на еженедельных собраниях общины, – все это были революционные идеи, восходившие к классическим социалистическим работам. Но при всех своих достоинствах кибуцы никогда не привлекали более трех-четырех процентов населения маленького еврейского государства. Они имели влияние, несоразмерное их численности, и дали стране многих видных политиков, генералов и деятелей культуры. Но в целом Израиль был не более социалистическим, чем Дания.

Если же мы искали примеры стран, в которых социалистические партии пришли к власти и провели радикальные реформы, нацеленные на строительство социализма, но в то же время защищавшие демократию, то есть многопартийные выборы, свободу слова и свободу печати, свободные и независимые профсоюзы и т. д., – то найти оказывалось непросто.

В двадцатом веке было немало интересных экспериментов, связанных с правлением трудящихся. Среди них можно упомянуть преобразования, проведенные анархистами, синдикалистами и независимыми социалистами в Испании во время гражданской войны, или великий австрийский эксперимент по организации городской жизни на социалистических началах, известный под названием «Красная Вена». Но бывало ли так, что марксистская партия проводила демократическую социалистическую революцию в масштабе целой страны? Я знаю только один пример, и это – Грузия.

Столетняя годовщина Октябрьской революция отмечалась по всему миру выставками и памятными мероприятиями. В Лондоне, где я живу, прошла большая выставка русского революционного искусства в Королевской Академии и историческая выставка в Британской библиотеке. Даже галерея Тейт, крупнейшее в Великобритании собрание современного искусства, посвятила российским событиям 1917 г. огромную выставку. Но в России, насколько мне известно, эта дата отмечалась намного скромнее.

Спустя несколько месяцев Грузия с большим размахом отметила столетнюю годовщину своей независимости, которая была провозглашена 26 мая 1918 г. К этой дате вышли новые книги, в их числе – новое, трехъязычное издание книги Карла Каутского о Грузии 1921 г., написанной по итогам его визита в эту страну. К сожалению, среди языков, выбранных для нового издания, не оказалось русского.

Это достойно сожаления, потому что в доминирующих после распада Советского Союза интерпретациях того революционного периода, при всех их отличиях друг от друга, не нашлось места для признания значимости социал-демократической (меньшевистской) альтернативы.

Одни считают революцию 1917 г., свергнувшую царя, исторической трагедией и винят все революционные партии, начиная с большевиков и заканчивая теми, кого большевики уничтожали.

Другие по-прежнему видят в Ленине национального героя и считают ничтожествами всех его противников, включая Керенского, кадетов, социалистов-революционеров и социал-демократов.

Проблема и с той, и с другой интерпретацией заключается в том, что они исключают возможность правоты социал-демократов в чем-либо и их шансов на успех.

Грузия была единственным регионом огромной Российской империи, где социал-демократы пользовались поддержкой подавляющего большинства народа. Грузинские большевики представляли собой крошечную и неэффективную группу. В отличие от российских меньшевиков, грузинские социал-демократы смогли построить массовую партию, включавшую как рабочих и представителей интеллигенции, так и большое число крестьян. Когда в 1917 г. пал царский режим, кавказский наместник покинул Тбилиси, передав власть лидерам Грузинской социал-демократической партии.

Грузинских социал-демократов тогда мало интересовала национальная независимость. Они видели Грузию автономией в составе Российской демократической республики. Они признали власть Временного правительства в Петрограде, и один из грузинских социал-демократов даже был министром в этом правительстве, а другой возглавлял Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет Советов. Так почему же в следующем году Грузия отделилась от России?

Захват власти большевиками в октябре и последующий разгон Учредительного собрания заставили грузинских социал-демократов переосмыслить будущее своей страны. Они выбрали независимость, которая давала им возможность построить такое общество, о каком они всегда мечтали. Несмотря на ужасную нищету и внешние угрозы, они смогли создать прочную политическую демократию с многопартийной системой и свободными выборами (причем женщины получили право голоса). Они успешно провели широкомасштабную аграрную реформу, которая состояла не в коллективизации сельского хозяйства, как впоследствии в Советском Союзе, а вела к формированию в деревне среднего класса. В городах они создали систему социальной защиты и социального партнерства, которая предвосхитила «государство всеобщего благоденствия», возникшее в Западной Европе после Второй мировой войны.

Их эксперимент показал, что социализм возможен – и не только «с человеческим лицом», но и с человеческим сердцем. Их достижения заинтересовали социалистов всей Европы. В конце 1920 г. делегация, включавшая наиболее известных из них, в том числе Каутского и будущего премьер-министра Великобритании Рамсея Макдональда, побывала с визитом в Грузии.

Конечно, как я показываю в этой книге, общество, созданное грузинскими социал-демократами, не было идеальным. Среди прочего, они потерпели серьезную неудачу в сфере отношений с этническими меньшинствами страны, не сумев выполнить свои обещания равенства и автономии для них. Но, в отличие от российских большевиков, грузинские социал-демократы и не стремились создать идеальное общество. Они хотели построить общество, которое было бы лучше существующего. И это у них получилось.

Их опыт плохо известен сегодня не только в России, но даже в Грузии. За историческую память идет борьба, и важно опровергнуть мифы и помочь восторжествовать правде. Грузинский эксперимент 1918–1921 гг. показал, что революция могла быть другой, без ЧК и ГУЛАГа.

Почему сегодня это имеет значение для россиян? Потому что ценности, которых придерживались грузинские социал-демократы, имеют универсальный характер, они важны или должны быть важны для всех и везде. Среди них – права человека, демократия и социальная справедливость.

Рассказывая историю Грузинской демократической республики, мы говорим не только о прошлом, но и о возможном будущем – для России и для всего мира.

Брюссель, 29–30 июля 1914 г.